Индия: беспредельная мудрость - Маргарита Альбедиль

Одно из самых ярких описаний древнеиндийского города, как принято считать, содержится в южноиндийской, точнее, тамильской поэме III–IV вв. «Мадурайкканджи», написанной в честь царя Недунджелияна, жившего во II в. Кажется, страницы этого описания источают ароматы цветов и благовоний, доносят звон браслетов, унизывающих руки и ноги томных красавиц, слепят блеском драгоценностей ювелирных лавок. В праздничный день, когда поэт входит в город, он красочно расцвечен флагами; одни, дарованные царем в ознаменование героических деяний, развеваются над домами военачальников, другие колышутся над лавками с веселящим пальмовым вином. Улицы заполнены радующимися людьми; звучат песни бродячих музыкантов, на рыночной площади идет бойкая торговля.

Под звуки барабана движется нарядная царская процессия, во главе которой шествуют слоны, и все это оглашается звуками раковин. За ними следуют колесницы, запряженные гарцующими конями, и пешие воины. Богатые аристократы в ярких одеждах и цветочных гирляндах проезжают в колесницах и сверкают золотом оружия. Люди толпами стекаются к храмам и поклоняются богам, кладут цветы к их изваяниям и воздают почести. Бойко идет праздничная торговля: мелкие лавочники предлагают сласти, цветочные гирлянды, ароматный порошок и бетель; старухи ходят из дома в дом и продают на женской половине цветы и безделушки. Ремесленники – ювелиры, золотых дел мастера, горшечники, медники, живописцы – как обычно, заняты своим делом. А с балконов и башен на все это праздничное великолепие смотрят красивые женщины, умащенные благовониями и украшенные драгоценностями.

Илл. 104. В Индии как будто нет ничего такого, что уже не существовало там сотни веков: такие же трудолюбивые бычки-зебу ходили и по древним протоиндийским дорогам

Вечером гетеры, виртуозно владеющие искусством обольщения, развлекают своих щедрых покровителей танцами, музыкой, пением и приятной беседой; музыка оглашает улицы; пошатываясь, бредут подвыпившие крестьяне из окрестных деревень; во дворах домов ведут неспешные беседы. Наконец город засыпает. Не спят только злые духи, привидения и взломщики, вооруженные веревочными лестницами и железными орудиями для взламывания глинобитных стен домов. Но стража бодрствует, и ночь в городе проходит спокойно. А наутро город возвращается к своей обычной жизни…

Подобных описаний городов и городской жизни в обширной индийской литературе можно найти немало. Поэты и сказители описывают их, не жалея хвалебных слов и ярких эмоциональных красок, как средоточие изобилия, пышности, богатства, сокровищ, красоты. Эти описания завораживают, но остается впечатление, что они не вполне соответствуют реальности и больше напоминают мечты, чем действительность. Отчасти так и есть. Как уже говорилось, согласно мифологическому мышлению, каждое земное явление имеет свой небесный прототип, и, прежде чем появиться на земле, оно уже существует на небе или в некоем божественном мире, и кто знает, какое из них правильнее было бы назвать реальным. Но как бы то ни было, никто не сомневался в том, что все царские города Индии построены по мифическому образцу небесного града, воплощением которого они и являются на земле. Только так они могли обрести бытийную прочность, устойчивость и истинную реальность в глазах своих жителей. Городские стены были не только военной защитой, они еще играли роль магической охраны, отграничивая и оберегая пространство освоенное, организованное, космизированное и упорядоченное от пространства чужого, неорганизованного, хаотического и неупорядоченного. По сути дела, они были границей между двумя разнородными пространствами, выполняя роль своеобразного «магического круга», внутри которого люди могли чувствовать себя защищенными высшими силами, то есть самыми надежными с их точки зрения.

В самом деле, индийские города, лучшие из лучших, обычно сравнивают с небесным градом Индры Амаравати или с тем, что ценится на земле превыше всего. Так, в «Океане сказаний» Сомадевы, созданном в Х! в., находим строки о городе Паталипутре (современная Патна): «Есть город, подлинная жемчужина земного круга, зовущийся Паталипутрой и украшенный всевозможными собранными из разных стран многоцветными камнями». Созданию города предшествовали небезынтересные события. Шива дал имя Путраки мальчику, взращенному тремя сестрами, опорой которым он и должен был стать в будущем. С помощью волшебных сандалий Путрака и его возлюбленная Патали, обещанная Шивой ему в жены, спаслись от разгневанного царя и спустились с поднебесья на берег Ганга, испив здесь из волшебной чаши. Восхищенная могуществом Путраки, Патали спросила его, что он может еще сделать, «и тогда начертил он на земле город, а в нем для защиты от недругов войско, состоящее из пеших бойцов, всадников, колесниц и слонов. Тотчас же нарисованный им город стал настоящим, а Путрака стал в нем царем, достиг большой силы и правил честно… Город же, со всеми горожанами, возникший по волшебству, достиг красы и богатства: отсюда его название Паталипутра, и в нем обитают постоянно Лакшми, богиня счастья, и Сарасвати, покровительница наук и красноречия».

