…Ваш маньяк, Томас Квик - Ханнес Ростам

К следующему допросу, 9 сентября 1996 года, Сеппо Пенттинен уже получил от норвежских коллег информацию о том, что у Терезы была экзема на локтевых сгибах, и он снова поднимает этот вопрос:

Пенттинен: В связи с тем следственным экспериментом, который мы осуществляли, ты дал нам сведения о внешнем виде Терезы. Среди прочего ты упоминаешь, что у нее был своего рода шрам на руке или на руках, я точно не помню, но где-то в этой части тела.

ТК: Да.

Пенттинен: Что ты помнишь по этому поводу сегодня?

ТК: Не знаю.

Пенттинен: Ты помнишь, что упоминал об этом?

ТК: Нет, не помню.

Таким образом, в своем вопросе Пенттинен упоминает «руки», в то время как Квик говорил о шраме на правой руке. Помимо этого, он подает Квику намек на то, что что-то связанное с руками Терезы может иметь большое значение.

На допросе от 14 октября Пенттинен еще раз возвращается к этой теме.

Пенттинен: Я задавал этот вопрос ранее, ты что-то говорил во время следственного эксперимента, что у тебя остались воспоминания по поводу ее рук, своего рода кожная болезнь или что-то в этом духе?

ТК: Я говорил, что… немного воспалены…

Пенттинен: Да, но ты не описал этого, как бы ты не сказал конкретно, что ты имеешь в виду, ты просто сказал, что что-то такое помнишь.

ТК: Да.

Пенттинен: Ты не мог бы развить эту мысль поподробнее?

ТК: Это… воспаление. Надеюсь, что мы одинаково понимаем слово «воспаление».

Пенттинен: Это что-то быстро проходящее или постоянное, которое было у нее, — это болезнь или естественное воспаление в тот момент?

ТК: Не знаю, не знаю. Это могло быть воспаление в тот момент. Может быть, у нее это было постоянно — потому что оно отчетливо. Отчетливое воспаление.

Пенттинен: Теперь ты показываешь на обратную сторону руки?

ТК: Да.

Пенттинен: Так ты видишь это на этом месте или на всей руке? Или на обеих руках?

ТК: На обеих руках, да.

Пенттинен: На обеих руках?

ТК: Да.

Пенттинен: Вокруг всей руки или в виде пятен?

ТК: Пятно. Краснота пятнами.

Хотя Квику подсказали слова «руки» и «кожное заболевание», он не смог дать правильный ответ. Однако ответ оказался достаточно «правильным», чтобы следователи, выступая свидетелями в суде, смогли сослаться на его очень слабые, но все более напоминающие описание экземы сведения, утверждая: он уже на ранних этапах следствия рассказал, что у Терезы был шрам от экземы на локтевых сгибах.

Но были ли у нее таковые шрамы в день исчезновения — этого не знала даже ее мать. Однако это все равно рассматривалось как весомое доказательство.

Среди всех сведений, которые сообщил Квик и которые были восприняты судом как доказательства того, что он убил Терезу, я обнаружил всего одну деталь, которая не была неверной, взятой из газет или подсказанной Сеппо Пенттиненом: во время следственного эксперимента во Фьеле Квик сказал, что балконы были выкрашены в другой цвет.

ТК: Хм… хм… я точно не помню, был ли у домов тот же цвет, который… который у них сейчас… э-э-э…

Пенттинен: Какой цвет ты хотел бы видеть, если речь идет об изменении?

ТК: Я хотел бы, чтобы балконы были белые… кроме того, следует помнить, что деревья… и все было так… другой цвет, ведь было много зелени… э-э… это в какой-то степени мешает… разрушает картину… э-э-э… когда я думаю о домах чуть в стороне… э-э-э… то там есть… [неслышно] как у этого… высотного дома.

Сведения Квика о перекрашенных балконах совершенно корректны. Само по себе удивительно, что Квик смог вспомнить их цвет восемь лет спустя после нескольких минут пребывания в этом квартале, особенно учитывая, что цвет не бросался в глаза, а был нейтральным — белым.

Сегодня Квик с трудом может описать выезд во Фьель — что легко понять, учитывая прием тяжелых препаратов, — и не способен объяснить, почему он сказал правильно по поводу балконов.

— Если я дал сто сведений, то из них девяносто восемь неправильных и два правильных, — говорит он мне. — Я сообщил такое безумное количество информации — ясное дело, что хоть один раз я мог попасть в точку.

Дальше в расследовании этого вопроса я не продвинулся — Квик оказался прав в отношении балконов. Вряд ли этого достаточно, чтобы быть осужденным за убийство.

