Волны Русского океана - Станислав Петрович Федотов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван Федорович Паскевич, несмотря на свои 73 года, на следующий день после назначения уже был в Джанкое, где разместился штаб главного командования (скоростной поезд — это все-таки волшебство!), ознакомился с ситуацией и немедленно взял армию в жесткие руки. Адмиралу Нахимову по электротелеграфу отправили «молнию» о возвращении флота в Севастополь, чтобы корабельной артиллерией и бомбометами помочь его защитникам; одновременно торпедные катера должны были перерезать морской путь снабжения десантного корпуса англичан и французов. Дунайская армия князя Горчакова получила указание выбить вражеский десант из Одессы, армия князя Бебутова на Кавказе — занять Карскую область. Князь Барятинский, воевавший с имамом Шамилем, которого поддерживали англичане, предложил противнику, по согласованию с императором, достойный мир — создать на территории Чечни и Дагестана автономный имамат.
Не сразу, но последовательно энергичные меры, такие, как, например, высадка русского десанта на Босфоре, привели к желанному результату. Лишенный снабжения англо-французский корпус в конце 1855-го сложил оружие. Армия Горчакова заняла Молдавию и Валахию, а турецкая отступила за Дунай. Бебутов рагромил турок на востоке Османской империи. Шамиль согласился на условия русского императора, правда, добавив свое: в состав имамата должна войти Черкессия, и тогда имамат признает протекторат России на вечные времена. Условие было принято, двадцатипятилетняя война закончилась почетным миром, и Шамиль стал главой новой автономии. Черноморский флот прошел через оккупированный Босфор к Дарданеллам, став там непреодолимой преградой для французов и англичан. При этом Россия официально заявила, что не собирается присоединять Константинополь и расчленять Османскую империю, что единственное ее требование к султану — свобода вероисповедания православных на территории империи.
20 июня 1856 года наследник престола Александр Николаевич от имени государя подписал мирный договор с османами. Союзники Турции, видимо, хорошенько поразмыслив и оценив свои потери, признали войну оконченной.
25 сентября Николаю Павловичу исполнялось шестьдесят лет. Семья собралась, чтобы обсудить предстоящее празднование. Сыновья Александр, Константин, Николай и Михаил дружно предложили всероссийский триумф. С ними согласились все остальные — кузены и кузины, дядья, тетушки и прочая, и прочая, — наперебой излагая свои мечтания по празднику. Однако глава императорской фамилии, внимательно выслушав каждого, похлопал ладонью по столу, призывая внимание, и сказал:
– Друзья мои! Отечество наше только что пережило тяжелейшую войну, унесшую жизни многих наших сограждан. Потрачены огромные деньги на армию и флот. Разрушено несколько городов, в том числе Севастополь — восстановление потребует новых колоссальных расходов. Приличествует ли при всем этом хозяину земли Русской, коим по Божьему соизволению являюсь аз грешный, заниматься увеселениями души и плоти — своей и своих родных и близких? Думаю, что нет. А потому отметим день рождения скромно, в семейном кругу, не запрещая, тем не менее, нашим согражданам выразить свои чувства к нам, как им заблагорассудится.
– Но, государь, — подал голос наследник-цесаревич Александр, — в этом году, двадцать второго августа, тридцать лет вашей коронации…
– А вот это — день, важный для всей Российской империи. Я как царь должен буду отчитаться, что принесло нашему благословенному Отечеству мое правление. Какие ошибки я допустил, что мог бы сделать, но не сделал…
– Но ведь были, батюшка, не только ошибки — были и немалые достижения, — осмелился перебить отца младший, Михаил.
Николай Павлович усмехнулся:
– Были, разумеется, были. О них тоже скажем, но все-таки главное для правителя, особенно для верховного, — признать свои ошибки, чтобы ни я, ни мои наследники не повторяли их… как говорится, не наступали на те же грабли. А ошибок у меня предостаточно, взять хотя бы последнюю — назначение князя Меншикова главнокомандующим. Ведь Россия из-за того чуть было не потерпела поражение! Уму непостижимо!
Император удрученно замолчал. Члены семейства горестно опустили глаза долу. Государь не любил инакомыслия.
Потом тот же Михаил осторожно спросил:
– Так мы будем праздновать… то есть отмечать день коронации?
Николай Павлович встряхнулся, как застоявшийся конь, оглядел собравшихся и улыбнулся. И под его улыбкой семейство также встряхнулось и расцвело.
– Будем, Миша! Обязательно будем! И пригласим на торжество всех главных героев этих тридцати лет. Разумеется, тех, кто жив. Думаю, Александринский театр всех вместит.
– Кстати, моему театру в августе будет сто лет, — капризным тоном заметила императрица Александра Федоровна.
– Вот и славно! — подхватил Николай Павлович. — Я тоже люблю театр. Вся жизнь верховного правителя подобна спектаклю. Неслучайно Шекспир хроники самодержавной власти представлял как трагедии.
– Ваше царствование, государь, никто не осмелится назвать трагедией, — немного напыщенно сказал наследник. — Россия за эти тридцать лет так шагнула вперед, что ни одна европейская страна за ней не может угнаться. Железные дороги аж до Крайнего Востока, электротелеграф по всей стране, паромобили, пароходы, самолеты, освобождение крестьян… Да всего не перечислить!
Император кивком головы подтверждал чуть не каждое слово старшего сына, на губах его играла довольная улыбка — ему явно было приятен этот перечень славных дел.
– А надо добавить, — воспользовался паузой Николай Николаевич, — и об учебных заведениях. О тысячах школ и сотнях училищ, об университетах и институтах в губернских городах…
– Спасибо, дети мои, все это так, согласен. Но пусть об этом скажут другие, те, кто соберутся на юбилей. Их слово будет самое верное и самое ценное.
Делегация Русама вполне могла опоздать на торжества. Приглашение от имени императора было получено еще в середине июля, но, пока решали, кого послать да как добираться до Владивостока (там можно будет сесть на поезд до самого Петербурга), время незаметно утекло. Гавайи отправили своих — правителя Павла Тараканова, адмирала Тебенькова, лейтенанта Кеоколо и капитан-лейтенанта Мартыненко — на броненосном крейсере «Баранов», а контр-адмирал Воеводский Степан Васильевич, глава Правления Русской Америки, только-только принявший дела от капитана II ранга Александра Ильича Рудакова, всего-то год исполнявшего должность правителя и бывшего попросту не в курсе истории Русама, промедлил с определением кандидатов на участие в столь значительных торжествах. Поначалу включил в список начальника Высшей военной академии генерала Павла Пестеля и его заместителя полковника Николая Бестужева, благо они были, что называется, на виду, но те отказались от «высокой чести». Поэтому делегация составилась из сугубо гражданских, которых «разбавил» лишь один военный моряк Александр Кашеваров. Зато Калифорния представила целую компанию военных — маршала империи Орегон Алексея Текумсе Тараканова (персонально приглашенного императором), генерала Эмильена Текумсе Епифанцева, полковника Алису Жданко, полковников Артема и Александра Епифанцевых (все они, служа в вооруженных силах Орегона, числились по реестру в русской армии). Это не могло никого удивить, потому
