Форсайты - Зулейка Доусон

– Погуляем? – сказал он.

Они пошли по дорожке для верховой езды в сторону Чанктобери-Ринг, а старые буки о чем-то совещались шепотом у них за спиной. На вершине холма они сели на нагретую солнцем траву. Кит заложил руки за голову и поглядел в небо. Энн, нагнувшись вперед, смотрела вокруг. В хрустальное утро отсюда открывался вид на десятки миль. Какая высота… ну просто вровень с жаворонком, сыплющим трели над полями. Далеко внизу виднелась их ферма – совсем игрушечная, вроде той, что когда-то подарили Джонни. Теперь она пылится на чердаке рядом с ее куклами. А вон и увитый плющом дом, сложенный словно бы из кубиков. А справа в долине – деревня Уонсдон, там, где серебряной лентой струится река. Словно все графство распростерлось у их ног, убегая к мерцающей полосе Ла-Манша на горизонте.

– Как я люблю этот вид! – сказала Энн. – Он такой… ну просто не знаю, как выразить. Такой за горами за долами. Понимаешь?

– Да, вполне. Тут – все лучшее, что есть в Англии Если спуститься, вблизи будет уже не так. Нет, лучше оставаться вверху. Поэтому я и захотел летать.

– И мне бы хотелось.

– Но ты же говорила, что твой старик летает. Неужели он не мог тебя обучить?

– Наверное, мог бы. Но я не про самолеты. Мне хотелось бы… хотелось бы, чтобы мы взяли и полетели прямо сейчас.

– Что? Как Питер Пэн и Вэнди в Небывалую страну?

– Да-да!

Он засмеялся.

– Нет, ты еще совсем маленькая. Маленькая и смешная козочка.

Он заблеял по-козьему, откинулся на спину, задрав колени, и подложил ладони под затылок. Фуражка съехала ему на нос.

Энн посмотрела на него, убедилась, что он ее не видит, и оперлась на локоть. Только бы он не счел ее навязчивой, хотя иногда так трудно удержаться!

Некоторое время только ветер шевелил листьями да кружила пара поздних ос, а потом он вдруг спросил:

– Ты бы правда улетела бы, если бы могла? Ну, отправилась бы путешествовать, посмотреть мир?

Его голос стал почти серьезным, и Энн почувствовала, что не должна обмануть его ожиданий.

– Конечно!

– И даже поселилась бы за границей?

– Да. Мы однажды чуть было не переселились в Америку, но не получилось.

– Почему?

– Война. Папа решил, что должен остаться здесь, помогать, понимаешь?

Кит пренебрежительно фыркнул под фуражкой, потом сбросил ее и сел.

– Ну, я бы ни за что не вернулся в эту чертову кутерьму.

Энн подумала, что он говорит так из скромности – летчики всегда посмеивались над своими подвигами, но он продолжал уже совсем серьезно.

– По-моему, этой стране каюк.

От этих слов ее пробрала дрожь.

– Но мы же выиграем войну, правда? – быстро спросила она.

– Да, конечно, – ответил он странным голосом. – Теперь, когда янки все делают за нас. Но это ничего не изменит. С Англией кончено.

Энн решила, что сверху он насмотрелся самого худшего.

– Люди все снова склеят, когда война кончится. Вот увидишь.

– Я? Нет. Меня тут не будет. Сорвусь сразу же, чуть смогу.

В Небывалую страну со своею тенью, подумала Энн, и что-то в ней болезненно сжалось. Он говорил с такой решимостью! Так он и сделает.

– Куда же ты уедешь? – спросила она, словно это имело хоть какое-то значение.

– В Индию. Поступлю на гражданскую службу года на два, узнаю, что к чему, а потом куплю плантацию. Или еще что-нибудь.

– О! – произнесла она тихо. – Как замечательно!

– Ты действительно так думаешь?

– Да.

Он посмотрел на нее через плечо.

– Хочешь со мной?

Энн промолчала. Опять он ее поддразнивает! Ну зачем?

– Значит, это была просто болтовня? – спросил он, все еще смеясь над ней. – Будто ты хочешь улететь и жить за границей?