Древнеиндийская традиция насчитывала семь священных городов. Скорее всего, для современного западного городского жителя это словосочетание либо лишено всякого смысла, либо он не адекватен тому, какой вкладывали в него сами индийцы. Между тем город, как явствует из сказанного выше, был пространством не профанным, а освященным, связанным с таким основополагающим понятием, как центр мира, подобно храму, о котором уже говорилось. Наша современная западная культура отсекла это понятие, оставив только его иронически сниженные вторичные значения вроде «пупа земли» и т. п., но смыслы, связанные с ним, остались подспудно существовать в нашем сознании или, скорее, в подсознании. Ведь если вдуматься глубже, то станет очевидным, что идея пространства или, точнее, пространства-времени – не более чем наш образ, и вполне возможно, что он способен к нескончаемому усложнению. Возможно также, что геометрия различных пространств может открываться нам самыми неожиданными гранями, особенно если озаботиться постижением центра.

В третьей части книги уже шла речь о центре мира. Смыслы, связанные с представлениями о нем, стали мощным структурообразующим стержнем во многих религиозных явлениях, и не только в них. Они пронизывают разные жизненные регистры, от домашней и храмовой архитектуры до медитационных практик. По наблюдению М. Элиаде, «символизм царских столиц, храмов, городов, наконец, любого жилища человека базировался на оценке священного пространства как центра мира и, следовательно, как сферы сообщения с небом и преисподней». И самые важные, значимые события также происходят, как правило, в месте, воспринимаемом носителями традиции как центр мира. Если к этому добавить, что восстановление человека в его собственном центре – едва ли не главная идея индийской мистики, то станет понятным, что индийцы воспринимали священный город как очевидно зримую и вещественно действенную репрезентацию сакрального центра мира, а наличие в одной стране нескольких сакральных центров никого не смущало.

Один из самых знаменитых среди семи священных городов – Удджаини, современный Удджайн, расположен на западном берегу реки Сипра (Шипра) в окружении садов и парков в западной части штата Мадхья-Прадеш. Сейчас это третьестепенный индийский городок, вся слава которого – в историческом прошлом. Он был центром экономически и политически важного района и почти постоянно служил столицей независимых и вассальных правителей. Так, город был столицей древнего царства Аванти, цари которого успешно боролись за гегемонию в Северной Индии и в VI–V вв. соперничали с Магадхой, а позже им управляли знаменитые магадхские династии. Удджайн довольно рано включился в систему трансиндийских торгово-экономических связей, и это определило его возрастающее значение. Контролировал он и торговые пути, ведущие в долину Ганга, к таким известным и влиятельным городам, как Паталипутра, Варанаси, Раджагриха и т. п. Через северо-запад и долину Кабула он был связан со Средней Азией, караванные дороги соединяли его и с югом Индии.

С этим городом были связаны многие значительные исторические фигуры и знаменательные события, смысл которых он определял. Так, великий индийский царь Ашока более десяти лет провел в этом городе, и именно оттуда он поспешил в Паталипутру, чтобы стать обладателем и магадхского трона. По некоторым предположениям, в этом городе родился знаменитый Калидаса, немало сделавший для славы «золотого века Гуптов». Во многих литературных произведениях вплоть до наших дней Удджайн присутствует как тема, фон или рамка для описываемых событий, иногда – как образ или как упоминание. Наконец, в фольклоре Удджайн запечатлен как столица легендарного царя Викрамадитьи (Чандра Гупты II), при дворе которого блистали некогда величайшие поэты и ученые и посещение которого считалось особой добродетелью: «Есть в стране индийской, в земле Аванти, город радостный и цветущий, ни в какой мере грехами не оскверненный, граду небесному подобный. Называется тот город Удджаини, и посетить его достойно всяческой похвалы». Этот город считался некоей точкой отсчета: так воспринимали его меридиан индийские географы. Не будем развивать дальше богатую историческую тему этого города, так как она меркнет по сравнению с его духовно-религиозным значением.