Обитель Варн - Райдо Витич

на недельку, я б эту серость облагородил, раскрасил яркими красками.

— Ну, дядя Игнат, — восхитился прыти мужчины парень.

— А что? — выгнул тот бровь, отвлекшись от лицезрения частокола стройных ножек,

— Очень некоторые экземпляры выдающиеся. Спереди особенно. Смотри вон,

шатеночка, черноглазая. Кто такая?

— Наташка. Интеллект стремится к нулю, амбиции к Альдебарану.

— Ух, ты, — рассмеялся мужчина. — Как ты ее: катком и по всем позициям. А они

у нее… весьма. Ладно, поверю тебе на слово. Поищем более гармонично развитые

экземпляры. Куда пойдем? Я лично голоден, да и ты, думаю, после обилия принятых

в голову знаний не прочь перекусить. Предлагаю ресторацию. Пошли?

— Не знаю, — замялся парень.

— Я знаю, — хмыкнул мужчина, увлекая парня к выходу.

Они не спеша шли по проспекту. Гнездевский то и дело оборачивался, провожая

взглядом наиболее симпатичных представительниц женской половины населения. Игнат

улыбался, с некоторой завистью поглядывая на дядю. Он всегда ему нравился.

Мальчишкой Игнат часто копировал выражение лица дяди, походку, едкие выражения.

Вот только так и не научился, как он воспринимать действительность: легко, бодро

шагая по жизни.

— Вы домой к нам заходили?

— Нет, только с лайнера, племяш.

— Надолго к нам?

— Как получится. Может, уже вечером улечу, а может, на пару суток у вас зависну.

Прогонишь? — подмигнул и тут же развернул парня влево, беззастенчиво указывая

пальцем на стройную блондинку, гордо вышагивающую по соседней дорожке,

параллельно им. — Ты смотри, какие лани без охраны фланируют!

Парень пожал плечами — девушка, как девушка.

— Ясно, — кивнул Гнездевский и побрел дальше, придерживая Игната за локоть. —

Делаю вывод — ты влюблен.

— С чего вы взяли? — нахмурился тот: неужели дядя уже с мамой разговаривал, и

та наябедничала?

— Логика, малыш. Женщинами не интересуешься и при этом не монах, а вьюношь в

полном расцвете гормонов. Я в твоем возрасте… Ну, да ладно, опустим

автобиографические подробности. А то пойдешь по моим стопам, Инга меня убьет.

Наша матушка в свое время сильно моими знакомыми недовольна была. В каждой какой-нибудь

изъян находила. Боялась — женюсь, карьеру под каблучок брошу и все — жизнь в

сортир.

— Мама тоже не довольна, — вздохнул Игнат.

— Удивил, — хмыкнул мужчина. — Мама самая придирчивая профессия. Не стремись

ей угодить — бесполезно. По опыту знаю. Даже если твоя избранница будет

обладательницей национальной премии во всех областях, мисс Вселенная и идеальная

хозяйка, все равно маман найдет к чему придраться. Женская ревность называется.

Не сталкивался еще с ней?

Парень загрустил, задумался:

— С женской — нет, — выдохнул, не скрывая печали. Вспомнился ему ненавистный

Бэфросиаст, наглый, непробиваемый вампир-соперник.

— О-о! Слышу нотки меланхолии и упадничества. Сталкивался с мужской ревностью —

я прав? Ну-ка, рассказывай, малыш, дяде Игнату, в чем печаль. Обещаю помочь

бескорыстно. Пользуйся моим опытом пока я здесь.

— Если б все так просто было, дядя Игнат.

Мужчина посерьезнел:

— Проблемы?

— Большие. Со всех сторон. Мать в крик, отец раздражен. А остальное… лучше не

то, что говорить, но и думать — тоска.

— Влюбился так, что и жениться готов? — спросил с пониманием и сочувствием.

— Да, люблю. Причем так, не поверишь, дядя Игнат, жизнь бы отдал, не раздумывая,

в ад спустился бы, как Орфей.

— Н-да, ничего себе у тебя дела… Давай-ка зайдем в `Замок', там и поговорим,

— кивнул на эффектную вывеску ресторана.

— Да, я и есть не хочу… Спать уже не могу. Лекции тоже мимо…

— Зря. Любовь — любовью, а обед должен быть по расписанию. На борьбу за свое

счастье нужны немалые силы. А у тебя от голода их нет и на борьбу с депрессией,

не то что с соперником. Слушай старших: вперед за деликатесами с убойным

количеством витаминизированных калорий. Усладим желудки, а заодно разомнем мозги.

Две-то головы лучше, а, племяш? Ты пойми, бабы, пардон, мамзели и мадамы любят

сильных, непробиваемых, а ты что мякиш: мни — не хочу. Не интересно им, а тебе в

итоге маетно, — болтал Гнездевский, пропуская парня в помещение ресторана.

Витражные окна в средневековом стиле, резные столы и стулья, полумрак,

разбавленный неоновым светом свечей, тягучая музыка древности довершили начатое

капитаном — парень совсем размяк, расстроился и чуть не плакал, оглядывая

интерьер ресторана.

— Красиво, правда? — обвел взглядом серые камни стен и гобеленов Гнездевский.

— Жутко, — просипел Игнат, хмуря брови.

— Что так? По-моему, очень даже. Экзотика. Вон гобелен видишь? Настоящий между

прочим: сцена битвы при Пуатье. Какой век?

— Пятнадцатый.

— Незачет. 1356 год от рождества Христова. Ладно, оставим историю стран,

вернемся к твоей истории. Меню посмотрел? Что приглянулось?

— Ничего.

— Ясно, — Гнездевский щелчком пальцев подозвал официанта и заказал обед на

свое усмотрение. Вскоре стол ломился от обилия аппетитных блюд.

— Нам это не съесть, — заметил парень.

— Придется, — улыбнулся мужчина, принимаясь за утиную грудку. — Ты ешь и

рассказывай. Винца вон для аппетита глотни. Знатное вино, Игнат, отвечаю.

Парень потянулся к высокому бокалу, попробовал рубиновой жидкости и выпил все,

вслушиваясь в органную рапсодию, бередящую душу.

— Закусывай, — опять потревожил его горькие раздумья мужчина, подливая вино и

кивая на порцию утки. Парень нехотя принялся есть, но больше пил вино и

задумчиво смотрел на мужчину, решая, стоит ли ему поведать свою грустную историю

безответной любви. Дядя Игнат, конечно, не отец с матерью. Что ценно: опытный,

умный, уверенный в себе. Родителям, о чем бы с племянником ни говорил, разговоры

не передает, принимает любой юношеский бред серьезно. Но впервые Игнат не

решался открыться даже ему, не знал, как. А надо бы, надо — подгонял сам себя.