Порт-Артур (Том 2) - Александр Степанов

Наконец Варя появилась. Она была сильно утомлена и без стеснения все время зевала.

- Я не спала две ночи, - объяснила она, - к нам перевели много тяжелораненых из других госпиталей; беспрерывно идут операции и перевязки.

Раздам лекарства и уйду. Подождите меня.

Через четверть часа они вместе вышли из госпиталя.

- Зайдем по пути в Мариинскую больницу проведать Сахарова, - предложила Варя. - Он будет очень рад. Миновав площадь, они подошли к большому двухэтажному зданию готической архитектуры, на главном фронтоне которого красовался большой красный крест. Варя провела Звонарева до просторной светлой палаты на четырех человек. В одном из больных прапорщик узнал Сахарова. Капитан сильно осунулся, пожелтел, лицо заросло густой щетиной полуседых волос. Глубоко ввалившиеся темные глаза лихорадочно горели.

- Весьма рад видеть, - оживился Сахаров. - Не подаю руки, чтобы не передать заразы. Как мило с вашей стороны навестить болящего старика.

- Вы получаете диетическое питание? - сразу приняла докторский тон Варя.

- При лечении брюшного тифа главное - строгое соблюдение диеты. Это необходимо для поддержания сил.

- Пока что у меня есть все, за исключением хорошего сердца. Оно износилось раньше времени...

Варя взяла скорбный лист, просмотрела температурную кривую, ознакомилась с назначением. Сахаров пытливо следил за выражением ее лица.

- Насколько я понимаю, все идет вполне нормально, даже сердечные лекарства назначаются вам в умеренных дозах, - значит, особой надобности в них нет, проговорила девушка, заметив взгляд капитана.

Лицо больного просветлело.

- Мне тоже говорили, что тиф в самой легкой форме, авось и мое сердце выдержит.

- Ни минуты в этом не сомневаюсь. Я принесла вам кизилового варенья.

- Не знаю, как и благодарить вас за ваше внимание ко мне, - растроганно ответил больной. - Что нового на фронте?

Звонарев сообщил о положении на фронтах, о планах обороны.

- Электропровод есть у моряков в порту. Я недавно сам им продал. Сейчас черкну Григоровичу записку. По старому знакомству он должен помочь моему другу.

На прощанье Звонарев пожал сухую и горячую руку капитана, а Варя обещала навещать его ежедневно.

- Не знаю, чем и как смогу отблагодарить вас обоих по выздоровлении! Во всяком случае - свадебный подарок за мной, - обещал Сахаров.

- Ой, что вы, мы об этом и не думаем, - за себя и прапорщика ответила девушка.

- Если сейчас не думаете, то скоро додумаетесь. Со стороны-то виднее. Я прошу вас, милая Варя, - позвольте мне так называть вас, - зайдите в мою контору, тут напротив, около мельницы, и передайте эту записку господину Шубину. Он у меня является главным доверенным лицом во время моей болезни, попросил капитан.

- С большим удовольствием, немедленно побываю там, - ответила девушка.

- Врачи говорят, что Сахаров совсем плох, у него никуда не годное сердце, - шепнула она Звонареву, когда они вышли из палаты. - Интересно, что он написал. - И она развернула записку.

На ее лице выразилось полное разочарование. На бумаге было нарисовано несколько иероглифов.

- Надо попросить кого-нибудь ее прочитать, - сказала она.

- Этого еще не хватало! - И, отобрав записку, Звонарев спрятал ее.

Шубин оказался пожилым человеком с круглыми черепаховыми очками на носу.

Он рассыпался в любезностях и сообщил, что все распоряжения Сахарова будут немедленно исполнены.

- А о чем он пишет? Я все хотела понять, что эти значки обозначают, и не могла! - улыбнулась Варя.

- Господин Сахаров хотел сохранить в секрете свои намерения, и он воспользовался китайской письменностью, тем более что кое-что касается непосредственно вас.

- Что именно, скажите, пожалуйста! Василий Васильевич никогда не узнает об этом, - попросила Варя.

- Дело очень щекотливое, и я не имею права ничего сообщить вам при всем моем горячем желании исполнить вашу просьбу, - отказался Шубин.

День прояснился, и японцы начали обычный обстрел города и порта. Снаряды падали у подножья Золотой горы. Батареи Тигровки и броненосцы открыли ответный огонь. Грохот временами доходил до того, что разговаривать на улице было трудно.

- Не придется мне сегодня идти домой, - вздохнула Варя. - Золотая гора своей пальбой так и не даст заснуть целый день. Проводите меня в Пушкинскую школу. Там, забравшись в подвал, я сумею отдохнуть.

У Пушкинской школы они расстались. Звонарев обещал на обратном пути на Залитерную зайти к Варе и направился к Григоровичу.

