Возвращение Мастера и Маргариты - Людмила Бояджиева

– Какая трогательная история! – сочувственно закивал Шарль, сквозь навернувшуюся слезу внимательно пригляделся к собеседнику, расцвел: – А ведь похожи! Похожи, канашка вы мой!

Не терпевший фамильярности Бермудер, глазом не моргнул и не капельки не смутился пассажем незабудкового американца. Он имел представление о внешности основателя фабрики, являвшей полную противоположность его собственной.

– Увы, многие моменты, особенно правдивые и касающиеся выгодной наследственности, доказать трудно. В этом и состоит… и состоит некоторая проблема. Полагаю вам, как людям с серьезными европейскими связями, не составит особого труда получить от германских учреждений подтверждение законности моих притязаний. Я готов обсудить необходимые расходы. Обстоятельно объяснился Бермудер, но обнаружил на лице американца полное отсутствие понимания. Словно все это он доложил дантисту или, еще хуже следователю. Бермудер резко вспотел, вероятно, по причине магнитной бури, вызывавшей у него спазмы сосудов. О повышении давления свидетельствовал и кондитерский аромат, преследовавший несчастного в самые скверные и ответственные минуты. Трудно поверить, но однажды прямо из зала заседаний правления фабрики, где содиректор выступил с отчетным докладом, он ринулся в туалет, надеясь перебить иными запахами ванильную тошноту. Там, к несчастью, оказалось чисто. Страдалец припал к унитазу, как припадает к фонтану на площади южного городка истомленный жаждой путник. Стоя на коленях, он мысленно вызывал самые омерзительные образы, способные победить видения шоколадной патоки, фруктовых сиропов, сливочных помадок с орехами и благоухающей кокосовой стружкой. Бермудер ненавидел сладкое и, дай ему волю, привлек бы к уголовной ответственности всех, употреблявших конфеты.

– Полагаю, нам будет совсем не сложно установить факт наследственности, – схватил, наконец, суть дела американец. – Сущие пустяки. Переговорим с вашим э–э–э… прадедушкой. Да собственно, к чему посредники? Вам самому будет приятно. Зов крови, знаете ли, страшная вещь!

Бермудер достал платок, что бы вытереть взмокшую лысину, но вспомнил о вживленных по настоянию юной подруги нейлоновых волосах и мысленно послал подругу очень далеко. Кожа под синтетическим ковриком разве что не дымилась, а горела так, словно он гулял по турецкому базару в самый апоплексический полдень. Без фески, без денег, на грани гипертонического криза. И на этой самой бредовой грани Бермудер заметил одетого чеченцем рыжего юношу у книжных полок. В результате действий рыжего кавказца, стеллаж отъехал в сторону, открывая темный проем. Из проема выкатила фура с огромным черным ящиком, как в аттракционе Игоря Кио.

– Я не любитель искрометного юмора и забавных сюрпризов, уважаемые. Альберт Владленович отрекомендовал мне вас, как солидных партнеров, – не теряя присутствия духа и даже несколько надменно молвил Бермудер, отвернувшись от ящика.

– Помилуйте! Кто здесь шутит? Какие сюрпризы!? – всполошился де Боннар, наполнил из сифона хрустальный стакан и протянул гостю. – Мерзость совершеннейшая эти ваши "Сюрпризы"! Я имею в виду, сами понимаете, одноименный конфетный набор.

– Согласен, – коротко обронил гипертоник. – Речь сейчас не о нем.

– О нем, о нем! – проухало в ящике. Бермудера развернуло к голосу вместе с креслом, и он вроде оказался даже не в первом ряду, а непосредственно на самом манеже в процессе показа иллюзиона.

Стенки ящика отвалились в стороны бесшумно, что редко удается в цирке. Внутри оказалось кресло, в котором в позе Чайковского у Консерватории сидел благообразный джентльмен. Вместо дирижерской палочки он держал на вдохновенном отлете внушительную пачку шоколада. У ног джентльмена располагались две глазастые девочки в бантах, навитых локонах и розовых газовых платьях. В пухлых ручках малюток находилась широкая бронзовая лента, овивавшая колени сидящего. На ленте горела надпись: "Теодор Эйнем".

"Восковая фигура, – с облегчением догадался Бермудер. – Надеются толкнуть наследнику по случаю".

– Беру, – не стал торговаться содиректор. – Весьма впечатляет. Отличная работа. Великолепный экспонат для музея фабрики.

– Это человек, чьим именем вы козыряете, – строго сказал рыжий секретарь. – А между тем, взгляните сами… – Он положил перед визитером стопку листов из уголовного дела восьмидесятых застойных годов, где фигурировали цифры гигантских хищений, происходивших на фабрике.

