Ночью на белых конях - Павел Вежинов

— Вы оказались правы, товарищ Урумов!.. Только что выяснилось, что нам удалось заразить раком легких одну из белых мышей, которым был введен катализатор!

Урумов почувствовал, что на мгновение у него остановилось дыхание, хотя именно эту новость он и ожидал услышать. Речь шла о катализаторе биохимического обмена веществ в клетках животных.

— Точнее, какую мышь? — спросил он тихо.

— Группа «С»… Порядковый номер шестьсот сорок шесть. Самка белой мыши, имела потомство.

В группе «С» были опытные животные, выросшие в бедной кислородом среде с добавлением отходов промышленных газов.

— Этого нужно было ожидать! — сказал Урумов.

— Просто не верится! — возбужденно заговорил Аврамов и машинально вытер ладонью вспотевший лоб. — Рак, вызванный самим организмом! Да это же неслыханно! Если опубликовать эти данные, мы просто потрясем мировую биохимическую мысль.

— Да, разумеется! — спокойно ответил Урумов. — Но мы не станем публиковать эти данные.

Оба смотрели на него, не веря своим ушам. Упади сейчас на крышу бомба, и то это не произвело бы на них такого впечатления.

— Почему? — спросил Аврамов.

Голос его прозвучал глухо и словно бы чуть враждебно.

— Как это почему?.. Неужели вы не отдаете себе отчета в том, что ваши опыты недостаточно чисты? В вашем материале в любом случае не может не быть примесей.

Это было, конечно, верно, и оба прекрасно это знали.

— Но, товарищ Урумов, — почти умоляюще воскликнул Аврамов. — Наш материал чист по крайней мере на девяносто семь с половиной процентов. А это означает, что и результаты верны более или менее в той же степени.

— Нет, Аврамов, ваши рассуждения полностью противоречат строгой научной логике! — довольно холодно сказал академик.

Краем глаза он увидел, как Сашо резко подался назад. Эта маленькая обида, конечно же, относилась и к нему. Но вид у него был не сердитый, а скорее пристыженный.

— И подумайте, которую мышь удалось вам заразить? Шестисотую с чем-то! А вы должны были бы получить результат в первой же серии и во всех группах. Закон не может быть выведен из исключений.

Теперь уже подался назад Аврамов, хотя и не так явно.

— Итак, вы считаете, что результат достигнут именно благодаря примесям?

— Именно! — твердо проговорил академик. — Хотя вы должны проверить и вашу гипотезу.

— Значит, по-вашему, мы ничего не добились? — с отчаянием спросил Аврамов.

— Ну как вы не понимаете!.. Наоборот! Вы добились именно того, чего я ожидал от вас с таким нетерпением. Хотя опыт еще далеко не закончен.

— Я в самом деле вас не понимаю! — окончательно смешался Аврамов.

— Но, коллега, это же так просто! — заговорил Сашо. — Дядя хочет сказать, что и здесь речь идет о взаимозамещении структур.

С тех пор как они вошли в дом, Сашо впервые подал голос. Вид у него был покаянный. Аврамов с надеждой оглядел обоих..

— Именно так, — кивнул академик. — Фактически здесь катализатор не стал причиной рака, так же как примеси не ускорили биохимических .реакций. И все же структуры взаимозамещаются. Теперь вам остается понять, при каких условиях организм склонен к совершению этой роковой ошибки.

— Ну, конечно же! — воскликнул Аврамов. — Мы должны постепенно стягивать обруч, пока не получим оптимальный результат!

Он вскочил с места и взволнованно прошелся по кабинету. Академик просто чувствовал, как лихорадочно работает его мысль после временной остановки.

— Очевидно, эта ошибка происходит при резком изменении биохимической среды! — добавил Аврамов, опять вытирая пот со лба. — Такое заключение просто напрашивается.

— Вероятно, вы правы, — улыбнулся академик. — Следуя этим путем, мы можем понять самое важное из того, что нам нужно знать о раке.

— Я, наверное, был похож на сумасшедшего! — горько вздохнул Аврамов. — Но ведь это и в самом деле было изумительно — видеть, как организм губит сам себя.

— Фактически так оно и есть! — сказал Урумов. — Я не философ, но, кажется, первым это сформулировал Спиноза: «То, что снаружи, то и внутри». А Сашо в своей статье сумел только найти для этого более современное выражение: «Здесь форма всего лишь другая сторона сущности».

— Но ведь это было в вашей статье? — с удивлением взглянув на него Аврамов.

Сашо еле заметно вздрогнул. Но академик вовремя спохватился.

— Ах да! — пробормотал он. — Столько было разговоров, что я уже совсем запутался.

