Сперанский - Владимир Томсинов

В январе 1809 года Наполеон обратился через своего посла к российскому императору с вопросом, не поддержит ли он его своими войсками в случае войны с Австрией. Александр I ответил, что если Франция вздумает воевать с Австрией, Россия выполнит свой союзнический долг — русские войска будут к ее услугам в любой момент. Наполеон принял эти заверения за правду и стал усиленно готовиться к войне. Между тем Александр дал понять австрийскому правительству, что в случае начала войны Австрии с Францией он и пальцем не пошевельнет, дабы помочь своему союзнику. В марте 1809 года австрийская армия развернула активные военные действия против французских войск. Наполеон, опять-таки через своего посла в Санкт-Петербурге Коленкура, стал настойчиво просить российского императора о поддержке. Александр же каждый раз отвечал, что русские войска уже на границе и готовятся к выступлению. Русские войска численностью в 70 тысяч человек в то время действительно были на границе, но во все продолжение войны Франции с Австрией так и не двинулись с места. И лишь когда Наполеон вышел на берега Дуная и решил тем самым участь Австрии, император Александр дал приказ командующему этими войсками князю С. Ф. Голицыну перейти границу. В июле 1809 года русские войска без единого выстрела заняли польский город Краков. Война с Австрией закончилась. Россия не потеряла в ней ни одного своего солдата. Наполеон после этой истории стал догадываться, что Александр ведет с ним хитрую игру, но окончательно понял это лишь год спустя. И поняв, отозвал Коленкура из России.

Покинув Санкт-Петербург, Арман де Коленкур не прекратил своих сношений со Сперанским, а значит, и с российским императором. Они продолжали еще несколько лет переписываться. На замену Коленкуру Наполеон послал в Петербург генерала Лористоуна.

Впоследствии Наполеон обращался с Коленкуром крайне пренебрежительно. Называл его «старым куртизаном петербургского двора». Однажды — было это в августе 1811 года — французский император имел у себя во дворце разговор с князем Александром Борисовичем Куракиным[2]. В конце этого разговора Наполеон раздраженно заявил: «Что бы ни говорил г-н Коленкур, император Александр хочет на меня напасть». Выпалив залпом все свои упреки в адрес российского императора, он добавил: «Господин де Коленкур сделался русским. Его пленили любезности императора Александра». Отойдя после этих слов от князя Куракина, Наполеон подошел к стоявшему неподалеку Коленкуру и с еще большим, чем прежде, раздражением сказал: «Разве не правда, что вы сделались русским?» — «Я вполне хороший француз, государь, — отвечал Коленкур, — и время докажет вашему величеству, что я говорил вашему величеству правду, как верный слуга!» Услышав столь уверенный ответ, французский император слегка стушевался и уже примирительным тоном, сдобренным улыбкой, сказал Коленкуру: «Я хорошо знаю, что вы честный человек, но любезности императора Александра вскружили вам голову, и вы сделались русским»[3].

В 1811 году российский император подходил к пониманию неизбежности военного столкновения с Наполеоном. Важнейшую роль в выработке у него такого понимания играл Сперанский. В течение 1810–1811 годов из-под пера государственного секретаря одна за другой выходили записки, в которых он убеждал Александра в том, что война России с Францией неминуема, что Россия должна упорно готовиться к ней. В этих записках анализировалось состояние русско-французских отношений, давалась оценка международному положению. Одновременно Сперанским разрабатывался конкретный план подготовки России к войне.

В первую очередь Михайло Михайлович советовал своему государю занять в отношениях с французским императором твердую позицию. «Необходимо, — подчеркивал он, — показать решительную твердость, что не токмо по видам пользы, но по совершенной необходимости мы принуждены удерживать прежние наши положения во всей силе. Податливости и снисхождения тут могут только поощрить предприимчивость Наполеона, а между тем готовиться к неминуемой войне». Так ставился вопрос о взаимоотношениях России с Францией в записке Сперанского, поданной императору Александру 11 марта 1811 года. Проанализировав предшествующие неудачные боевые действия русских войск с французскими, госсекретарь пришел к выводу, что главные причины неудач состояли в отсутствии опыта и наличных денег. Россия вела войну в долг, оттого войска наши, отмечал он, бились «храбро на местах, но вперед никогда не подвигались». К настоящему времени русские войска, по мнению Сперанского, приобрели опыт. Задача заключается, следовательно, в том, чтобы приобрести денег. Для этого Михайло Михайлович предложил государю использовать энтузиазм населения: «Впрочем, хотя энтузиазму много верить и не должно, но нельзя отрицать, что энтузиазм есть великая мера, когда не управляются им, а управляют. Известно же, что войны с Франциею у нас все желают, и нет, может быть, известия, которое принято бы было с равным восхищением. Не должно предаваться сему восхищению, но можно воспользоваться им в свое время следующим образом; 1) войну вести не в долг, но наличными деньгами; 2) денег достать можно: а) посредством внутреннего окладного займа, расположенного по имуществу на дворянство и купечество… Заем у обоих состояний без всякого усилия составить может до ста миллионов рублей, б) заем серебром в посуде». По мнению Сперанского, если готовиться к войне заблаговременно, то в нее можно будет вступать с твердостью. Успех ее для России неизвестен, «однако из двух зол всегда надо выбирать меньшее: и война, конечно, лучше, чем потеря восьми западных губерний и все последствия этой потери».

«Во всех случаях должно быть уверенным, — взывал Сперанский к императору Александру, — что Россию можно победить раз и два, но покорить ее, по самому физическому ее положению, невозможно».

Одновременно со сбором денежных средств госсекретарь советовал своему императору скрытно продвинуть ближе к границе войска и склады. В области внешней политики он желал государю наладить отношения с Англией, привлечь как можно больше союзников на сторону России и изолировать ее потенциальных противников. Рекомендации Сперанского на этот счет были весьма подробны и разумны. Неблагоразумно будет, заявлял он, «вступая в войну с Франциею продолжать ее с Англиею. Из сего само собою уже следует, что с первым, так сказать, выстрелом должно восстановить связь с Англиею. Но тогда восстановить ее будет поздно и неудобно. Англия возмечтает, что нужда заставила нас броситься в ее систему, и поставит податливости своей высокую цену. Следовательно, связь с Англиею должно издалека приготовить и, ничего не переменяя в настоящем, устроить будущее. По сему ныне же нужно завести там безгласного агента из купечества, который бы словесно и по одной рекомендации графа Воронцова мог передавать наши виды, по мере их раскрытия, ведя сие дело так, чтобы при открытии войны оставалось только его кончить. Сим одним все связи наши по необходимости теперь должны быть ограничены».