Я – меч, я – пламя! - Василий Кононюк

Больше всего Сталину хотелось, чтобы хоть что-то случилось не так, как предсказывала Ольга, увидеть хоть одну ошибку и снова знать: будущее не определено, можно не верить в этот назначенный срок, в возможную катастрофу, которой просто не может быть. В настоящий момент на континенте нет армии, которая способна противостоять РККА. Что может измениться за это время? Ведь мощь РККА растет с каждым днем. Не успеет Германия совершить такой рывок, это невозможно.

Но события происходили как по расписанию, и даже тайный протокол к германо-японскому договору, который с большим трудом раздобыла внешняя разведка, повторял то, о чем рассказала Ольга. Приходилось смиряться с неизбежностью и готовить страну к конфликту.

Сталин еще раз после памятного разговора на даче расспрашивал Стрельцову о возможностях предотвращения конфликта, и она повторила практически то же:

– Товарищ Сталин, будущее не определено, теоретически возможность предотвращения конфликта существует. Для этого противник должен быть уверен в двух важных для него обстоятельствах. Во-первых, то, что мы не собираемся на него нападать ни сейчас, ни в будущем. Во-вторых, противник должен понимать, что мы достаточно сильны, чтобы не дать себя победить. Это необходимое условие предотвращения конфликта, и мы в силах выполнить два этих условия комплексом экономических, военных и политических мер. Но кроме объективных факторов, к сожалению, существует фактор психологический. И если рассматривать психологическое состояние германского руководства в сорок первом году, то после целого ряда блестящих побед и будущего покорения всей Европы мысль, что в этом мире существует достойный соперник Германии, просто не в состоянии посетить их умы. Поэтому я не сомневаюсь, конфликт будет. Интенсивность и продолжительность его определят несколько факторов, а именно: первое и основное – соотношение сил в воздухе. Если мы удержим паритет в небе, продемонстрируем упорную оборону на земле и активные действия в тылу противника, конфликт удастся быстро прекратить. Мы перейдем к мирным переговорам. Ведь всем станет очевидно – продолжение войны послужит интересам Великобритании и САСШ, но никак не СССР и Германии.

– Неужели вы не понимаете, что это ничего не решает? Гитлер сделает перерыв, наберется сил и ударит по нас снова.

– У него в отличие от нас висит на шее война с Англией и формально война с САСШ, которую ни шатко ни валко, а вести нужно. Мы тоже не будем сидеть сложа руки, и, если четко продемонстрируем два условия, названных мною ранее, никакого желания повторять печальный опыт у Гитлера не возникнет. Кроме этого есть фактор внутренний. Немецкие генералы тихо ненавидят Адольфа Гитлера, который подвинул их вниз на исторически сложившейся иерархической лестнице германского общества. Так что не исключен вариант смены власти при первой же неудаче нынешнего канцлера.

– Так это еще хуже. Они сразу попытаются объединиться с Англией и САСШ против нас.

– Попытаться-то попытаются, но у них ничего не получится. Не будем забывать, что к этому времени Германия завоюет всю Европу. Для Англии и САСШ такое положение дел совершенно недопустимо, ибо означает их геополитическое поражение в недалеком будущем. Поэтому они станут требовать освобождения всех захваченных территорий. Кто бы ни пришел к власти в Германии, он на это не пойдет. Отдавать завоеванное – это противоречит самой сути германского характера. Народ не поймет. Поэтому, после того как Германия получит от нас по носу, у нее останется единственный выход – возобновить и углубить заключенный с нами мирный договор независимо от того, кто будет стоять у власти. Что касается идеологии национал-социализма…

– Не нужно считать товарища Сталина глупее, чем он есть на самом деле. То, что идеология национал-социализма не жизненна и само руководство Германии будет вынуждено ее сменить, понятно и ребенку.

– Я считаю вас гениальным руководителем, товарищ Сталин. Уже то, что вы больше года доверяете моим рекомендациям, несмотря на собственные сомнения и возражения вашего окружения, говорит о многом. Я в самых смелых своих мечтах не надеялась, что вы измените наступательную доктрину РККА на оборонительную.

– После того как вы записали всех сторонников наступательных действий в троцкисты, у меня просто не было другого выхода. – Сталин спрятал в усы улыбку. – Что ж, ваше мнение, товарищ Стрельцова, нам понятно. Не буду вас больше задерживать.

