О всех созданиях – больших и малых - Джеймс Хэрриот

Тристан поперхнулся, и в глазах у него мелькнула тревога.

– Чушь какая! Мы с Деборой друзья, и ничего больше.

– Рад это слышать. А то говорят, папаша бережет ее пуще собственного глаза, и я бы не хотел почувствовать его лапищи на своем горле.

Тристан смерил меня ледяным взглядом:

– Есть в тебе, Джим, какой-то садизм. Только потому, что мне иногда приятно пригласить девушку в кино…

– Да ладно тебе, Трис. Или ты шуток не понимаешь? Обещаю завтра у Маунта ни словом не упоминать, что ты зачислил Дебору в свой гарем… – Я ловко увернулся от летящей подушки и пошел в аптеку собрать все нужное для завтрашнего объезда.

Но когда утром я увидел мистера Маунта в дверях его дома, мне стало ясно, что моя шуточка была как нельзя кстати: на мгновение его фигура заполнила весь дверной проем, затем он мерной походкой приблизился ко мне по булыжнику, заслоняя солнце, погружая в тень и меня, и все вокруг.

– Этот молодой человек, Тристан… – начал он без всяких предисловий. – Вчера он заговорил со мной по телефону как-то странно. Что он за человек?

Я посмотрел вверх, на нависающее надо мной лицо, – на пронзительные серые глаза под мохнатыми бровями и невнятно пролепетал:

– Тристан? Да очень хороший. Просто отличный.

– Хм. – Великан продолжал сверлить меня взглядом, потирая подбородок пальцем, длинным и толстым, как банан. – А он пьет?

Мистер Маунт был известен как заклятый враг спиртного, и я поберегся упомянуть, что Тристан пользуется всеобщей любовью и уважением в большинстве местных питейных заведений.

– А… э… – пролепетал я. – Почти нет… весьма умеренно…

В этот момент из дверей выпорхнула Дебора и направилась через двор к молочной.

На ней было цветастое ситцевое платье. Девятнадцать лет, ласковые карие глаза, золотистые волосы падают на плечи, пышная, здоровая красота деревенской девушки… Она улыбнулась мне, блеснув белыми зубами, и пробежала мимо. Это было еще до того, как я познакомился с Хелен, и хорошенькие девушки меня, естественно, очень интересовали. Я поймал себя на том, что восхищенно смотрю ей вслед.

И тут я почти физически ощутил на себе взгляд ее отца. На его лице появилось новое выражение – столь сурового неодобрения, что меня даже дрожь пробрала. Я сразу же решил про себя, что Дебора, конечно, прелесть и характер у нее как будто приятный, но… нет, нет и нет! Явно Тристан много храбрее меня.

Мистер Маунт резко повернулся.

– Лошадь вон там, в конюшне, – буркнул он.

Тогда, на исходе тридцатых годов, трактор уже почти заменил лошадей в полях, но фермеры, как правило, еще держали их – возможно, потому, что лошадь прочно вошла в традиционный уклад жизни, а может быть, и просто ради удовольствия владеть великолепными животными вроде красавца, которого я увидел сейчас.

Это был рослый шайрский мерин, футов шести в холке, воплощение мышечной мощи, но когда он оглянулся на голос хозяина, большая морда с белой звездой на лбу дышала тихой кротостью.

Фермер похлопал его по крупу.

– Бобби у нас по всем статьям хорош, да и работяга к тому же. Я сперва что заметил – пахнет у него от задних копыт. Ну и посмотрел – просто в жизни такого не видал!

Я нагнулся и зажал в горсть мохнатые пряди шерсти с задней стороны пута. Бобби продолжал спокойно стоять, когда я поднял широкое, словно тарелка, копыто и положил его к себе на колени. Оно полностью их закрыло, но меня поразила не его величина. Мистер Маунт в жизни такого не видел – и я тоже. Подошва превратилась в набухшие лохмотья, из-под рогового слоя сочился вонючий экссудат. Но ошеломило меня даже не это, а странные выросты, торчавшие из каждой трещины, словно привидевшиеся в бреду поганки – длинные папиллы с роговыми шапочками, усеявшие пораженную поверхность.

Я читал о них в учебниках. Назывались они "эрготы", но мне и в голову не приходило, что их может быть так много. Я отпустил копыто и поднял другую заднюю ногу, а мысли вихрем неслись у меня в голове. Опять та же картина. Если не хуже.

Я получил диплом лишь несколько месяцев назад, а потому все еще должен был завоевывать доверие фермеров. И вот – пожалуйста!

– Так что же это такое? – спросил мистер Маунт, по-прежнему сверля меня немигающим взглядом.

Я выпрямился и потер ладони.

