Приграничное владение 4 (СИ) - Матюшенко Артем Юрьевич

— Ну если вы, лейтенант Лерник, ручаетесь за всех своих людей, то всех и возьму. — кивнул Макаров. — Вы умеете писать?

— Да, ваше сиятельство, моя мать была грамотна, обучила читать и писать и меня. Я думаю, это умение тоже в большей мере повлияло на мое продвижение по службе.

— А вы пишете и на общеимперском?

— Ну да, — Лерник удивленно переглянулся с седобородым старичком, — Валашия же, как и все княжества западного континента входила в состав старой империи. — он вновь поклонился. — Простите, ваше сиятельство, за мое пояснение и не примите его за дерзость.

— Ну хорошо, осмотритесь, погуляйте по рынку, меж торговых складов, сходите до нового поселка на реке и напишите свои предложения по устроению службы. И бросьте, лейтенант, я тут всего четвертый месяц и прибыл издалека, так что во многом профан, так что поучайте сколько угодно, в рамках приличия конечно. — засмеялся Макаров и потом став серьезным спросил у Лерника. — А чего это ваш приятель, Кобыляка, отмалчивается? Он не хочет наниматься на службу? Зачем же тогда он пришел?

— П-простие, г-господин маркграф-ф! — от волнения стал заикаться покрасневший словно рак сержант. — Не горазд я говорить, я себя в другом покажу, в своей службе.

— В другом покажите? — снова засмеялся Макаров, признаться эти визитеры немного развеяли его дурное настроение, — Ну хорошо, что ваша фамилия не Ржевский.

— А-а? — не понимая о чем речь вытянул шею вислоусый ветеран.

— Да был такой… — махнул рукой Саша, — Не берите в голову. У меня на службе осталась полсотни ваших земляков, они стоят военным гарнизоном чуть южнее. Несут службу в одном из деревянных фортов на побережье и заставе на мощенном тракте. Княжич Димитр за себя оставил сержанта сотника, пойдете к нему под начало, как и были полусотником? И сколько у вас солдат, наберется полсотни?

— Конечно, ваше сиятельство, с превеликим удовольствием пойду. — чуть не до земли склонился ветеран. — Сейчас на острове, около трех дюжин солдат, некоторые ранены, но тяжелых только двое, — погрустнел он, — остальные могут приступать к службе.

— Подождите, у вас двое тяжелораненых солдат и вы молчали? Сказали бы сразу, давно бы вылечили.

— Это из сегодня прибывших, — снова вздохнул вислоусый, — не бросать же их было, тем более что и семьи сюда перебрались, есть кому ухаживать.

— Как вас звать по имени, сержант?

— Бирко, Бирко Кобыляка, ваше сиятельство. — чуть приробел пожилой сержант.

— Вот, что Бирко, я дам распоряжение, к тебе подойдет один из наших разведчиков — Пауль, он умеет делать внутривенные инъекции. И меня зовите просто милорд.

— Чего вы говорите, ва…милорд? — снова испуганно вытянул шею полусотник.

— Пауль тебя найдет и твоих раненых полечит. — повторил Саша. — У вас все? Тогда не задерживаю. — когда сухощавый лейтенант, его простоватый приятель сержант и поднявшийся со стула хранитель печати направились к двери, Саша громко сказал:

— А вас, господин Рувво, я попрошу остаться!

Лейтенант на мгновение замер, сержант вздрогнул, а сам старичок втянул голову в плечи и вздохнув снова направился к облюбованному стулу, вырезанному местным мастером краснодеревщиком.

«Ничего, Штирлиц, сейчас я тебя колоть начну! Попробую у старичка вытянуть побольше и про леди Агату и про хлыща лейтенанта.»

Глава 27

Валашское княжество, окраина столицы, несколькими днями ранее.

Филенчатая дверь отворилась и в нее заглянул детина с черной бородой, растущей от самых глаз. На кожаном ремне в ножнах висел большой нож и у правого бедра болталась тяжелая дубинка.

— Чего тебе, Сыч? — спросил скупщик краденного у своего охранника, который служил у него второй десяток лет.

— Там этот пришел… из солдат фарнхельмцев, ну с кем вы давеча о покупке сговаривались. И с им еще двое. — и чуть понизив голос добавил: — Один из них, больно матерый, сержант мечник. Не доверяю я им, хозяин.