– Цистерны коньяка, вагоны сахара и какао! Не говорю уже об орехах и специях, – напирал "чеченец". – Поразительно, как при таком размахе воровства, ваша фабрика умудрялась что–то выпускать! Причем это что–то неизменно являлось дефицитом. О, незабвенные подарочные ассорти по 4р.50коп.! Сон Шахерезады!

– К чему лирические экскурсы в прошлое? Я был школьником, когда агонизировало советское производство и приложил все усилия, что бы возродить дело на новых принципах и стать реальным наследником фирменного знака Эйнема, – выпуклые глаза Бермудера смотрели с рыбьей бесстрастностью.

– Вы стали законным наследником вот этих прощелыг! – длинный палец де Боннара ткнулся в листки уголовного дела. Склонившись к посетителю, американец заглянул в блестящее испариной, ничего не выражающее лицо. Признайтесь откровенно, канашка, сколько за вами числиться?

Бермудер хотел встать и молча удалиться. Но кресло буквально влипло в бока и ляжки, тело охватила истома, как на горячих камнях гагринского пляжа.

– Я имею оклад, акции… – пробормотал содиректор неубедительно.

– А у меня тут другие данные, – удивился секретарь, пошуршав подшитыми в папку бумагами. Бермудер успел заметить в папке то, что скрывал от всех личный счет в отделении банка на Каймановых островах, купчую на дом в Испании, счета из лондонского магазина "Аспрей энд Гаррард", где его супруга приобрела кроватку для любимого терьера всего за три тысячи фунтов.

– Вы не самый жадный, канашка. И не мне учить вас жить, – удрученно вздохнул незабудковый американец. – Оставим хищения, маленькие человеческие слабости. Объясните, что значит вот это?

Секретарь тотчас же поставил на стол стопку огромных конфетных наборов и подал гостю верхнюю коробку с гигантским букетом роз на крышке и обстоятельным досье на донышке.

– Подарочный набор. ГОСТ 4570, – опуская веки, что бы не видеть этого, пробормотал Бермудский.

– Тут вот по–русски и по–английски сказано, что ваша фабрика продолжает славные традиции предприятия Теодора Эйнема, – ознакомился с текстом на дне коробки секретарь и протянул "Подарочный набор" содиректору со убийственными словами: – Извольте откушать, неуважаемый.

– Не ем сладкого, – слабо отмахнулся Бермудер, пряча лицо в ладонях. Тогда секретарь поднес коробку восковому немцу. Тот, отшвырнув свою шоколадку, взял конфету, живо очистил ее от фольги и надкусил. На восковом лице обозначилась заинтригованность. Орудуя быстро и ловко, чучело Теодора Эйнема перепробовало остальные конфеты, благо они были разложены в пластиковых гнездах с предельной скудностью, подобно драгоценностям в витрине супердорогого магазина. Последний фантик немец уронил на пол, повел шеей с тоской висельника и выпучил глаза на Бермудера. Содиректор усилием недюжинной воли удержал на багровеющем лице мину под девизом: "есть много, друг Горацио, на свете…" И даже вопросительно приподнял левую бровь.

Глядя на него трудно было догадаться, что внутри масштабного тела бушуют противоречивые чувства. Их перекрывали позывы жаждущего освободиться желудка – во рту страдальца разлился неистребимый вкус переслащенной помадки с отдушкой дешевого мыла, словно не восковой истукан, а он сам употребил весь "Подарочный набор" ГОСТ 4570.

– Взгляните на старика – он плачет! – с пафосом водевильного отчаяния воскликнул, всплеснув руками де Боннар. – Хотя ему–то, мертвецу, в сущности, все равно. А меня живо интересует, каким образом в подарочной коробке столь триумфального оформления, представляющей образцы фирменной чести кондитера, оказались конфеты дешевые и прескверные, заставившие страдать вашего родственника?

– Наша фабрика выпускает десятки наименований качественной продукции, – на автопилоте выдал дежурную фразу содиректор.

– Факт, – подтвердил секретарь, хрустя эйнемовской шоколадкой. Выпускает. Только вот изделия, находящиеся во всех этих коробках, наши эксперты охарактеризовали, как "типичное советское дерьмо". Именно так, экскьюз ми май рашен. Безработные стран Западной Европы отказались их есть даже за определенное вознаграждение, а парижского клошара, отведавшего по нашей просьбе пару конфеток, рвало прямо в Сену.

– А говорили нам, что не любите сюрпризов! – незабудковый весельчак снисходительно потрепал толстяка по нейлоновому темени. – Ведь были шалуном в детстве, а? Упаковывали в нарядную коробочку собачью какашку, перевязывали ленточкой и дарили любимой девушке… вот и сложились профессиональные пристрастия, непередаваемый почерк таланта.