Обитель Варн - Райдо Витич

о себе?

— Очень.

— В девятнадцать лет я вышла замуж за славного парня: умного, доброго, сильного,

чуткого. Самого, самого. Я не просто любила его — всецело. Доверяла больше, чем

себе. И не заметила, как потеряла себя. До свадьбы я считала себя симпатичной,

неглупой девушкой. Но оказалось, что я беспросветно тупа и неимоверно уродлива,

как хозяйке, мне вообще ничего нельзя было доверить. Он укорял меня за каждый

незначительный проступок. Гнул под себя, порабощал, а я и не замечала, все

больше замыкалась, боялась слова поперек сказать. Смотрела на себя в зеркало и

видела ту, что он описывал — уродку со слишком большими глазами, слишком

вздернутым носом и не с золотистыми волосами, а безобразно рыжими. Он критиковал

мои наряды, и в итоге я перестала покупать что-то, боясь быть высмеянной. Что бы

я ни приготовила — все было не так: слишком много соли или слишком мало. Много

мяса, мало. Сладко, не подсластила. Я, стараясь угодить, как могла, и начала

ненавидеть себя, неуклюжую, ни на что не способную. А его любить еще больше —

еще бы, он такой уверенный, красивый, живет с таким убожеством, когда рядом

вьются девушки ему под стать. Месяц, год, три… Родился ребенок. Хлопот

прибавилось. Помощи не было. Просить его я не могла — боялась. Он устает, да и

не мужское это дело, крутиться по хозяйству, нянчиться. Да и знала заранее, что

он скажет в ответ: что ты вообще можешь, убогая? Но, видимо, всему есть предел.

Прут можно сгибать до определенной степени, потом он либо сломается, либо

выпрямится. Я пыталась выпрямиться не ради себя, ради Вацлова. Он рос, и как

любой ребенок, нуждался в материнской ласке, но он запретил мне ласкать ребенка,

жалеть, гладить, обнимать. Ребенок боялся лишний раз прижаться ко мне, а я

боялась спровоцировать скандал. Он стал распускать руки, не стесняясь сына.

Мальчик заболел… и умер…. Ребенок нуждался во внимании, но ему нужно было

срочно ехать со мной. Один он не хотел. Пустая вечеринка с друзьями в то время,

когда малыш задыхался, а няня смотрела TV… Мы вернулись под утро, когда Вацлав

был уже холодным…Я винила во всем себя, жалела лишь об одном, что не умерла

сама. Я в прямом смысле сходила с ума, слышала постоянные упреки и понимала — он

опять прав. Прав! Если б я престала гнуться, трезво взглянула на вещи, решила с

кем я, кто мне дороже… Если б я нашла в себе силы послала его к черту!!

Варн повернулась к Лесс, уставилась на нее:

— Страх, вот что сломало мне жизнь. Став Варн, я потеряла его, но его отголоски

порой просыпаются в нас. Они смешиваются с сожалением и пониманием прошлых лет,

дней и рождают ярость. Прошлое не отпускает, если ты не отпустишь его.

— А что было дальше?

— Дальше? А, ты вот о чем… Он напился, обвинил меня в смерти сына, в

нерадивости, в том, что у нас был лишь один ребенок, в куче других грехов. Я

летала по всей квартире, не сопротивляясь. Я надеялась, что он убьет меня. Не

получилось. Он заснул, я выжила. Полежала, потом встала и пошла топиться. Жизнь

закончилась. Я стояла на перилах моста и смотрела в черную воду. Мне казалось,

там, только там покой, свобода. Вацлав. Прыгнула с улыбкой. Летела к воде, как к

спасению. И была перехвачена. О, как я билась в руках Бэф, проклинала его,

рвалась вон. Но он не отпускал, держал в руках и успокаивал. Убаюкивал, как

ребенка. Он молчал. Но я чувствовала его сопереживание. Это было что-то

неизвестное мне. Я доверилась ему. И поняла — вот оно, то, к чему стремилась —

не хочу уходить, не уйду. До меня дошло, что ни один человек на свете не смог бы

перехватить меня на лету, отнести через реку на берег. Парить над холодной

дамбой….

— Где ты живешь? Я провожу.

— Нет, нет, пожалуйста! Вы не человек?

— Не бойся, я не причиняю вреда таким малышкам, как ты. Кто тебя обидел?

— Я сама себя обидела. Давно и непоправимо…. Вы вампир?

— Нет.

— Тогда кто?

— Неважно. Случайный знакомый. К утру от нашей встречи не останется и памяти.

— А можно сделать так, чтоб памяти вообще не осталось?

— Нет. В твоем случае.

— Помогите мне.

— Уже.

— Нет, не так. Убейте, пожалуйста.

— …….

— Умоляю! Я буду благословлять вас за это!… Тогда укусите! Ведь вам нужна

кровь!…

— Нет. Все это сказки, девочка. Я не пью кровь. Мне она не более приятна, чем

тебе. И не убиваю людей. Вы убиваете себя сами. Сейчас тобой руководит отчаянье.

Но завтра все пройдет. Плохое забывается. Послушай моего совета: не стремись

расстаться с жизнью раньше отмеренного тебе срока. Она еще сможет порадовать

тебя рассветом.

— Зачем он мне? Вы уйдете, бросите меня. Я опять останусь одна. Нет, не могу,

не хочу. Возвращаться?! Нет!! В следующий раз вас не будет рядом…

— Бэфросиаст заглянул мне в глаза, считал прошлое и, наверное, понял, что он

единственный выход для меня… Мы долго разговаривали с ним. Он объяснял мне,

кто такие Варн, что меня ждет. Он пытался переубедить, а получалось наоборот. Я

все больше проникалась осознанием, что его как ангела-спасителя послал мне Бог.

Бэф сдался и поцеловал. Принес меня в это замок…

Нэш смолкла. На ее устах блуждала нежная улыбка, взгляд был чуть лукавым, чуть

задумчивым. Лесс заерзала на краю саркофага, ожидая продолжения рассказа, и Нэш

очнулась, улыбнулась шире:

— Бэфросиаст не только вожак. Он мой друг, отец, брат… Он мой Бог. Он подарил

мне свободу, а вместе с ней я обрела счастье, избавилась от одиночества, что не

давало мне покоя. Теперь я люблю и любима, такой как есть. Я хочу поделиться с

ним счастьем. Хочу, чтоб он познал то, что познала я — любовь. То, что не купишь

и не продашь, то, что невозможно отобрать, затоптать. То, что расплавит лед в

его сердце, лишит холода длинных ночей.

— Почему ты говоришь это мне?

— Ты знаешь, почему. Тебе нужно выбрать, кто ты и с кем. Это твое право, и

никто его не оспорит, запомни это. Но, выбирая — не предавай себя никогда, ни за

что, иначе ты предашь и тех, кто любит тебя. Слушай не ушами — сердцем, душой.

Она одна знает верный путь, знает, где правда, где ложь. А теперь спи, сестра, я