Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения

А потом Таша почувствовала, что всё-таки засыпает.

— …подойди. Посмотри. В его взгляде — туман и трава…

Голос Арона был окутан дымкой предсонья; а ей почему-то вспомнился его взгляд, обращённый к той, что давно стала призраком.

Но и сейчас — как тогда и всегда — любимой.

— …это те, кого ждёшь…

И на один краткий миг, прежде чем провалиться в сонную черноту, со странной щемящей болью Таша осознала…

…он никогда не будет смотреть на тебя так, как смотрел на неё.

***

…превращение уже входило в привычку. Труднее всего было осадить зверя, в первые мгновения особо норовившего захватить контроль, но и с этим Таша уже справлялась без особого труда. А неприятные ощущения… почти не замечались. Ну, щекотно слегка. Почти как чихнуть.

Удостоверившись, что одежда надёжно спрятана, белая кошка вспрыгнула на подоконник и качнула хвостом, размышляя. После перекидки всегда сосало в желудке — из-за больших затрат энергии, мама объясняла; и, поколебавшись, она всё же прыгнула на соседний карниз, чтобы, юркнув в щель приоткрытого окна, скакнуть на стол. В пустую кухню, туда, где дожидались папу ломтики копчёной говядины.

Конечно, они для папы — но, наверное, он не обессудит, если она возьмёт один маленький…

Дыхание она расслышала слишком поздно. Лишь за миг до того, как услышала шаги.

И этого мига явно было недостаточно.

Наверное, Альмон задумался о чём-то. Потому и застыл у кухонного порога: неподвижно, неслышно. Но теперь — шагнул внутрь.

И на кошку, оцепеневшую с мясом в пасти, он среагировал куда быстрее, чем Таша могла ожидать.

Она почти добралась до подоконника — ей не хватило того самого мига, — когда её схватили за хвост.

— Моё мясо воруешь, демоново отродье? Моё мясо?! Я тебе покажу, как воровать, тварь, покажу, как по чужим кухням лазить!

Невзирая на жалобный мяв, её перехватили за шкирку и поволокли на улицу. Ай, больно-то как… куда её несут? Дурацкая, дурацкая ситуация… и перекинуться она не может, никто ведь не должен знать, даже папа…

Знакомые запахи вызвали всплеск воспоминаний. Старое дерево, ржавое железо, разложившаяся в сарае солома… изба ведьмы-отшельницы. Она стояла на околице Прадмунта, недалеко от их дома, давно опустевшая, но ещё крепкая; когда-то, наверное, опрятный чистенький домик с каменным колодцем.

…колодцем?

Нет, неужели…

Она дико брыкнулась, пытаясь оцарапать руку отца, но круглая крышка уже сдвинулась в сторону.

Пальцы на её загривке разжались.

Она не может лететь так долго, до воды всего-то аршинов семь — но почему полёт затягивается в вечность, и эхо зеркалит кошачий крик, и темнота вокруг смыкается, и…

Её окутал холод: казалось, она рухнула в жидкий лёд.

Таша среагировала почти неосознанно.

…раз, два…

Тьма была повсюду. Тьма — и дикий холод воды, ещё не успевшей нагреться после зимы. Таша вынырнула на поверхность, жадно вдохнула, привыкая к окружающему мраку. Высоко над головой тоненьким кольцом сиял слабый свет: серое солнце, просачивавшееся в щель меж стенками и крышкой колодца. Узкая шахта была куда глубже, чем казалась, а дно — куда дальше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Таша рванулась к стене, пытаясь ухватиться за неё, но камень был склизким и гладким. Слишком склизким, слишком гладким. Если б только у неё уже пробудилась крылатая личина… но что бы птица сделала с тяжёлой крышкой?

Губы уже разомкнулись, чтобы крикнуть, позвать — но крик замер на дрожащих губах.

Если кто-то услышит…

…если её найдут в колодце без одежды, если приведут домой, к папе…

Никто не должен знать. Никто. Мама ведь говорила: даже папа не должен знать, кто они на самом деле. Даже Лив.

С тихим плеском Таша барахталась в ледяной воде, широко открытыми глазами вглядываясь в недосягаемый свет.

И думала, что, пожалуй, зря она решила сегодня прогуляться…

***

— Вставай!

— Ещё пять минут…

— Ты уже третий раз так говоришь!

— У меня голова болит…

— А у меня нога, и что дальше?

— Изверг…

Таша сонно зарывалась лицом в подушки, но Джеми продолжал негодующе зудеть у неё над ухом.

— Святой отец сказал, пора трогаться дальше!

— Не спеши дальше, ты давно уже тронулся…

— Чего?! — Джеми решительно сдёрнул одеяло на пол. — Всё, вставай!

— Не могу, — Таша, ёжась, обхватила себя руками, — мне правда холодно, и руки-ноги болят…

— Болят?

— Как при лихорадке…

— Почему?

— Действительно, почему… мы же никакого виспа и в глаза не видели…

Джеми озадаченно щёлкнул пальцами.

Фонарик на тумбочке разогнал полумрак сияньем разноцветных стёклышек, заставив Ташу зажмуриться.

— Убери, глаза режет!

Джеми к просьбе не прислушался. Вместо этого схватил её за плечи, чтобы решительно повернуть к себе; и Таша неохотно, щёлочками приоткрыла сердитые глаза.

И чего он так уставился?..

— Святой отец! — заорал побледневший мальчишка.

Шёлковая тень на миг закрыла свет, прокрадывавшийся сквозь дверной проём.

Арон шагнул ближе. Застыл, вглядываясь в её лицо.

— Доброе утро, если кто забыл, — проворчала Таша. — Да что с вами такое?

— Ничего особенного. — Дэй прикосновеньем притушил фонарик; голос его был спокойным. Укутав Ташу в возвращённое одеяло, коснулся прохладной ладонью её лба. — Жар… что это может быть, Джеми?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Тот шумно сглотнул. Зачем-то покрутил левой ступней.

Пощупал собственный лоб.

— Свидетельство того, что виспа можно отнести к классу рейтов, — пробормотал он наконец. — Это нежить, не прошедшая через естественную смерть, и их кровь…