Никто не знал, как тяжело ему было ломать себя. Как он перечитывал вновь и вновь описание хода событий первых месяцев той, воображаемой войны, изложенное Ольгой по его требованию, ее анализ действий командования РККА. Скрупулезный разбор ситуации и вывод – в условиях столкновения с противником, имеющим количественный и качественный перевес, единственно верным решением было с первых дней перейти к обороне, а еще лучше – готовить ее заранее, до нападения противника. Готовить не только оборону, но и саму территорию к возможной оккупации и организации партизанской войны. Как тяжело далось ему понимание: единственный способ борьбы с немецкой армией на первом этапе – это война от обороны. Но после памятного марша минской танковой бригады, когда двадцать процентов техники осталось на территории воинской части, так как она была поломана и ждала отсутствующих запчастей, чуть больше четверти единиц выехавшей техники сломались по дороге, а до места добралось около половины числящихся в бригаде единиц, Сталин сделал серьезные выводы. А что уж говорить о том, что бензин комбриг реквизировал в соседней МТС, взяв под стражу директора.

Иосиф Виссарионович, узнав подробности марша, приказал комбрига не трогать, созвал комиссию из производственников, военных техников и засадил их писать двухгодичную программу обеспечения танковых бригад ремонтными подразделениями и запасными частями. Он был вынужден признать правоту Ольги, объективность ее анализа первых месяцев войны. Начинать соревноваться с немцами в ведении маневренных, атакующих действий нужно постепенно, всегда имея козырь в запасе.

Но все это в прошлом, сейчас нужно было решить, как поступить с Люшковым. Сомнения в очередном Ольгином прогнозе оставались. Впрочем, это касалось всех ее прогнозов.

– Соедините меня с товарищем Ежовым. Здравствуйте, товарищ Ежов. Скажите, что вы думаете о товарище Люшкове?

– Здравствуйте, товарищ Сталин. На товарища Люшкова за последние полгода поступило несколько нехороших сигналов от местных товарищей. Причем не только анонимных, но и от сотрудников. Фриновский уже выехал на Дальний Восток, в его задание входит в том числе и проверка сигналов товарищей. Если подтвердится то, что пишут, будем менять.

– Вот как… тут такое дело… Из внешней разведки получили данные, что Люшков завербован японцами и готовится передать им важные материалы. Но беда в том, что данные непроверенные, и существует опасность, что это целенаправленная дезинформация. Арестовав Люшкова, мы провалим нашего товарища в Японии, а этого делать никак нельзя. Поэтому люди из внешней разведки просят нас под любым предлогом отозвать Люшкова в Москву и здесь с ним работать, но так, чтобы об этом никто не узнал.

– Будет сделано, товарищ Сталин. Я завтра дам приказ о назначении его на другую должность и вызову в Москву.

– Торопиться не надо. Пусть он встретится с Фриновским, доложит, а тогда вызывайте.

На следующий день Хабаровск порадовал их мокрым снегом и пронзительным ветром. Свинцовые тучи проносились над головой, осыпали тяжелыми хлопьями. Изредка пробивалось солнышко, но тут же пряталось за одной из новых туч, которые с завидным постоянством пригонял колючий северо-восточный ветер. Город, как и многие другие города СССР, напоминал большую стройку, приостановленную зимой из-за плохой погоды.

Проверка началась со штаба армии. Ольге особо пока делать было нечего, она записывала в новую тетрадку звания, фамилии, должности командиров, которых ей довелось увидеть, и ставила напротив значки. Понравился ей человек своим умом, сообразительностью, умением реагировать на вопрос, внутренним достоинством, которое всегда отличает смелого от труса, – получал в тетрадку плюс или два плюса. Не понравился – получал минус. Если в оценке сомневалась, ставила рядом знак вопроса. Оля еще не знала, как она дальше распорядится этим трудом, но лиха беда начало, будет список, будем думать, а пока нужно было всматриваться, вслушиваться и ставить отметки. Поскольку все что-то записывали в свои тетради, эта деятельность внимания не привлекала.

Вечером она позвонила в Москву, выслушала начальство и восхитилась, как даже в таком незначительном эпизоде проявилось искусство Сталина сформулировать задачу так, чтобы при любом варианте действий с ее стороны всегда была возможность как похвалить, так и отругать за все, что бы она ни сделала. Это с одной стороны. С другой – такой постановкой задачи вождь подстраховывал основных исполнителей. Если у них что-то пойдет не так, ей давали карт-бланш на исправление ситуации. А значит, Иосиф Виссарионович верил, что в критической ситуации она сможет помочь. Это дорогого стоило, и ошибиться она не имела права.