…Ваш маньяк, Томас Квик - Ханнес Ростам

Снова и снова: куски костей. Но и этого мало. Когда ван дер Кваст описывает находки в Эрьескугене, оснований для сомнений практически не остается. Если, конечно, все обстоит именно так, как он утверждает.

Заключение экспертов-криминалистов раскрывает нам, что «человеческие останки» в понятии ван дер Кваста представляют собой выгоревшие фрагменты общим весом менее половины грамма. Самый большой кусок, «изрезанный так, как он говорит», весит 0,36 г.

Возможно ли по такой крошечной обгоревшей части определить, что это человеческая кость? И что она принадлежала ребенку в возрасте от пяти до пятнадцати лет?

Находка обгоревших кусков костей в Эрьескугене пробудила в следователях новую надежду обнаружить отдельные части тела и в Швеции, где особенно надеялись найти останки Юхана Асплунда. Томас Квик сообщил, что он входит во «вторую стадию» следствия, когда сможет дать сведения, помогающие отыскать отдельные части тел.

Пока на страницах газет бушевали дебаты по поводу Квика, их главный герой выезжал в разные места Швеции. Он указал на тайник в окрестностях Сундсвалля, но также возле Корснэса, Грюксбу и в других местах в Даларне, где он жил в 1980-е. В конце концов в списке оказалось двадцать четыре точки.

Второй шаг заключался в том, чтобы дать специально тренированной на поиск трупов собаке Зампо и ее владельцу кинологу Йону Шёбергу обследовать те места, которые указал Квик. К всеобщей радости, Зампо отметил трупы практически везде. В общей сложности он пометил сорок пять мест.

Чтобы убедиться в надежности показаний собаки, профессор Хольк выкопал в лесу Эрьескуген шесть пробных ямок, наполнив их различным содержимым: три — человеческим материалом, одну — обгоревшими костями животных, одну — древесным углем и еще в одну не положил ничего. Зампо отметил трупы возле всех ямок, за исключением той, где находились кости животных. Высокая степень погрешности должна была навести на размышления, однако владелец пса пояснил, что лопата, которой закапывали ямки, перенесла молекулы запаха с одной на другую. Таким образом, результаты теста были отброшены, а новых проверок надежности Зампо не проводилось.

После теста полицейский Хокон Грёттланд написал прочувствованное письмо кинологу: «Знай, что без тебя и Зампо мы бы никогда ни к чему не пришли в этом деле [дело Терезы Йоханнесен]».

Отметки Зампо в Швеции исследовались таким образом: подозрительный материал забирали на экспертизу, а археологическая группа проводила раскопки в каждом месте.

Поскольку Квик утверждал, что расчленил и мелко изрезал какое-то количество трупов, земляные массы передавались на анализ в Национальный музей истории природы в Стокгольме, где остеолог управления криминальной полиции Рита Ларье из рабочей группы судебной археологии исследовала находки при помощи лупы и микроскопа. В разговоре со мной она рассказывает:

— Мне принесли массу пакетиков и сказали, что там может находиться трупный материал, потому что эти места пометила специально обученная собака. Как остеолог я скрупулезно исследую то, что мне дают. Если это земля, то ее просеивают и затем ищут органические составляющие. В данном случае мне предстояло искать кости.

Рита Ларье не обнаружила никаких остатков костей, так что она взялась рассматривать полученный материал через микроскоп, поскольку там могли сохраниться остатки сожженных органических материалов — например, мышечных тканей, которые превратились в микроскопические пористые шарики. Но ничего подобного она тоже не нашла.

Мы с остеологом просматриваем все ее протоколы анализов земли в следствии по делу Квика — их более двадцати. В одном месте обнаружили кость, едва видимую глазу.

— В этом случае мы нашли коровье ребро с отметками зубов грызунов. И еще мы обнаружили коровьи зубы.

Можно подумать, что когда анализ не дал результатов, следователи сделали наиболее логичный вывод: Квик солгал, а Зампо отмечал трупы где попало. Однако раскопки продолжались.

Рита Ларье и я добрались до последнего отчета — об анализе проб из Согмюры, где Стюре Бергваль жил в последний период пребывания на свободе. Когда один тайник за другим оказывались пустыми, Квик намекнул, что перевозил свои трофеи при переездах, и поэтому существовала надежда найти «мавзолей Квика» в Согмюре с фрагментами трупов многих из его жертв. Ларье изучает свой собственный отчет 1998 года.