– Язва, но очень запущенная. – Теоретически я во всем разобрался, – теоретических сведений у меня было хоть отбавляй, но применить их вот к этой больной лошади оказалось не так-то просто.

– И как же вы будете ее лечить? – У мистера Маунта была неприятная привычка сразу переходить к сути дела.

– Ну, видите ли, сначала нужно удалить весь отслоившийся рог, а также все эти выросты, а затем обработать поверхность перманганатом калия, – ответил я и почувствовал, что в таком изложении выглядит все это довольно просто.

– А само собой, значит, не пройдет?

– Нет. Если не принять мер, подошва полностью разрушится и обнажится копытцевая кость. Кроме того, выделения будут проникать под стенку и он может вообще потерять копыто.

Фермер кивнул.

– Да, уж тогда ему не ходить, и, значит, прощай, Бобби.

– Боюсь, что так.

– Ну ладно. – Мистер Маунт решительно вскинул голову.– Когда вы за это возьметесь?

Очень неприятный вопрос: ведь я в эту минуту лихорадочно обдумывал, каким должно быть лечение, а не когда к нему приступить.

– Дайте сообразить, – сказал я сипло. – Пожалуй, следует…

Но он меня перебил:

– Всю эту неделю мы сено убираем. А вам ведь помощники понадобятся? Как насчет следующего понедельника?

Я испытал невыразимое облегчение. Слава богу, что он не сказал "завтра". Теперь у меня было время подумать.

– Хорошо, мистер Маунт. Меня это вполне устраивает. В воскресенье не давайте ему корма, потому что его придется анестезировать.

Всю дорогу домой меня одолевали гнетущие мысли. Неужели я по невежеству погублю этого красавца? Язва подошвы – штука скверная, и в эпоху рабочих лошадей встречалась она отнюдь не редко, но этот случай был явно необычным. Впрочем, многие мои современники, несомненно, видели копыта даже в еще более худшее состоянии, хотя для нынешних молодых ветеринаров от всего этого, конечно, веет глубокой стариной, словно от заветов средневекового коновала.

Как обычно, столкнувшись с трудной проблемой, я сразу же принялся перебирать всяческие возможности. Не спуская глаз с шоссе, я мысленно прикидывал, как провести операцию. Уложит ли этого великана намордник с хлороформом? Или же связать его и опрокинуть, заручившись помощью всех работников мистера Маунта? Но, пожалуй, с тем же успехом можно попытаться опрокинуть собор святого Павла! Ну а потом – сколько времени мне потребуется, чтобы убрать весь этот разрушенный рог, все эти жуткие выросты?

Мои ладони стали скользкими от пота, и мне невыносимо захотелось переложить все эти сложности на Зигфрида. Но ведь я должен завоевать доверие не только фермеров, а и моего патрона! Какой ему толк от помощника, который ни с чем самостоятельно справиться не может?

И, как всегда в минуты растерянности, я свернул на обочину, вылез из машины и пошел через вереск по тропке, вившейся у самого гребня холма над фермой мистера Маунта. Отойдя подальше, я бросился в траву и устремил взгляд на озаренную солнцем долину далеко внизу.

Обычно даже в самом уединенном месте всегда что-нибудь слышно – крик птицы, шум проезжающей где-то машины, но тут царила полная тишина, только ветер иногда срывался с гребня и шелестел стеблями вокруг.

Среди окружавших ее суровых холмов долина выглядела райским местечком – вся в сочной зелени ровных лугов, где вольготно пасся скот и тянулись аккуратные ряды свежескошенного сена.

И все же истинную безмятежность искать надо было не там, а здесь, на высотах, среди вересковых пустошей, где все дышало покоем – и тишина, и метелки трав, и черная торфяная земля.

Теплые волны летнего воздуха приносили снизу благоухание сена, и, как всегда, я почувствовал, что мои тревоги рассеиваются. Даже и теперь, столько лет спустя, я не перестаю радоваться этой моей способности обретать душевный мир среди пустынных холмов.

Я поднялся и пошел назад к машине, приняв твердое решение. Так или иначе, но я сделаю все, что нужно. Конечно, я сумею справиться сам, не беспокоя Зигфрида.

Во всяком случае, когда мы встретились за обедом, Зигфриду было явно не до моих трудностей: он загорелся очередной идеей.

– Сегодня утром я был в Хартингтоне и заглянул к Гранвиллу Беннетту, – сказал он, накладывая себе молодого картофеля, только утром выкопанного из грядки в саду. – И должен сказать, его приемная произвела на меня большое впечатление. Столько журналов! Конечно, клиентов у нас тут бывает меньше, но все-таки фермерам нередко приходится ждать в приемной. – Он полил картофель соусом. – Тристан, займись-ка этим. Побывай на почте и распорядись, чтобы нам каждую неделю доставляли несколько подходящих журналов, слышишь?