Искупление - Анна Мистунина

«Ты погубил мой народ, ничтожество. Ты и твои дикари. Сегодня я спасаю тех, до кого вы еще не дотянулись. Я возвращаю Империю, как и обещал. Надеюсь, ты не забыл, что еще я обещал лично тебе?»

Забыть? Нет, разумеется, Кар не забыл. Что такое восемь лет — восьми столетий не хватило бы стереть из памяти отцовские слова.

«Я помню, отец».

Со всех сторон запели трубы, в бой вступила конница. Шум сражения всколыхнулся с новой силой. Сделался ближе. Кар не стал туда смотреть.

— Хватит, — простонала Кати. — Это бесполезно!

Тот, кого оба они звали отцом, снова рассмеялся.

«Скажи. Доставь мне удовольствие».

«Ты обещал мучительную смерть всем, кого я люблю, — ответил Кар. — И многократную смерть мне. Ты выполняешь обещание, прямо сейчас. Я признаю твою правоту, отец. Ты победил. Я прошу… умоляю тебя остановиться».

«Ты жалок, — сказал Сильнейший. — Умри — это первая из твоих смертей. Другие будут более изысканны».

Серебристый луч заклятия устремился с неба. Изначальная Сила была с Каром, он вытянул руку, отражая удар. Одновременно ударила и Кати, целясь не в Сильнейшего — в грифона. Раненный зверь с криком помчался прочь.

— Довольно, — резко произнесла Сильная. — Ты видишь, все зря. Решайся.

— Нет!

«Норн, — снова позвал Кар. — Лэйн!»

Молчание.

— Они не будут с тобой говорить, — сказала Кати.

«Оун!»

— Давай же!

— Нет, Кати. Еще нет.

Кар звал, отрешившись звуков сражения, он вскидывал руки, посылая лучи смерти в звероподобных и снова звал, пока руки Сильной не встряхнули его за плечи, заставив открыть глаза.

— Ты тратишь Силу зря! Смотри туда! — закричала Кати. — Скоро будет поздно!

Звероподобные заполнили долину окровавленным шевелящимся ковром. Остатки войск отступали к холмам, сражаясь отчаянно, как бывает, когда дело уже безнадежно. Вопли умирающих, конское ржание и звериный рык слышны были, наверное, до самой границы Империи. Некому было уносить раненых, падая, они тут же становились добычей. Оставшиеся на холмах лучники осыпали тварей стрелами. Знамена давно втоптали в кровь. Но императорский штандарт был цел, он сиял на солнце ярче сотен огней и — пробивался туда, где жарче всего кипела схватка.

— Давай! — шум стоял такой, что голос Кати был с трудом слышен. — Решайся наконец, Карий, прошу! Он идет туда! Если он умрет… Карий!

— Да, — непослушными губами прошептал Кар. — Нет, Кати! Позволь, это буду я!

Шум сражения померк — не исчез, просто перестал что-либо значить. Здесь, на крохотном пятачке земли за матерчатой оградой они были втроем: Кар, Кати и незнакомый молодой жрец, очень спокойный, не сводящий глаз с рукояти длинного ножа. По другую сторону ширм плотной стеной стояли воины в алых сутанах. Ждали.

Время дрогнуло и почти остановилось.

— Не начинай снова, мы это уже обсудили, — сказала Кати и добавила, обернувшись к жрецу: — Иди сюда.

Тот подошел — широколицый, румяный. Уверенный.

— Ты представляешь, что с ним сделает Эриан? — спросил Кар.

— Покажи ему, — сказала Кати.

Жрец извлек из-за пазухи свернутый рулоном лист пергамента. Медленно, как будто каждое мгновение не уносило сотни жизней, Кар развернул его. Прочитал.

— Императорское помилование. Оформленное по всем правилам. Не верится, что ты сама его составила.

— Это сделал Верховный жрец, — так же буднично ответила Кати. — По-твоему, император утвердит?

Поглядев еще раз на подпись — «Кати, императрица», — Кар вернул документ. Ему самому помилования не полагалось. Даже будь возможность, Кар не стал бы о нем просить.

— Думаю, утвердит.

— Прощай, Карий. Не упусти Силу.

«Нет, Кати, нет!»

