Ужасное сияние (СИ) - Платт Мэй

— Это же ты помощница Раца из Интакта. Не знаю, правильно ли догадался Шон… — а вот тут Рысь осеклась. Хезер вообще на них не обращала внимания, шла и шла себе дальше. Рысь дёрнула головой и бросилась бежать, догоняя девочку.

— Да чтоб вас, — на аладову траву упало несколько капель крови с руки Айки. Она некстати подумала: похоже, рана глубокая, сухожилие задето проклятым гвоздём. Дерьмовый теперь из неё будет Техник.

«Давай выберемся отсюда для начала», — она проглотила эту горьковатую пилюлю от паники. Хезер и Рысь снова обогнали, маячили вдалеке. Несмотря на сухость во рту, усталость и боль, пришлось торопиться.

Однообразный пейзаж убаюкивал. Очень скоро Айка потеряла счёт времени — конечно, здесь и не было никакого времени без солнца, без смены дня и ночи. По-прежнему мучала жажда, пересохший язык вываливался изо рта куском шершавого камня, но она приноровилась к темпу, только издалека удивлялась: почему не устаёт девочка? Она же маленькая. Рысь-то ладно, она привычная, из рейдеров, но Хезер-то просто мелюзга из Интакта…

«Или нет».

В какой-то момент Айка перестала видеть чуть вдали маленькую фигурку со спутанными тёмными волосами и в рваной одежде, которая когда-то была розовой кофтой и синими брюками. Впереди поднимался столп света: точно за горизонтом.

«За горизонтом. Дикари так называют мир мёртвых», — некстати вспомнилось Айке.

«Мы умерли и будем вечно идти».

Она устало ответила себе: ну и что. Можно остаться здесь, только вряд ли поможет; ноги тянет, руку дёргает до плеча, нехорошо напоминая о кровопотере и риске заражения. Знобит и по-прежнему сухо до горла и пищевода, один глоток воды стоил бы тысячи часов жизни. Айка согласилась бы умереть, только сначала выхлебать ледяной влаги.

Столп света поднимался всё выше к сизому небу. Рысь как будто торопила свою проводницу в этом мире-за-горизонтом; Айка не понимала её рвения — куда торопиться, с того света, из-за горизонта никто не возвращался, вот уж нет смысла стирать ноги в кровавые мозоли. И всё же в какой-то момент стало мерещиться, будто сквозь гало вокруг Хезер проступают иные очертания, кроме колючей аладовой травы и бесконечной пустоши. Айка затаила дыхание, не позволяя себе надеяться, даже уцепиться за клочок надежды, но пейзаж напоминал какой-то город — современный полис: вытянутые, почти как в Интакте, дома-прямоугольники, поставленные на меньшую грань, другие — в форме закручивающихся вверх спиралей. Несколько ярусов, поменьше, чем разделение на камни от родонита до лазурита, без стержня Башни Анзе — но похоже, строили плюс-минус по одному проекту, словно архитекторам и инженерам поначалу было не до излишеств и фантазии, но уже потом, с течением времени, обитатели придавали зданиям индивидуальность по мере фантазии и вкуса. Айка различила блеск, похожий на радужную рыбью чешую, открывающиеся и закрывающиеся ракушки, а то, что она поначалу приняла за интактовские «детали конструктора», оказались имитацией знаменитого древовидного камыша, плантации которого располагались на дне глубочайшего озера в Пологих Землях.

— Лакос, — закричала — а на самом деле, скорее прохрипела Айка. Она видела изображения погибшего города на старых голограммах и даже на обычных фотографиях, но скорее догадалась, чем впрямь узнала.

Осознание придало сил. Она догнала Рысь и Хезер.

— Мы за горизонтом, в мире мёртвых, — это была уже не догадка, а утверждение.

Обе посмотрели на неё странным, долгим взглядом.

— Но он, — Айка пыталась пояснить свою мысль, мешал пересохший рот, она несколько раз сглотнула. — Он же погиб, а это не похоже на руины, да и мы бы захлебнулись, если…

— Я родом из Лакоса, — сказала Рысь. Она оглядывалась по сторонам, пустырь ещё не закончился, и аладова трава по-прежнему цеплялась за одежду, норовила царапнуть кожу, но на щитах и проекциях уже можно было рассмотреть проекцию симпатичной голубоглазой девушки с текучими серебристыми волосами — Каллисто, аватара нейросети, когда-то управлявшей городом. Этот компьютерный образ был своего рода идеалом красоты, даже за пределами Лакоса многие женщины красили волосы неоновым серебром и добавляли в сетчатку клетки с выработкой антоцианов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Каллисто, цифровой призрак прошлого, приветливо махала гостям. Рысь глубоко вздохнула, взяла девочку за руку — та снова стала прежней, нормальной и очень гордой собой.