Ему показалось, что открылась наружная дверь и кто-то вошел в квартиру. Наверное, Сашо тоже это услышал, потому что спросил:

— Кто-нибудь еще есть в доме?

— Кому же быть, кроме твоей матери?

И правда, Ангелина приоткрыла дверь, заглянула в комнату и смущенно проговорила:

— А, это вы?.. Ничего, ничего, я просто так заглянула.

Гости пробыли у академика еще около часа — теперь разговор приобрел вполне деловой характер. Их открытие, несомненно, бросало новый свет на все посещение Уитлоу. Теперь у них было чем его удивить. Оставалось и ему удивить их чем-нибудь, особенно с помощью своей новой центрифуги. Это должно было необычайно облегчить всю дальнейшую исследовательскую работу. Наконец гости поняли, что пора и честь знать, и поднялись. Лицо Аврамова окончательно восстановило свой обычный цвет, который и без того не отличался особой свежестью.

— Теперь-то начнется самое интересное! — сказал он, улыбаясь.

— По-настоящему интересное! — согласился Урумов.

— В науке как в футболе! — добавил Сашо. — Мы хотели забить гол из офсайда… А ведь совсем другое дело, когда гол забит в результате красивой и сложной комбинации.

Когда дверь за ними закрылась, Урумову показалось, что в холле кто-то разговаривает. В самом деле, слышалась какая-то болтовня, но это был всего лишь телевизор, Ангелина, расположившись в кресле, рассеянно смотрела на экран. Была суббота, и люди заглатывали все, что им покажут. Урумов присел на диван.

— Я никогда тебя не спрашивал — у вас дома есть телевизор?

— Конечно, есть, — удивленно взглянула на него Ангелина. — Не то чтоб он мне был очень нужен, но без него мой бродяга вообще не появлялся бы дома.

Урумов встал и пошел к себе в кабинет. Ангелина проводила его взглядом, полным сожаления. В такие моменты брат всегда напоминал ей кроткого и послушного вола, который сам протягивает под ярмо натруженную шею.

— Подожди. Ты мне нужен.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — с надеждой спросил он.

— Нет, я должна с тобой поговорить.

Было в ее голосе что-то такое, что заставило его вздрогнуть. Неужели она что-то пронюхала? Мария приходила обычно утром, и ему все время казалось, что сестра, как старая кошка, трется у порога. И напрасно старается, Урумов спокойно мог бы оставлять дверь открытой. Все, что они с Марией сказали друг другу, можно было бы сказать и при сестре. А то, чего они не сказали?

Он опять сел на диван и выжидающе взглянул на нее. Ангелина выглядела непривычно взволнованной, словно готовилась к какому-то особо деликатному разговору. Когда-то отец вот так же застал его врасплох.

— Не знаю, Михаил, может, ты забыл… Наверняка забыл. Но завтра год, как умерла твоя жена.

Урумов почувствовал, как все в нем оцепенело.

— Какое завтра число?

— Нет, я не ошибаюсь, я все точно проверила. Вот и решила напомнить, если ты собираешься что-нибудь делать.

Ему показалось, что в комнате вдруг стало темно, — неожиданная новость, словно кровь, ударила ему в голову.

— А что полагается делать в таких случаях?

— Сходить на могилу, помянуть.

Поколебавшись, Ангелина добавила поразившим его голосом:

— Люди же мы все-таки.

— Да, понимаю, — кивнул он. — Но ведь уже поздно, сейчас уже никого не оповестишь.

— Верно, запоздали мы. Но еще можно отпечатать поминальное извещение… Пусть люди прочтут и вспомнят!

Он даже не замечал, что сидит, уронив голову на грудь в глухом, невыразимом отчаянье. Что знает сестра о его прошлой жизни? Ничего не знает, наверное, даже не подозревает. Не становясь грубой или неделикатной, Наталия очень умело отвадила от него всех его родственников. И может ли он сейчас своей собственной рукой написать черным по белому: «Прошел год со дня смерти моей дорогой и незабвенной супруги Наталии Урумовой, урожденной Логофетовой»? А потом отдать это в печать?

— Нет смысла, Ангелина! — сказал он тихо. — И без того Урумовы не слишком ее любили. А Логофетовы все до одного умерли.

Так оно и было на самом деле. Наиболее влиятельный из Логофетовых погиб, приговоренный к смерти Народным судом. А родившиеся после этого в свое время приняли другие имена.

— Люди судачить будут, — неохотно проговорила Ангелина.

— Кто?

— Хотя бы соседи.

Не очень-то ей хотелось говорить брату, что эта злюка, горбатая Логофетка, которая не имеет ни малейшего намерения помирать, ославит его по всей Софии.