Золотой человек - Мор Йокаи

Аталия вся извелась в тщетных попытках разрешить свои недоумения.

И дома, и в глазах общества Тимар и Тимея являли образец счастливой супружеской пары. Муж осыпал жену бесценными подарками, а она с явной охотой украшала себя ими и блистала, выезжая с мужем в свет. Разве бриллианты, преподносимые в дар жене, не самое яркое свидетельство супружеской привязанности?..

Аталия нередко задумывалась над этим. Неужели Тимар и Тимея действительно принадлежат к тем людям, для которых любовь заключается в том, чтобы одному преподносить драгоценности, а другому благосклонно их принимать? Или на белом свете все-таки существуют люди, способные быть счастливыми вовсе без любви?

Однако все эти рассуждения Аталии относились только к Тимее, на г-на Леветинци они не распространялись.

А Тимар между тем не мог дождаться конца зимы. Впрочем… ему просто хотелось, чтобы поскорей заработали водяные мельницы… О чем еще может мечтать деловой человек?

После первоначального успеха в минувшем году требовалось еще более энергично развернуть заморскую мучную торговлю. Однако Тимар принялся уговаривать жену поберечь свое здоровье и отдохнуть летом на каком-нибудь морском курорте. Морские купанья окажут на нее благотворное действие, укрепят ее расшатанные нервы. А ведение дел он может поручить своим маклерам и управляющим. О том, куда отправится он сам, его никто не расспрашивал. Может быть, он снова поедет в Южную Америку? Или посетит Россию?

Между тем Тимар рвался на юг, к нижнему течению Дуная. Едва зацвели тополя, ему уже не сиделось дома. Пленительный образ любимой завладел всеми его помыслами и снами.

И Тимар покинул Комаром. В Леветинце он не стал останавливаться ни на секунду, лишь отдал своим приказчикам и управителю самые необходимые распоряжения, предоставив им право действовать как заблагорассудится. Ночь он решил провести в Головаце, в доме его преподобия, грудь которого теперь украшал орден. К жилищу священника он подъехал уже поздно вечером и вошел в дом через кухню, где весело потрескивал огонь в очаге и где хлопотала молодая пригожая стряпуха. Пройдя в комнату, Тимар застал вдовствующего священника в одиночестве, но стол почему-то был накрыт на двоих. Его преподобие принял знатного гостя весьма обходительно. Поздравил его с высокой наградой и сразу же попросил разрешения отлучиться на минутку в кухню, чтобы распорядиться насчет угощения для высокочтимого посетителя.

— Обычно мы не очень роскошествуем, живем экономно, — пояснил он.

— Мы? — шутливо переспросил Тимар.

— Сударь! — воскликнул священник, легонько грозя гостю пальцем. — Не ехидничайте, пожалуйста!

Хозяин вернулся в комнату, держа в руках бутыль доброго серемского вина, и предложил распить чарку-другую, пока готовится ужин.

С каждой новой чаркой его преподобие принимался грозить Тимару пальцем, как бы упрекая гостя за его многозначительную усмешку.

— До чего же люди коварны! И что за манера сразу видеть во всем одно дурное… Человек-то ведь не чурбан. И не каменная глыба или бесчувственная статуя…

Тимар всячески оправдывался, уверял, что он совершенно согласен с хозяином. Однако его преподобие продолжал укоризненно качать головой, и чем больше пил, — а за обильным ужином он и вовсе хватил лишнего, — тем становился словоохотливей.

Обильный вкусный ужин подавала хлопотавшая на кухне молоденькая миловидная женщина. Стоило Тимару бросить на нее украдкой взгляд, как перед его носом мелькал грозящий перст хозяина, который тут же начинал сетовать на людскую зависть.

— Коли на то пошло, пусть кто-нибудь докажет мне на примерах из Библии, что я, мол, не прав, а правы всякие там ханжи и злопыхатели!

Что до Тимара, то он ни за какие блага в мире не взялся бы это доказывать.

— Ну, скажите, разве Авраам не был благочестивейшим, почтеннейшим патриархом? Верным супругом жены своей Сарры? Между тем всем известна его история с Агарью. И тем не менее он слыл истинно святым человеком.

Тимар только согласно поддакивал.