— Я люблю тебя, Кати. Всегда любил.

— Знаю, — сказала она. — И всегда знала. А теперь отвернись.

Кар подчинился. Негромкую возню за спиной, когда Сильная ложилась на стол и жрец закреплял ее конечности ремнями, перекрыл шум сражения. Кати не вскрикнула, только булькающий звук сообщил Кару, что дело сделано. Через несколько мгновений рука в красном рукаве поднесла ему серебряную чашу. Кар приблизил к ней ладонь. И пришла Сила.

Не обычная, вожделенная любому магу Сила дикарской крови. Даже не та, заветная, младенческая, что ошибочно считалась самой действенной, самой полной. Ничто из испытанного раньше не могло подготовить его к этому. Кар закричал, когда внутренности его превратились в пылающее чрево звезды. Он сам стал пламенем, он сгорал, хрипел и просил еще, он был ненасытнее смерти, бушующей у подножия холма. Чаша выплеснулась, кровь в ней стала розовой водой, но Кар уже впитывал всем телом, чаши, порции — глупые детские обряды, утешение слабых. Он умирал, ибо тело не способно выдержать такого и восставал, потому что был бессмертен. Сила хлестала из серебряного чана, из еще содрогавшегося тела, Сила сжигала в нем все, чтобы править безраздельно, вечно, чтобы в мире не осталось ничего, кроме ее огненной власти. В крике, что рвался из горла, не было ничего человеческого. Жрец скорчился под ногами Сильного, слишком жалкий, чтобы Сильный мог его заметить, и только поэтому остался жив. Там же, внизу, были и другие — мелкая рябь на поверхности дрожащего мира, мира, лежащего под ногами словно ковер, словно цветной лоскут, принесенный ветром. Сила достигла совершенства, и огненный поток наконец иссяк. Сильный шагнул с холма прямо в гущу сражения.

Мельком увидел свое тело — оно состояло из маленьких сгустков огня и возносилось далеко над вершинами вековых деревьев. Сильный знал, что по желанию может сделать его меньше или больше, чтобы заполнить весь мир. Но сейчас было хорошо и так. Под ногами суетились мерзкие твари, обличием похожие и на людей, к которым принадлежал еще недавно Сильный, и на животных. В них тоже была Сила — другая, порченая, она смердела, как полуразложившийся труп. Сильный зачерпнул их горстью, сразу несколько десятков, смял, отбросил искореженные дымящиеся тела. Отряхнул руки. Не так, это можно сделать быстрее. Из раскрытых ладоней выплеснулся огонь. Прокатился, разрастаясь, дотла сжигая их — мохнатых, чешуйчатых, рычащих и воющих. Сильный удовлетворенно кивнул, и новая струя огня ударила, как плеть. Твари визжали, сгорая живьем. Люди кашляли в дыму и запахе горелой плоти, словно сделавшись вдруг обитателями гигантского жаркого. Новая огненная плеть вскипятила реку, к дыму добавился обжигающий пар. Люди кричали, и Сильный призвал холодный ветер, чтобы очистить воздух. Ослабил жар — он не хотел уничтожать мир, только тварей. Перешагнул реку, пошел дальше, направляя огонь, не оставляя в живых ни одной, топча разбегавшихся, просто так, ради удовольствия. Он пожалел леса и не стал их сжигать, просто велел умереть снующим среди стволов тварям — и те умерли. Он не пожалел болот и позволил жидкому огню осушить их, а после пожалел, но было поздно. Он шел вперед, разменивая сотни лиг за пару шагов, но скоро ему наскучило идти, да и позади еще оставались враги. Тогда Сильный задумался на мгновение. Никто не учил его, как надо делать, но Сильный больше не нуждался в подсказках. Он чувствовал тварей — их хватило бы населить всю Империю, чувствовал их голод, бег крови по их жилам, биение сердец. Аккуратно, стараясь превзойди в точности ювелира, он захватил в свою волю эти сердца. Проверил, все ли сделано верно — только идеальная работа достойна Сильного. Огонь его тела запылал ярче, когда он приказал тварям умереть. Не стал задерживаться и рассматривать сделанное, в два быстрых шага вернулся к людям. За спиной оставалась только смерть.