— А кому сейчас вообще можно доверять? — притворно вздохнул скупщик и развел руками. — Фолле предупреди пусть тоже во дворе будет, сами с Игнасом на выходе стойте, если что не так пойдет подможите. На стороже будьте, как всегда в общем.

Толстый скупщик краденного по кличке Студень, восседал на широком массивном кресле, изготовленном мастером краснодеревщиком на заказ, на обычный стул его объемный зад вряд ли бы поместился. Впрочем, он очень не любил когда его называли скупщиком и намекали на краденное, сам он предпочитал называть себя простым торговцем. Его некогда богато обставленный кабинет подвергся разграблению, когда несколько дней назад княжество захватили фарнхельмцы.

Впрочем, большую часть имущества его слугам удалось загодя припрятать в тайном подвале. Но все одно, он с грустью оглядел свой просторный кабинет, в котором осталось его большое сиденье которое не уволокли фарнхельмцы, по причине его неподъемности, а еще оно не проходило в дверь. Еще посередине комнаты стоял обшарпанный стол с тумбами, за которым он сейчас сидел и старый стул, что стоял напротив.

«Ничего, ничего, когда отсюда уйдут фарнхельмские свиньи, все снова вернется на круги своя.» — с надеждой и болью подумал скупщик.

Помимо затронутых патриотических чувств, коими Студень не был сильно обременен, у него было много других причин ненавидеть вторгшихся на его родину захватчиков. Ну, как уже упоминалось, они вынесли из его дома все его вещи и почти всю мебель и теперь ему, словно наемному батраку-поденщику приходилось спать на соломенном тюфяке брошенном прямо на пол. Они вычистили все его кладовые, забрали мешки с зерном и сухим горохом и даже выгребли из ларей весь овес. Хотя впрочем, зачем ему теперь овес, если его коня тоже увели из конюшни. Коня было жалко, но конным ему было не вырваться из Тары сквозь разъезды конных хусариев, скорее всего его бы догнали и убили.

И особенно бесило, то что застрелили его сторожевого пса, который был на привязи и вообще не мешал мародерам резвиться в его двухэтажном доме. Выходит застрелили просто так, ради забавы! Но по большому счету, Студень был рад, что в его доме не было женщин служанок, которых точно не оставили бы без внимания пьяные солдаты. Да и был благодарен светлым богам, что пьяное быдло, просто ради смеха, не подпалило его дом, пока сам он с одним Сычом прятался в лесистых предгорьях Лирнейского хребта. Разграбление Тары и Будлавы шло сутки, которые как и обещал, дал своим солдатам комит великого князя.

Проживающий в конце улицы мелкий торговец из скобяной лавки, не успел сбежать и попытался защитить себя и свою семью, в итоге пьяная солдатня перерезала всех, включая его детей, старуху мать и старого слугу, а потом и спалили дом, когда выгребли из него все пожитки бедолаги торгаша. Студень сам понимал, что он еще легко отделался, лишившись только части нажитого имущества. Но любви к оккупантам ему это не добавляло.

«Фарнхельмские свиньи! — вновь он про себя обозвал их. — Недаром на вашем флаге вышита лесная свинья. Ничего, придет время вы ответите и за моих коней, и за моего пса, я вам все припомню, да и другие жители княжества ничего не забудут.»

Дверь отворилась и в комнату вошло трое солдат. Двое были в простых стеганках и шлемах из дубленной кожи, а вот вошедший последним был опоясан мечом и поверх длинной кольчуги на нем было оранжево-черное сюрко. Стальной круглый шлем цервельер, что носят фарнхельмские пехотинцы, сейчас был снят и подвязан к поясу.

— Проходите, проходите, господа солдаты! — горячо поприветствовал их хозяин дома и даже чуть приподнял со стула свои объемные колышущиеся телеса. Маска брезгливости и неприязни на его лице сменилась на широкую заискивающую улыбку. Он указал на единственный стул стоящий перед его столом и с сожалением покачал головой и тяжко вздохнул. — Жаль, что всю мою мебель реквизировали ваши сослуживцы.

— Не плачься, Студень, тебе все еще есть куда приткнуть свою жирную жопу. — оскалился самый здоровый из пришедших.