Тигана - Гай Гэвриел Кей

Он беззвучно спустился по приставной лестнице. И в мигающем свете этой конюшни, среди запахов сена, животных и разлитого красного вина Дэвин впервые убил человека, всадив в горло спящему барбадиору кинжал. Не так воображал он в мечтах свои доблестные подвиги.

Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы побороть накатившую тошноту. Это запах вина, пытался убедить он себя. И еще крови оказалось больше, чем он думал. Он насухо вытер кинжал и только потом открыл дверь своим спутникам.

— Хорошая работа, — сказал Баэрд, окинув взглядом сцену. И на мгновение опустил ладонь на плечо Дэвина.

Алессан ничего не сказал, но в колеблющемся свете Дэвин прочел в его глазах тревожное сочувствие.

Баэрд уже принялся за дело.

Они оставили караульного там, где ему предстояло сгореть. Осведомителя и солдата из Второй роты потащили к одной из хозяйственных построек. Баэрд несколько секунд внимательно изучал обстановку, не давая себя торопить, затем расположил оба тела особым образом перед дверью и подпер закрытую дверь бревном, которое, как предположил Дэвин, потом будет казаться упавшей балкой.

Пение в особняке постепенно стихало. Теперь только один пьяный голос тянул грустный припев о давно потерянной любви. Наконец и он тоже умолк.

Что послужило сигналом для Алессана. По его знаку они одновременно подожгли сухую солому и дерево в конюшне и в двух соседних постройках, в том числе и в той, где были заперты в ловушке мертвецы. Потом бросились бежать. К тому времени, как они оказались за пределами поместья Ньеволе, конюшни пылали адским пламенем. Ржали кони.

Их никто не преследовал. Да они этого и не ожидали. Алессан и Сандре очень тщательно разработали этот план еще в Феррате. Обгоревшие тела осведомителя и солдата Второй роты найдут люди Каралиуса. Наемники Первой роты сделают очевидный вывод.

Они нашли своих коней и направились на запад. Снова провели ночь на холоде, под открытым небом, по очереди неся дежурство. Все прошло очень хорошо. Казалось, все прошло так, как планировалось. Дэвин жалел лишь, что они не смогли выпустить коней. Их ржание врывалось в его тревожный сон.

Утром Алессан приобрел повозку на ферме у границы Феррата, а Баэрд поторговался и купил у дровосека партию свежесрубленных бревен. Они заплатили новую транзитную пошлину и продали бревна в первом же форте по ту сторону границы. Еще они приобрели груз зимней шерсти для продажи в Феррате, где должны были присоединиться к остальным.

Нет смысла упускать шанс заработать, сказал Алессан. У них все же есть ответственность перед компаньонами.

Тревожно много неблагоприятных событий происходило в Восточной Ладони в ту осень и зиму, которые наступили после разоблачения заговора семьи Сандрени. Сами по себе они не были крупными; но взятые вместе беспокоили и раздражали Альберико Барбадиорского до такой степени, что его помощники и посыльные стали считать свою работу физически опасной, когда обязанности вынуждали их приближаться к тирану.

Для человека, известного своим самообладанием и невозмутимостью — еще дома, в Барбадиоре, когда он был всего лишь главой не слишком знатной семьи, — Альберико той зимой отличался поразительной вспыльчивостью.

Это началось, к такому выводу пришли между собой его помощники, после того как предатель Томассо из семейства Сандрени был найден мертвым в темнице, когда за ним пришли, чтобы отвести к профессионалам. Альберико, ожидающий в комнате с орудиями пыток, впал в страшную ярость. Все караульные из Третьей роты Сифервала были казнены. В том числе и новый начальник стражи; предыдущий покончил с собой накануне ночью. Самого Сифервала вызвали обратно в Астибар из Чертандо для разговора наедине с хозяином, после чего он много часов хромал и трясся.

Ярость Альберико была почти иррациональной. Его, как решили помощники, совершенно вывело из равновесия то, что произошло в лесу. Он, несомненно, плохо выглядел; один его глаз казался каким-то странным, а походка стала своеобразной. Затем, в последовавшие дни и недели, когда местные осведомители всех трех рот начали присылать сообщения, выяснилось со всей очевидностью, что в городе Астибаре просто не поверили — или предпочли не поверить — в то, будто в лесу вообще что-то произошло, что вообще существовал какой-то заговор Сандрени.

Уж конечно, не при участии лордов Скалвайи и Ньеволе и никак не под предводительством Томассо бар Сандре. Люди во всем городе цинично отзываются обо всем этом, гласили донесения. Слишком многие знали о глубокой ненависти, разъединявшей эти три семьи. Слишком много ходило слухов о среднем сыне Сандре, предполагаемом вожаке предполагаемого заговора. Он мог выкрасть мальчика из храма Мориан, говорили в Астибаре, но заговор против тирана? Вместе с Ньеволе и Скалвайей?

Нет, город был просто слишком искушен, чтобы проглотить это. Все, кто хоть мало-мальски разбирался в географии и экономике, понимали, что в действительности происходит. Как, путем подавления этой «угрозы» со стороны трех из пяти самых крупных землевладельцев дистрады, Альберико просто создает прозрачное прикрытие для захвата земель, который иначе ничем не оправдан.

Разумеется, всего лишь совпадение, что поместья Сандрени находятся в центре, фермы Ньеволе — на юго-западе вдоль границы с Ферратом, а виноградники Скалвайи образуют богатейший пояс на севере, где выращивают лучший виноград для голубого вина. Чрезвычайно удобный заговор, соглашались во всех тавернах и кавницах.

И к тому же все до единого заговорщики погибли за одну ночь. Что за быстрое правосудие! Какие веские доказательства против них собраны? Среди Сандрени оказался осведомитель, как было объявлено. Он умер. Разумеется. Томассо бар Сандре возглавлял заговор, говорили им. Он тоже, к величайшему прискорбию, умер.

Все четыре провинции Восточной Ладони, с Астибаром во главе, выражали горькое, саркастическое недоверие. Их можно было покорить, придавить тяжелым барбадиорским каблуком, но нельзя лишить разума или сделать слепыми. Они умеют распознать интриги тирана.

Томассо бар Сандре в роли ловкого, смертельно опасного заговорщика? Астибар, переживающий экономические потрясения от конфискаций и ужасы казней, все еще находил в себе силы издеваться. А затем пришел первый из насмешливо-злобных стишков с запада — из самой Кьяры, — написанный, как утверждали некоторые, самим Брандином, но, скорее, заказанный одному из поэтов, роящихся вокруг его двора. Стишки были пасквилем, обвиняющим Альберико в том, что он видит заговоры в каждом сельском дворе и использует их как предлог для захвата домашней птицы и огородов по всей Восточной Ладони. Еще в них имелись многочисленные, не слишком завуалированные инсинуации сексуального характера.