Роковой сон - Джорджетт Хейер

— Эльфрик просто дурак, — прервал его Гарольд. — В тебе мало нормандского, хотя ты и пользуешься в силу обстоятельства их языком, да и друзья среди них у тебя есть.

— Эльфрику все это не нравится. — Эдгар обрадовался возможности поделиться наболевшим. — Он считает, что я изменился, отошел от него, и вообще не хочет понять, что мои нормандские друзья… Но сейчас не время об этом.

— Эльфрик не может и взглянуть на нормандца, чтобы у него не зачесались руки схватить свою секиру, — бросил эрл. — Оставь его, он скоро перестанет оплакивать тебя и начнет, качая своей твердолобой башкой, сокрушаться, что, мол, ему здесь, в чужой стране, нравятся люди, которых из Англии он гнал бы мечом. А что до Вильгельма, я считаю, что ты «слишком» не можешь преклоняться перед ним, но уважай и меня, и не бойся того, что я в его руках.

— Есть кое-что еще, — неуверенно начал Эдгар. — Моя сестра сказала нечто, что мне не понравилось, что-то странное насчет пророчества. Милорд, что за страшная судьба предсказана Англии?

Гарольд, удивившись, поднял брови.

— Разве ты придаешь значение таким вещам? Находись ты долгие годы рядом с Эдвардом, и глазом бы не моргнул на все эти сны и предсказания. А король без них жить не может. Последний раз, когда я его видел, ему привиделись Семеро Спящих, которые после двухсот лет сна переворачивались с левого бока на правый. — Глаза эрла смеялись. — Король растолковал мне, что это предсказывает ужасные бедствия для всего рода человеческого: землетрясения, чуму, голод, смену королевских фамилий, народ пойдет против народа, а христиане победят неверных… И это все приходится якобы на последующие семьдесят четыре года, если мне не изменяет память, по прошествии которых Спящие опять перевернутся. И уж тогда, надеюсь, может, малость передохнем и мы.

— Пророчество, о котором я слышал, более чем странное. — Эдгар был совершенно серьезен. — Сестра говорит, что о нем знают еще со времен Фортигерна, короля всех бриттов. В нем говорится о видении в озере, предсказывающем пришествие саксов в Англию и всякое такое…

— Неужели люди вновь вспомнили это древнее пророчество? Конечно, я о нем слышал, но мне казалось, что в наши дни о нем уже забыли. Это говорил некий Мерлин, церковник, но в его речах не было ничего интересного, один безумный бред. Фортигерн увидел в озере двух бьющихся драконов, красного и белого, красный победил и подтащил поверженного к кромке воды, там было еще что-то о двух чашах и о двух рулонах полотна, но не могу тебе объяснить, что они делали в пруду… Говорят, красный дракон символизировал саксов, а белый — бриттов, которые владели Англией до нас. Совершенно вылетело из головы, что там случилось еще. Кажется, все это было изложено в какой-то книге, но имеет еще меньшее значение, нежели сны Эдварда.

— Милорд, сестра рассказывала, что на юге видели незнакомца, которого одни сочли сумасшедшим, а другие — лесным духом. Он являлся к людям и повторял им это странное пророчество, добавляя, что скоро придет одетый в железные одежды народ на кораблях и отомстит за пороки. — Эдгар замолчал, пытаясь поточнее припомнить слова Эльфриды. — С ними будут два дракона, — медленно промолвил он, — два дракона…

— Неужели опять драконы? — пробормотал Гарольд. — Это будет, пожалуй, похуже проклятых предсказаний Эдварда, расползшихся по всей стране.

— И один из них, — увлекшись, продолжал Эдгар, — будет убит стрелой зависти, а другой исчезнет в тени имени. Потом появится лев правосудия, от рыка которого задрожат британские драконы… Как вы думаете, господин, что бы это значило?

— Об этом знает Бог, а не я. — Эрл встал, Эдгар увидел, что он мрачен, как туча. — Не нравится мне это пророчество, а еще меньше мне нравятся люди, которые его распространяют.

— Господин, оно что-то да означает?

— Да ничего! Но если человек развешивает уши, слушая подобный бред, то появляются сомнения и рождается тревога. Мне бы надо было быть теперь дома. — Впервые эрл явно выказал свои скрытые опасения. — Крест святой, надо же было такому случиться, чтобы мой корабль разбился у Понтье? А ты здесь рассказываешь мне сказки о человеке или духе, которого, будь я в Англии, уже давно бы схватили и ни слуху ни духу о нем не было. Причем никто не знает, какие глупости затевает наш Святоша, пока меня держат здесь, в Нормандии. Правда, Гирт и Леофин еще слишком юны, чтобы занять около него мое место; что до Тостига, то он, конечно, навредит мне, если сможет, но вот если король внезапно умрет… — Эрл замолчал. — Все эти рассуждения нас никуда не ведут, Эдгар! Слушай меня внимательно! Не упускай здесь ни одного слова из разговоров о будущем. Весь христианский мир знает, что рядом с престолом короля стою я, но открыто об этом еще ничего сказано не было, и я не желаю, чтобы мои подданные болтали почем зря, что Гарольд будет править после смерти Эдварда. Понял?

— Да, милорд, это ясно, но я не понимаю…

— Королевский старейшина выберет королем меня, потому что я — народный герой. Иного мне и не надо, ведь если станет известно, что я открыто претендую на престол Эдварда, то любой другой претендент запротестует, а может быть, к кому-то из них присоединится и святая церковь. Поэтому приказываю, храни молчание.

Эдгар кивнул.

— Жизнью клянусь. А что же все-таки будет, если герцог не позволит вам уйти?

На лице Гарольда появилось выражение неукротимой решительности.

— Я обязательно уйду, еще не знаю как или когда, но уверен в одном — мне надо быть в Англии прежде, чем король умрет, от этого зависит все. Я не должен потерпеть неудачу. — Голос эрла звучал уверенно. — Не имеет значения, какой ценой, не имеет значения, каким образом, но я вырвусь из сетей герцога!

Глава 4

В Руане не один Рауль отдал свое сердце Эльфриде. У нее весьма скоро образовался собственный двор из пылких кавалеров, которые, к превеликому огорчению нормандских девушек, клялись, что только синий и золотой цвета подходят благородной девице. Эльфрида не привыкла к дворцовой жизни и поначалу боязливо посматривала на своих обожателей, застенчиво принимая их ухаживания. Кавалеры сочли ее скромность неотразимой и удвоили свои усилия. Она находила под своими дверями букеты шиповника и роз, стихи оказывались там, где их обязательно должны были увидеть. Ей, преклонив колено, преподносили безделушки.

Однажды во время обеда менестрель Тейлифер своим прекрасным голосом спел в ее честь серенаду и был щедро вознагражден подарками, которые бросали ему поклонники девицы. Но Эльфрида покраснела, сравнявшись цветом щечек со своими маленькими туфельками, и не осмелилась поднять глаз. Парочка девиц, пренебрежительно относившихся к ней, постаралась проявить дерзкую язвительность, но обнаружила, что, несмотря на всю свою кротость, саксонка, если разозлится, вполне может за себя постоять.