— Или возьмем патриарха Иакова. Сперва он женился на Лии, потом влюбился в Рахиль и тоже взял ее в жены. Но разве приходило в ту эпоху кому-нибудь в голову предавать его суду за двоеженство? А царь Давид? Сколько у него было жен? Шесть! Притом одновременно. Но ему и этого показалось мало. Царь взял еще и седьмую, разлучив для этого мужа с женой, а потом присоединил к ним и супругу Урии, предварительно приказав его убить. И женщины смиренно ему покорялись. Все подобные проделки сходили ему с рук, мало того, это ничуть не помешало ему воспеть себя в ста пятидесяти псалмах; вот, мол, какой я праведник! Есть у нас в запасе еще премудрый Соломон. Этот обзавелся уже четырьмя сотнями наложниц!.. Кто же вправе после таких исторических примеров требовать от простого смертного, чтобы он был более святым и праведным, чем царь Давид, а мудростью превосходил царя Соломона?

Добросердечный священник и не подозревал, что своей проповедью он невольно напутствует гостя, как бы визируя ему пропуск на свободную переправу через Дунай.

Всего полдня пути отделяло Тимара от Ноэми. Уже полгода были они в разлуке, и теперь все его помыслы были заняты предстоящим свиданием. Во сне и наяву горел он одним желанием — поскорее увидеть ее.

Кое-как скоротав ночь, Тимар ни свет ни заря поднялся с постели, повесил на шею охотничью сумку, закинул за плечо ружье и, не дожидаясь пробуждения гостеприимного хозяина, чтобы проститься с ним, покинул поповскую обитель. Он спешил по направлению к лесистой пойме Дуная.

Из года в год Дунай делает доброе дело, оставляя старые берега и расширяя пойму, которая густо зарастает кустарником.

Так как речное русло постоянно изменяется, сторожки пограничной охраны, сооруженные еще четверть века назад на самом берегу, теперь значительно отодвинулись от реки. И тому, кто желает без заграничного паспорта переправиться на другой берег Дуная, достаточно достичь молодой чащи, чтобы попасть на территорию дружелюбного нейтрального государства.

Тимар заранее отправил свой новый ялик к хижине знакомого рыбака, так как привык добираться до нее не спеша, пешком. Он нашел свое суденышко на берегу. Столкнув его на воду, он, как всегда в одиночестве, пустился в путь, пробиваясь сквозь заросли тростника.

Узкая лодка скользила в воде, словно огромная рыба. Надо полагать, стремительное движение суденышка объяснялось не одними судоходными его качествами.

Стоял апрель. Деревья на Большом острове цвели и зеленели. Тем контрастней выглядел пейзаж по другую его сторону. Будто опаленный пожаром, «Ничейный» остров с этой стороны начисто лишился своего зеленого покрова. Чем ближе подплывал к нему Тимар, тем явственней это бросалось ему в глаза. Листва деревьев на северной стороне острова была какого-то красно-бурого оттенка.

Ялик торопливо пробивался сквозь камыш. Добравшись до берега, Тимар убедился, что погибла вся ореховая роща, — самая любимая роща Терезы. Деревья засохли все до одного. Зрелище это подействовало на него угнетающе. Обычно в эту пору его встречала здесь изумрудная зелень рощ, алели кусты цветущего шиповника. Сейчас перед ним стоял мертвый, засохший лес. Какое зловещее предзнаменование!

Тимар направился в глубь острова. Он ждал, что его встретит веселый собачий лай, но вокруг не слышалось ни шороха. Встревоженный, он побрел дальше. Опавшая листва сплошь покрывала запущенные дорожки. Казалось, даже птичий щебет замолк на всем острове.

Тимар подошел к хижине. Сердце его замерло от смутной тревоги. Уж не случилось ли чего с ее обитателями? Ведь с ними могло произойти все, что угодно, а он даже не узнал бы об этом. Они могли умереть, да так и остаться непогребенными. Целых полгода он был занят в другом месте, — ворочал делами, касавшимися интересов всей страны, загребал деньги, блистал в обществе, вывозил в свет красавицу жену. А обитателей острова хранило только небо, и еще неизвестно, соблаговолило ли оно сберечь их.

Едва он ступил на крыльцо, дверь отворилась, и из дома вышла Тереза. Вид у нее был хмурый. Ему даже показалось, что она чем-то напугана. При виде его на ее лице мелькнуло что-то вроде горестной улыбки.

— А, вы уже приехали? — сказала она, спеша ему навстречу и торопливо пожимая руку. Потом, как ни в чем ни бывало, спросила: — Почему вы такой мрачный?

— А у вас не стряслось никакой беды? — ответил он вопросом на вопрос.

— Нет, все благополучно, — с кроткой улыбкой ответила Тереза.

— Очень уж мне стало не по себе, когда я увидел засохшие ореховые деревья, — объяснил Тимар свой угрюмый вид.

— Они погибли от сильного прошлогоднего паводка. Этот сорт деревьев не переносит влажной почвы.

— А как поживаете вы с Ноэми? — с тревогой спросил Тимар.