Тигана - Гай Гэвриел Кей

Каралиус тут же вызвал Гранчиала на дуэль в любое время и в любом месте по выбору последнего. Гранчиал немедленно назвал время и место. Альберико быстро дал понять, что уцелевший в этой схватке будет казнен на колесе. Ему удалось предотвратить дуэль, но оба командира с этого момента перестали другом с другом разговаривать. Между солдатами обеих рот возникало множество мелких стычек, а одна, в Тригии, оказалась не столь уж мелкой, после нее осталось пятнадцать убитых и вдвое больше раненых.

Местных осведомителей находили мертвыми в дистраде Феррата, распятыми на колесах от повозок фермеров в насмешку над правосудием тирана. Нельзя было даже отомстить — это означало бы признать, что эти люди были осведомителями.

В Чертандо двое солдат из Третьей роты Сифервала не явились на дежурство, исчезли в заснеженных полях; такое произошло впервые. Сифервал сообщил в докладе, что местные женщины, по-видимому, к этому не причастны. Эти солдаты были очень близкими друзьями. Командир Третьей роты выдвинул очевидную, но неприятную гипотезу.

К концу зимы Брандин Игратский прислал еще одного разодетого посланца с очередным письмом. В нем он многословно благодарил Альберико за его предложение предоставить стихи и выражал готовность с удовольствием прочесть их. Он также официально попросил прислать шесть женщин из Чертандо, столь же молодых и красивых, как та, которую Альберико столь любезно позволил ему захватить на Восточной Ладони несколько лет назад, чтобы пополнить ими сейшан. Непонятно, каким образом это послание приобрело непростительно широкую известность.

Смех был убийственным.

Чтобы его заглушить, Альберико приказал Сифервалу схватить шесть старух в юго-западном Чертандо. Он приказал завязать им глаза и связать по рукам и ногам, а потом посадить под курьерским флагом на засыпанной снегом границе Нижнего Корте между фортами Синаве и Форезе. Он велел Сифервалу привязать к одной из них письмо, в котором просил Брандина подтвердить получение новых наложниц.

Пускай его ненавидят. Лишь бы боялись.

На обратном пути на восток от границы, сообщал Сифервал в своем докладе, он последовал указаниям своего осведомителя и нашел двух сбежавших солдат, которые жили вдвоем на брошенной ферме. Их казнили на месте, причем одного из них — соответствующего, как доложил Сифервал, — сначала кастрировали, чтобы он умер так же, как и жил. Альберико прислал свои поздравления.

Тем не менее это была беспокойная зима. С ним постоянно что-то случалось, события не подчинялись его воле. Поздно ночью, а потом и в другое время суток, и тем чаще, чем слышнее становился на Ладони отдаленный ропот весны, Альберико ловил себя на мыслях о девятой провинции, которую еще никто не контролировал, той, которая лежала прямо по другую сторону бухты. Сенцио.

В том, что говорил сероглазый купец, было много правды. Хотя Эточио нехотя соглашался с ним, он жалел, что этот парень не выбрал другую придорожную таверну для своего полуденного отдыха. Беседа в зале принимала опасное направление. Боги Триады свидетели, на главной дороге между Астибаром и Ферратом полно барбадиорских наемников. Если один из них заглянет сюда сейчас, то маловероятно, чтобы он согласился списать направление этой беседы за счет простого весеннего избытка энергии. Эточио может на месяц лишиться лицензии. Он нервно поглядывал на дверь.

— А теперь двойное налогообложение! — с горечью говорил худой человек, запуская пальцы в волосы. — После такой зимы? После того, что он сделал с ценами на зерно? Мы платим на границе, а теперь еще и у городских ворот, и где же прибыль, во имя Мориан?

По залу пронесся одобрительный ропот. В зале, где полно путешествующих купцов, можно ожидать подобного одобрения. Но это опасно. Не один Эточио, разливающий напитки, поглядывал на дверь. Молодой парень, прислонившийся к стойке бара, оторвал глаза от своего хрустящего бутерброда с куском деревенского сыра и с неожиданным сочувствием взглянул на него.

— Прибыль? — саркастически переспросил торговец шерстью из Феррата. — Какое дело барбадиорам до нашей прибыли?

— Вот именно! — Серые глаза оживленно вспыхнули. — Насколько я слышал, он только и мечтает выжать из Ладони все, что можно, чтобы подготовиться к захвату тиары императора у себя в Барбадиоре.

— Ша! — тихо вырвалось у Эточио, который не смог сдержаться. Он быстро глотнул из кружки собственного пива, что с ним случалось редко, и прошел вдоль бара, чтобы закрыть окно. Жаль, потому что за окном сиял чудесный весенний день, но разговор становился неуправляемым.

— Не успеете опомниться, — говорил худой торговец, — как он просто пойдет и захватит всю нашу остальную землю, он уже начал это делать в Астибаре. Хотите пари, что через пять лет мы все станем слугами или рабами?

В ответ на это высказывание раздался чей-то презрительный смех, перекрывший хор возмущенных голосов. Присутствующие внезапно замолчали, и все повернулись к человеку, которого развеселило подобное замечание. Лица были мрачными. Эточио нервно вытер и без того чистую стойку бара перед собой.

Воин из Кардуна еще долго смеялся, словно не замечал устремленных на него взглядов. Его черное, резко очерченное лицо выражало искреннее веселье.

— Что тебя так рассмешило, старик? — холодно спросил сероглазый.

— Ты, — весело ответил старый карду. Его улыбка напоминала оскал черепа. — Вы все. Никогда не видел столько слепцов в одной комнате.

— Потрудись объяснить поточнее, что это значит? — прохрипел торговец шерстью из Феррата.

— Вам нужны объяснения? — пробормотал карду, издевательски широко раскрыв глаза. — Ну хорошо. Зачем, во имя ваших богов, или моих, или его, Альберико станет превращать вас в рабов? — Он ткнул костлявым пальцем в торговца, который уставился на этот палец. — Если он попытается это сделать, то здесь, на Восточной Ладони, насколько я понимаю, еще остались мужчины, хоть и мало, которые могут воспротивиться этому. Могут даже взбунтоваться! — Он произнес последние слова преувеличенно таинственным шепотом заговорщика.

Потом откинулся назад, снова рассмеявшись собственному остроумию. Больше никто не смеялся. Эточио нервно взглянул на дверь.

— С другой стороны, — продолжал карду, все еще смеясь, — если он просто выжмет вас досуха при помощи налогов, поборов и конфискаций, то добьется абсолютно того же самого, не разозлив никого настолько, чтобы люди могли что-то предпринять. Говорю вам, господа, — тут он сделал большой глоток из своей кружки с пивом, — Альберико Барбадиорский — умный человек.

— А ты, — произнес сероглазый мужчина, перегнувшись через свой стол и ощетинившись от гнева, — наглый, самонадеянный чужестранец!