Но еще оставался тот кусочек кости…

Археологические раскопки

В решении суда Хедемуры от 2 июня 1998 года ценность кусков кости не сильно подчеркнута, по чисто юридическим соображениям. Как заявил Квик, он не исключает возможности, что в тех местах, которые указаны им в Эрьескугене, могут находиться «части тела других, помимо Терезы». Поэтому суд хотел подстраховаться на случай, если в будущем удастся доказать, что именно этот кусочек кости принадлежал другому ребенку, которого Квик сжег на том же месте, и упоминает в своем решении мальчика по имени Душка, которого Квик, по его собственному утверждению, похитил, убил и расчленил в Норвегии.

Ценность самой находки куска кости не подвергалась сомнениям.

— Естественно, очень важным обстоятельством является то, что они обнаружили в Эрьескугене останки сожженного ребенка, — точно на том месте, на которое указал Квик, — говорит судья Леннарт Фюруфорс.

В приговоре сказано: «Хотя те остатки органических материалов и те предметы, которые были обнаружены в вышеупомянутом лесу, не могут доказывать причастности Квика к убийству Терезы, они, однако, в каком-то смысле указывают на то, что его рассказ правдив».

— Естественно, на нас произвело сильное впечатление, что в лесу нашли обгоревшие части тела. Это было важным доказательством, — подтверждает в разговоре со мной Фюруфорс.

В ожесточенных дебатах, разгоревшихся в 1998 году вокруг следствия по делу Квика, кости, обнаруженные в Эрьескугене, использовались как убийственный аргумент против тех, кто ставил под сомнения действия обвинения. Пытаясь хоть как-то ответить на атаки критически настроенного специалиста по психологии свидетельских показаний Астрид Хольгерссон и доцента судебной психологии Нильса Виклунда, который ставил под сомнение адвокатскую роль Клаэса Боргстрёма и указывал на полное отсутствие конфронтации двух сторон процесса, Боргстрём начал свою статью в разделе дебатов «Дагенс Нюхетер» от 6 июня того же года следующими словами:

«В Эрьескугене к юго-востоку от Осло кто-то сжег в нескольких местах органические материалы. В одном из этих мест были обнаружены обгоревшие фрагменты костей. Независимо друг от друга профессора Пер Хольк из Норвегии и Рикард Зельмер из Германии констатировали, что это человеческие кости, вероятно принадлежавшие ребенку.

Томас Квик указал, где именно в протяженном норвежском лесу следует искать, чтобы найти останки человека — норвежской девочки Терезы Йоханнесен.

Психолог Нильс Виклунд волнуется („ДН“ от 08.05, раздел „Дебаты“), что признания Квика ложные и вызваны отчасти психотерапевтическими беседами, отчасти — наводящими вопросами со стороны полиции. Надеюсь, что Виклунд теперь успокоится.

Даже он не может подумать, что кто-то проинформировал Квика, где тот должен ткнуть пальцем в землю и сказать: „Копайте“!»

И Сеппо Пенттинен, когда писал в «Скандинавской криминальной хронике», и Губб Ян Стигссон в одной статье за другой ссылаются на эти куски костей, которые представляют собой передовую линию обороны против скептиков.

Во время сбора информации перед выходом моего документального фильма ветеран шведского телевидения Том Аланд советует Йенни Кюттим разыскать серию телепрограмм «Жизнь газет». Серия документальных репортажей в двенадцати частях была посвящена «Дала-Демократен» и шла по первому каналу шведского телевидения в конце 2003 года. В предпоследнем выпуске Кристер ван дер Кваст выступает перед членами клуба репортеров криминальной хроники в Стокгольме. Организатором встречи являлся Губб Ян Стигссон, который пригласил прокурора, чтобы тот рассказал о следствии по делу Томаса Квика.

В длинной вступительной части ван дер Кваст атакует тех журналистов, которые критично относятся к следствию, однако упоминает большую проблему, существовавшую в течение всех лет: обвинение строится на косвенных уликах.

Автор документальных телепрограмм Том Аланд — не член клуба журналистов, однако он присутствует на встрече и единственный реагирует на только что сказанное:

— Стало быть, ситуация такова, что во всех восьми делах, за которые его осудили, полностью отсутствуют вещественные доказательства? Это действительно так?

Вопрос выводит ван дер Кваста из равновесия, хотя это достаточно общеизвестный факт.

— Ну а что такое, собственно говоря, вещественные доказательства?.. Нужно… я хочу сказать… это несколько небрежно, если можно так выразиться, заявлять, что «отсутствуют вещественные доказательства». Если обычно под этим подразумевают что-то вроде ДНК преступника на теле жертвы, то такого нет. Однако есть другие, так сказать, объективные доказательства, как, например, обгорелые человеческие останки, изрезанные таким образом, как он описывает.