— Здесь фигурируют тридцать девять находок — тридцать девять мешочков с землей, которые даны мне на анализ. Большая часть содержимого — это дерево, древесный уголь, обугленная кора и мелкие камни, то есть то, что естественным образом находится в лесу.

Остеолог написала в своем заключении, что никаких фрагментов костей и ничего другого, представляющего интерес, в пробах не обнаружено. Но тут, по всей видимости, Сеппо Пенттинен потерял терпение — отрицательный ответ по находкам последних раскопок его не устроил. Он отослал все материалы Перу Хольку в Осло — тому самому, который нашел фрагменты костей Терезы в лесу Эрьескуген. Пенттинен хотел получить second opinion.[43] Через пару недель пришел ответ от Холька: «В материалах никаких остатков костей не обнаружено».

Рита Ларье впервые видит весь объем материалов: обследование многочисленных мест, раскопки, тысячи проб, в которых измерялось содержание фосфата в погоне за человеческими останками, и те анализы, которые проделала она сама. Остеолог качает головой и произносит:

— Когда посмотришь, сколько труда на это затрачено, — просто слов нет. Ничего не находят, но упорно продолжают в надежде, что что-то найдут на новом месте, и так далее, до самого последнего. Но в результате так ничего и не нашли!

К моей большой радости, Ларье готова обсуждать со мной и норвежские находки костей. Она берет те материалы, которые у меня есть, и оценивает документацию и заключения двух профессоров.

После проработки материалов остеолог не готова высказаться по поводу того, каков состав обожженных кусочков, однако она критически относится к заключениям профессоров Холька и Зельмера. Она считает, что они сделали выводы, для которых материал не дает основания. По словам Ларье, Хольку и Зельмеру не удалось установить вид костей. В своих заключениях они не указывают, от какой кости или от какой части кости происходит крупнейший фрагмент.

— Если не удается определить, где на скелете находилась эта кость, то не удалось типирование кости.

Рита Ларье утверждает, что в заключениях профессоров содержится несколько выводов, не имеющих подтверждения в научной литературе, а частично они базируются на неверных рассуждениях.

— Заявление, будто это кости молодого человека, строится на очень зыбких основаниях, — говорит Ларье.

Больше она ничего не может сказать, не имея доступа к самим фрагментам костей. Однако она готова вместе с коллегой-остеологом выехать в Драммен и изучить их на месте.

Я связываюсь с Кристером ван дер Квастом. По словам норвежцев, он должен дать разрешение на такой анализ. Он не отказывает мне напрямую, поэтому я звоню также и матери Терезы Йоханнесен, которая поддерживает идею повторной экспертизы фрагментов костей.

Затем никаких сообщений не поступает, и время неумолимо уходит.

После многочисленных напоминаний приходит ответ от ван дер Кваста: никаким независимым экспертам осматривать кости не разрешается.

Разгаданный код

Те два приговора, которые мне предстоит проанализировать, уже заранее представляются совершенно невероятными.

В том, что касается убийства Юхана Асплунда и «норвежских» убийств Трине Йенсен и Грю Сторвик, материалы суда предполагают, что Томас Квик самостоятельно преодолевал на машине огромные расстояния задолго до того, как получил права. В обоих решениях суд констатирует, что вещественные доказательства отсутствуют и поэтому приговор полностью базируется на собственных рассказах Квика. В обоих случаях прежние приговоры приводятся в качестве оснований считать Квика виновным — странное рассуждение, даже если отвлечься от сделанного мною открытия, что предыдущие приговоры оказались замками на песке: по шведскому законодательству каждое потенциальное преступление должно рассматриваться независимо от прочих преступных деяний.

Так каким же образом суд мог вынести приговор только на основании показаний Квика?

Суд, рассматривающий седьмое и восьмое убийства Квика, начался в здании суда первой инстанции города Фалуна 18 мая 2000 года, но по соображениям безопасности был перенесен в специализированный зал Стокгольмского суда, похожий на бункер. Через боковой вход ввели Квика, одетого в светло-серый весенний пиджак. Он сел рядом с Клаэсом Боргстрёмом и Биргиттой Столе. Все происходило по общепринятому алгоритму, и все актеры в этой драме знали свои роли так хорошо, что позволили себе несколько расслабиться и рисковать больше, чем обычно.