Тайный брак - Виктория Холт

Когда она готовила меня ко сну в тот вечер, я сказала ей:

— Мы отправляемся в Хэдем.

— О! — воскликнула она. — Как хорошо! Там, верно, будет спокойно и тихо. Но, миледи, это не вызовет никакого недовольства?

— Герцог Бедфорд одобрил мое решение. Я сумела убедить его, что для меня это совершенно необходимо.

— Необходимо? Вы ему рассказали?

Я не могла не рассмеяться.

— Гиймот, ну что ты такое говоришь? — И уж без всякого смеха добавила: — У меня будет ребенок.

— Что вы делаете? Как можно? — воскликнула она в ужасе. — Как вы скроете от всех его рождение?

— Еще не знаю. Но я хочу своего ребенка.

— Но он ведь будет…

Я поняла, о чем она говорит, а потому закончила фразу вместо нее:

— Он будет совершенно законным. Мы с Оуэном поженимся.

Она только молча качала головой. Со страхом, но без тени осуждения.

— Когда… — спросила она потом. — Когда и где?

— Если ты говоришь о ребенке, Гиймот, то в Хэдеме, куда мы вскоре отправимся. Там, в тиши лесов и полей… через семь месяцев.

Она прикрыла лицо ладонями.

— О, миледи… О, моя девочка… Что с нами со всеми будет?

— Говоря честно, сама не ведаю этого, Гиймот, — ответила я. — Но знаю одно: я собираюсь стать супругой Оуэна и хочу, чтобы наш ребенок на сей раз остался только нашим… моим… Чтобы принадлежал матери, а не стране, не короне…

— Но как же… вы… королева?

— Король умер, Гиймот. И королева я сейчас только по титулу… на словах. Я не желаю быть замешана ни в чьих политических играх. Хочу жить своей жизнью… с Оуэном, с моими детьми, если они будут.

Она смотрела на меня со слезами на глазах.

— Я чуяла, — призналась она, — чуяла, что рано или поздно это случится… Когда же мы едем в Хэдем?

— Немедленно, — сказала я. — Начинай сборы.

Три Джоанны и Агнесса встретили весть о нашем отъезде с воодушевлением. Их давно уже начали беспокоить слухи, распространявшиеся вокруг нас. Особенно после того, когда во время состязания Оуэн упал мне на колени и что-то в нашем поведении насторожило особо падких на различные сплетни и слухи. Впрочем, на этот раз ни о каких домыслах не могло быть речи — все оказалось чистой правдой.

Потому мои добрые наперсницы считали самым лучшим решением уехать в дальнее поместье, подальше от любопытных глаз, от пересудов. Когда же они узнали от меня о главной цели переезда, их решимость помочь и сочувствие удвоились. Если не утроились.

Одна из Джоанн сказала, что с особой тщательностью предстоит подобрать слуг. Только самых проверенных, самых преданных.

— Лучше пусть их будет совсем мало, — предложила она, — чем если среди них найдется предатель…

Другие тоже не оставляли меня своими добрыми советами и пожеланиями.

О, как я любила их всех! Как была им благодарна, моим верным друзьям и помощницам! Ведь они прекрасно знали, что подвергают себя огромному риску, и вместе с тем, ни минуты не колеблясь, всей душой и сердцем разделяли опасный и для них путь.

С их помощью я быстро отобрала нужных и надежных людей, вскоре мы простились с Хардфордом и наш кортеж был уже на пути к Хэдему.

Мне сразу понравилась эта старая усадьба, я чувствовала себя там счастливой, как никогда. Так мне казалось, по крайней мере.

Я жаждала, чтобы как можно скорее состоялась церемония моего вступления в брак, Оуэн хотел того же самого, но меня, помимо всего, беспокоила мысль о том, как отнесется к этому мой духовный отец Джонас Бойерс, с которым я еще не делилась своими намерениями.

Однако мои колебания не могли быть долгими, и в один из дней, вскоре после прибытия в Хэдем, я набралась смелости и обратилась к нему.

— Мой дорогой Джонас, должна вам признаться, что нахожусь в большом затруднении. У меня будет ребенок.

Он посмотрел на меня в ужасе, но не сказал ни слова.

Я продолжала:

— Мне необходимо, как вы понимаете, сочетаться браком с отцом ребенка, с человеком, которого я люблю и который любит меня… Прошу вас помочь в этом, но если для вас затруднительно… Тогда что же… Хотя, по правде говоря, не знаю, кому еще могла бы сейчас довериться так, как вам…

Он побледнел еще больше и сжал губы, по-прежнему ничего не отвечая.

— Имя этого человека Оуэн Тюдор. Мы любим друг друга, и нам нужно пожениться, чтобы ребенок не стал незаконнорожденным… Кроме вас, мне просить некого… О, я знаю, это опасно… Для меня, для Оуэна, для вас… Потому не смею приказывать, а только прошу. Решение за вами. Я отдаю себя на вашу милость.

Он медленно произнес:

— Это может считаться изменой. Предательством. Вы знаете?

— Знаю. И потому мы намерены держать наш брак в строгой тайне… Я никто в этой стране, Джонас, — продолжала я. — У меня отобрали первого ребенка… Я всего лишь прошу вас… Но если вы…

— Если брак не будет заключен, — прервал он меня, — то ваше дитя… Но если он будет заключен…

Я тоже не дала ему договорить.

— Понимаю, что прошу слишком многого, и вы вправе отказаться… Прекратим этот разговор, дорогой Джонас. Мы попробуем найти другого священника… если сумеем.

— Нельзя обращаться к чужому человеку, — сказал он решительно. — Это опасно.

— Разумеется. Но я готова на любой риск ради моего будущего ребенка.

Он в отчаянии покачал головой.

— Ваша милость хорошо понимает, что делает и к чему все это может привести?

— Вполне понимаю, Джонас, мой дорогой исповедник. Понимаю и потому искренне прошу забыть о нашем разговоре и о моей просьбе, выполнение которой опасно для всех нас. Я полностью сознаю это. Но я также знаю, что не существует закона, запрещающего женщине вступить в брак. Однажды я уже сделала это по государственным соображениям. Теперь хочу сделать то же — по любви.

Он молча выслушал мою краткую горькую исповедь и некоторое время продолжал молчать. Потом сказал, что хочет остаться один и помолиться.

Я ушла, глубоко подавленная. Конечно, я понимала: моя просьба повергла его в смятение — он ведь всего-навсего человек… И если станет известно, что он скрепил и благословил наш брак, то, вероятно, осужден он будет наравне со мной и с Оуэном… Я понимала это… И все же испытывала горечь и досаду…

На следующий день он прислал за мной слугу и попросил прийти к нему.

Я ожидала услышать подтверждение отказа, сопровождаемое объяснением, суть которого мне уже заранее известна.

Джонас Бойерс встретил меня такими словами:

— Миледи, я много думал о вашей просьбе. Я много молился. И, мне кажется, Бог указал на мои обязанности.

— Что ж, — сказала я, — поступайте, как подсказывает вам совесть. Поверьте, мое отношение к вам нисколько не изменится.