— Хезер пообещала привести меня домой. Что ж, вот я и дома.

Глава 19

Пепел стлался под ногами, льнул и прилипал к слепленным из кусков древокамыша подошвам. Он успел не только остыть, но и стать почему-то особенно холодным, как будто прихваченным коркой изморози или болотистой росы. Гарь больше не норовила подняться в воздух, запах гниения и погасшего огня соединились и тоже расстлались по пожарищу, словно саван поверх гигантской могилы.

Выжженный лагерь оживал. Тараканы, гигантские вараны и крысы, даже деловитые рабочие мурапчёлы откуда-то из отдалённых ульев сползались на запах, расхватывали первые лакомые куски. Позже появились койоты, эта стая иногда подползала и прежде, надеясь забраться в котёл или утащить немного объедков. Теперь мелкие и крупные твари осмелели; это место принадлежало им и больше никому.

Шон не спорил.

Ему давно пора было уйти, и он не вернулся бы ради мёртвых — рапторы отдавали мёртвых в Ирай, но рейдеры никак не хоронили погибших. Гниющее мясо — это просто гниющее мясо, нет никакой разницы, сожрёт ли его койот или сожгут в огромной печи, чтобы потом поместить в бесконечную стену-улей, в ячейку с портретом размером в ноготь. Если приложить к портрету палец, можно получить голограмму-некролог о погибшем охотнике — Шон много раз слышал эти печальные и торжественные рассказы, надиктованные каким-то одним бесполым голосом. Когда он был младше, ему нравилось ходить на образовательные экскурсии, но потом он как-то осознал: голос чужой, человека-то больше нет. Между чёрной стеной из натурального гранита, напичканной нанотехнологиями, и хрустящими на зубах койотов костями никакой разницы.

Наплевать на мертвецов, им уже не поможешь.

Шон искал Айку.

Вернулась первая ночь, и он снова звал её — безнадёжно, несколько часов подряд, потом задремал прямо в том, что осталось от их палатки, проснулся, выбрался, весь облепленный кусками горелого брезента, пепельными хлопьями, в волосах запутался фрагмент оплавленной пружины. Шон снова окликнул Айку.

Это было так же бессмысленно, понял он, когда солнце потянулось к закату, как пытаться докричаться до людей «из-за горизонта», как говорили деревенские или рейдеры; как поговорить с некрологом, если вы прежде служили вместе и отлавливали аладов, как…

— Айка.

Смерть была проще, понятнее. Трупы из мяса и костей отличались от живого тела, но ты мог дотронуться, закрыть ладонью быстро остывающие глаза, сидеть рядом, наблюдая, как мертвечина наполняется чужой жизнью: бактерии первые, затем черви, следом черёд насекомых и животных, если их не прогонять.

Айка просто исчезла вместе с Рысью. Раз — и нет.

Парадоксально, но это давало надежду, и Шон не уходил, продолжая звать час за часом, до заката и снова до восхода; почти без сна, без еды, лишь однажды выбравшись к ручью за водой.

Когда он увидел на горизонте движение, то без всякой логической связи решил: это они возвращаются, только почему-то на каком-то механизме. Шон как раз выбрался из-под лохмотьев, его качало от усталости, голова была тяжёлой и неприятно-тёплой внутри, словно похмельная или в начале тяжёлой болезни. В нескольких шагах от него обнаглевший койот жрал чью-то ногу, громко хрустя костями. Зверьё ещё не настолько осмелело, чтобы нападать, но и угрозой его не считало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Шон вглядывался в штуку на горизонте с отстранённой тупостью, пока не осознал: это же раптор.

«За мной».

Мало им Дрейка и чудища из телепорта.

«Да хрен с ними, пускай забирают, или убьют, или…»

«Но тогда я не спасу Айку», — Шон даже не хотел спорить с собою же, можно ли её вообще спасти. Он стряхнул оцепенение, вылил на грязные слипшиеся волосы остатки воды из фляги и нашарил арбалет. Подумав, он примостил за пояс и нож с широким лезвием. Если они и попытаются его убить, придётся повозиться.