Странствия хирурга: Миссия пилигрима - Вольф Серно

Я изложил свои тезисы Магистру, и он, по крайней мере, не отверг их прямо с порога. Правда, резко опустил меняя на землю, поинтересовавшись, какая от этого польза в моей борьбе с черной смертью. В общем, далеко я не продвинулся. Что толку от самых замечательных теорий распространения, если я даже не знаю, в чем тайна этой злосчастной Rattus rattus [30].

Но у моего друга возникла идея, которая мне самому никогда не приходила в голову. Он вспомнил, что перед болезнью мою горячо любимую Арлетту покусали блохи. Не успел он это сказать, как перед моими глазами всплыли картины, настолько отчетливые, словно все случилось вчера. Это было в убогой гостинице, и мне пришлось обрабатывать зудящие укусы папоротником, поскольку ничего другого не было под руками. Позже, когда Арлетта уже лежала в жару, я обнаружил именно в местах укусов некротические язвы.

Блохи как переносчики чумы? Передо мной открывается новое поле исследований, не имеющее ничего общего с моими крысиными теориями. Я решил тщательно обдумать это.

Может, это всего лишь совпадение, что в тот момент Арлетту покусали блохи, точно так же, как ничего не значит тик доктора Санджо, и оба события никак не связаны с чумой?

А если все-таки связаны?

У Магистра новые бериллы, и он одержим жаждой деятельности. То же самое с Энано.

Падуя, мы идем!

ЦУГМЕЙСТЕР АРНУЛЬФ ФОН ХОЭ

Я разыскиваю нашего брата Массимо, который поклялся мне в верности, но чем дольше длится этот разговор, тем больше я убеждаюсь, что он спрятался на постоялом дворе.

— Со стороны Эдуардо было в высшей степени благородно взять нас с собой, — важно изрек Магистр. Вместе с Витусом и Коротышкой он восседал на запряженной быками подводе посреди поросят, которых крестьянин вез продавать на рынок. — Жаль, что у меня пустые карманы, я бы с удовольствием вознаградил его за это.

— Щё щего! — возмущенно приподнялся Энано. — Отстегивать монеты за тряску среди такого свинства!

— Успокойся, Коротышка! Если бы не Эдуардо, тебе пришлось бы сейчас семенить пешком, а до Падуи путь не близкий. Каждая миля, которую нам не пришлось преодолевать на своих двоих, подарок свыше. Верно, Эдуардо?

— Си-си! — отозвался крестьянин, сидевший на козлах. Он, правда, не уловил смысл беседы, но, как всегда, был настроен миролюбиво. — Как дела, все хорошо?

— Разумеется! — заверил маленький ученый. — Даже очень хорошо, учитывая прекрасную погоду. — Без всякого перехода он замурлыкал бойкую галисийскую песенку, повествовавшую о крестьянке-плутовке, которой на пару с батраком на протяжении семнадцати куплетов удавалось наставлять рога своему ревнивому благоверному. Закончив, он крикнул вознице:

— Ты все понял, Эдуардо?

— Но, но, не все, Магистр, но звучало весело!

— Это самое главное. Давай, Коротышка, выдай тоже что-нибудь. Ты ж всегда готов глотку драть.

— Уй-уй, глазощур, пощему бы и нет? — Энано пронзительным фальцетом завел народную германскую песню. Потом настала очередь Витуса, но тот замахал руками:

— Нет, друзья, увольте! В лучшем случае я мог бы изобразить вам григорианское песнопение, но оно будет чересчур унылым для этого прекрасного дня.

— Что, опять григорианское песнопение?! Хочешь увильнуть? — Магистр ткнул друга указательным пальцем в грудь. — Один раз ты уже пытался отвертеться, сорняк. Год назад, когда мы все вместе возвращались в Гринвейлский замок и ты… Ох, извини, какой же я осел! Совсем забыл, что эти воспоминания для тебя… Прости меня, прости ради Бога!

Витус не успел ничего ответить, потому что в этот миг подводу сильно тряхнуло, и она остановилась.

— Это еще что такое? — Магистр вздрогнул и посмотрел вперед, на пыльную дорогу. Новые бериллы позволили ему четко разглядеть причину остановки. Перед повозкой стоял высокий костлявый человек в поношенной монашеской рясе. За его спиной ровными рядами попарно застыли еще десятка три мужчин в таких же одеяниях. Костлявый поднял руку и произнес:

— Извини, крестьянин, что задерживаем тебя, но не найдется ли у тебя для нас еды на дорогу? Господь всемогущий, пославший нас, воздаст тебе.

— Кто ты? — испуганно выдавил Эдуардо.

— Не бойся, сын мой. Как твое имя?

— Э… Эдуардо.

— Меня зовут Арнульф фон Хоэ, однако происхождение не имеет к делу никакого отношения. Я отзываюсь просто на имя Арнульф. — Он показал рукой на своих спутников. — Это мои единоверцы, братья во Христе, выбравшие меня цугмейстером, главой нашей процессии. Мы отправились в путь, чтобы предупредить Божьих детей о следующем нашествии чумы. В народе нас называют хлыстами. Так найдется у тебя для нас немного еды?

Эдуардо быстро перекрестился. Из всего обращения Арнульфа у него в голове застряло только одно страшное слово: «чума».

— Где… где? Ради всех святых и Пресвятой Девы Марии, где она началась?!

— Успокойся, пока нигде. Но мне недавно приснился сон, в котором наш Спаситель явился мне и возвестил, что люди слишком много грешат и он хочет покарать их новой эпидемией. Я спросил Его: «Учитель, что я могу сделать, чтобы отвратить от грешников страдания?» И он мне ответил: «Ступай, собери вокруг себя смелых и сильных духом, ходи с ними по стране и бери на себя всю вину, как когда-то Я взял ее на себя. Сделай себе бич из веревок, как когда-то сделал Я, и гони прочь чуму, как когда-то Я изгонял торговцев из храма. Бич же оставь себе и карай сам себя, чтобы Я не карал людей. Если же будешь поступать супротив Моих слов, в Ломбардии начнется страшный вой и скрежет зубовный». Я проснулся весь в поту от страха и сказал: «Да, Господи, так тому и быть. Да будет воля Твоя!» Ну, Эдуардо, найдется у тебя какая-нибудь еда для твоих братьев во Христе?

Пока Арнульф говорил, несколько его товарищей обнажились до пояса и принялись бичевать себя. Проделывали они это крепкими палками, с которых свисали по три веревки с большими узлами. Из узлов торчали острые, как иглы, железные шипы. Инструменты были словно позаимствованы из пыточной камеры и должны были приносить адские муки. Тела мужчин сплошь состояли из синих вздутий и кровавых полос.

— Какая она… ужасная! — содрогнулся Эдуардо. Он снова осенил себя крестным знамением и начал лихорадочно шептать «Ave Maria», потом опомнился и спросил: — Где, э-э… учитель Арнульф? Где она разразится?

— Между Брешиа и Мантуей. Она захлестнет всю Ломбардию, потом двинется на восток, в нашу сторону, дойдет до Падуи и перекинется на Венецию. Весь мир задохнется в ее смрадном дыхании, если ее не остановят такие благочестивые борцы, как я и мои товарищи. Мы бичуем себя, чтобы сия чаша миновала тебя, Эдуардо!