Командира порта он застал дома и изложил ему свою просьбу от имени Кондратенко.

- Удивительное дело! Вы, сухопутные, все время на чем свет стоит ругаете нас, моряков, и в то же время за всем обращаетесь к нам! Нет у меня электрических проводов. Так и передайте генералу, - стукнул ладонью по столу адмирал.

Звонарев вспомнил о записке Сахарова и передал ее Григоровичу.

- Как здоровье милейшего Василия Васильевича? Не повезло ему, бедняге.

Обязательно побываю у него в больнице, - сразу переменил тон адмирал.

Прапорщик подробно сообщил ему все, что знал.

- Жаль, жаль! Такой хороший человек и вдруг может умереть от тифа...

Сколько же и чего вам нужно? Только из уважения к просьбе Василия Васильевича в последний раз иду вам навстречу.

Звонарев протянул ему заранее приготовленный список требуемого имущества.

Григорович, не просматривая его, положил резолюцию об отпуске. Обрадованный таким исходом дела, прапорщик поспешил откланяться.

В этом районе на берегу моря было тихо, и Звонарев отдыхал от обычного грохота и шума передовых позиций. Электрический Утес, бывший в начале войны самой боевой батареей Артура, теперь обратился в спокойную тыловую позицию, и только задранные вверх дула орудий, повернутых в сторону сухопутного фронта, напоминали о войне.

Батарея была загружена выздоравливающими солдатами самых различных полков. Тут же мелькали черные бушлаты матросов с броненосца "Пересвет", обслуживающих пушки.

В офицерском флигеле Звонарев застал нового командира Электрического Утеса, капитана Николая Николаевича Андреева. Высокого роста, широкоплечий, с расчесанной надвое скобелевской бородой, он имел бы представительный вид, если бы не беспрерывно трясущиеся после контузии голова и руки. Тут же находился командовавший матросами лейтенант Любимов, коренастый шатен, младший врач крепостной артиллерии Зорин и Варина сестра - Катя. Звонарев застал их всех за столом. Хозяйничала Катя.

Отказавшись от обеда, Звонарев вместе с Катей отправился на розыски своих чемоданов. Он не сразу узнал свою бывшую комнату. Заново оклеенная новыми обоями, чистенькая, аккуратно прибранная, она превратилась в очаровательную девичью светелку. Катя осматривала белье.

- Я сейчас заштопаю, - взялась она за иголку.

Звонарев начал смущенно ее благодарить и отказываться.

- Пустяки! Я думаю, Варя давно отучила вас от условностей, называемых приличиями. Она и раньше не очень-то соблюдала их, а теперь и вовсе ни с чем не считается. Давно вы ее видели?

Прапорщик рассказал об утренней встрече.

- До вас ей никто не нравился, а вы сразу покорили ее суровое сердце.

Сейчас, кроме вас и хирургии, она ничем не интересуется. Не знаю, отвечаете ли вы ей взаимностью, если нет - то придется пожалеть мою взбалмошную, но все же очень милую сестрицу.

- Мы с Варей большие друзья...

Катя внимательно посмотрела на него и чуть заметно улыбнулась.

Выйдя на крыльцо, Звонарев увидел перед казармой странное зрелище.

Человек двадцать раненых и перевязанных солдат стояли под винтовками. Один держал костыль под правой рукой, а на левом плече у него лежало ружье, у другого винтовка была на правом плече, так как левая рука была на перевязи, у третьего была забинтована вся голова, и он ее наклонял набок, чтобы не задеть за винтовку. У крайнего были перевязаны обе руки, и все же винтовка каким-то образом держалась на плече. Перед наказанными расхаживал Чиж и, площадно ругаясь, тыкал солдат кулаками то в живот, то в лицо.

- Я вас приведу в христианский вид! Не поможет винтовка - испробуете розг, а там - на фронт, коль ноги носят! Фельдфебель, кто у тебя еще значится провинившимся? - обернулся он к подбежавшему к нему рысцой Назаренко.

Вытащив из-за обшлага бумагу, фельдфебель зачитал несколько фамилий.

- Всем по десять часов, а эту сволочь завтра через одного перепороть, распорядился Чиж, отходя от солдат.

Поодаль группа матросов угрюмо следила за происходившим. К Звонареву подошел Любимов и, взяв его под руку, отвел в сторону.

- Чиж, по-моему, сумасшедший маньяк, садист, ненавидящий солдат. Добром это не кончится. В один прекрасный день не эти калеки, так мои матросы его прикончат.

- Не думаю, чтобы это многих опечалило.

- Это верно, но ведь пойдет суд, расстрелы, что может вызвать новый бунт, в котором и мы с вами можем пострадать.