– Нет, я говорила серьезно. В отличие от тебя. – Энн выпрямилась и почистила юбку, собираясь встать. Внезапно его пальцы сомкнулись на ее запястье.

– Не надо шутить, – сказала она и опустила глаза, стараясь высвободить руку, но он только сжал ее сильнее. Свободной рукой он приподнял ее подбородок, чтобы она заглянула ему в глаза.

– Когда ты узнаешь меня поближе, маленькая Энн из Грин-Хилла, то поймешь, что я никогда не шучу. Смеяться смеюсь, но говорю всегда серьезно.

Он разжал пальцы, но она продолжала их чувствовать. Он сунул руку во внутренний карман.

– Вот возьми. – Он протянул ей коробочку, но Энн, совсем смутившись, только посмотрела на него. – Бери же! И открой, она тебя не укусит.

Энн послушалась. В коробочке лежал брильянтовый кулон, величиной и формой похожий на слезу. Она вынула кулон за тонкую золотую цепочку, легкую как пушинка.

– Извини, что это не кольцо, – сказал он. – Но цепочка совсем как твои волосы, вот я и купил его. Если ты его наденешь, мы будем помолвлены.

Энн не могла произнести ни слова. Он взял у нее цепочку и открыл крохотную застежку. Энн подставила ему шею, дрожащими руками приподняв волосы. Она почувствовала, как кулон скользнул в вырез платья, холодно скользнул в ложбинку между грудями, а потом скользнул вверх, когда застежка застегнулась. А потом почувствовала на шее его губы.

После первого долгого объятия (Энн казалось, что она правда сейчас улетит далеко-далеко) она вскрикнула:

– Ой! Мне пора.

– Мне тоже, как ни жалко. Ты придешь завтра на матч?

– Еще бы! А ты?

– Если меня не посадят под замок. Я хочу быть первым бросающим. Увидимся там.

Они встали и отряхнули друг друга. Энн позволила ему еще один поцелуй, но сразу вырвалась и всю дорогу до дома бежала бегом.

Перед домом Энн увидела незнакомую черную машину. В голове у нее молнией блеснули мысль, и, прежде чем войти в калитку, она спустила кулон под вырез. В дверях показался Джонни и посмотрел на нее. Она отвела глаза. Но заметил ее один он. Она увидела часть американской формы своего дяди: наклонясь над открытым багажником, он доставал чемоданы. Рядом стоял ее отец и разговаривал с девушкой в форме вспомогательной женской службы. Подходя, Энн увидела, как он провел рукой по лбу, и услышала, как он сказал:

– Ну кто бы мог подумать! Ты слышал, Фрэнсис?

Энн увидела, как голова ее дяди высунулась из-под крышки багажника. Как он постарел!

– Ты что-то сказал, Джон?

– Я был знаком с братом твоей шоферши. Он был летчиком здесь, в Мастонбери.

– Неужели?..

Туг дядя посмотрел в ее сторону, и она увидела, как он на секунду словно окаменел. Потом его губы зашевелились, но он не окликнул ее, а словно шептал слова молитвы. Она расслышала что-то вроде:

– Ради всего святого… ради всего святого…

– Дядя Фрэнсис!

Когда вечером Фрэнсис спустился в гостиную, Ирэн играла на рояле. Она была одна. Он не думал кого-нибудь застать там в относительно ранний час и рассчитывал побыть наедине с портретом сестры. В широком камине уже горел огонь, начиная распространять можжевеловое благоухание.

Когда он вошел, на ее лице появилась медлительная улыбка. Не поднимая глаз от рояля, она догадалась о его присутствии, хотя Фрэнсис знал, что ступал совсем бесшумно. Казалось, ей об этом сказало какое-то внутреннее чутье, и ему внезапно пришло в голову ни с того ни с сего, что утаить от этой женщины ничего не возможно.

– Я вам не помешаю? – спросила она.

– Нет, что вы! Не обращайте на меня внимания. Григ чудесен.

– Почему-то он мне вдруг вспомнился. Возможно, из-за горящих поленьев.

Она продолжала играть, а Фрэнсис стоял рядом, любовался изяществом ее движений и думал, какой красавицей была она в свое время.

Кончив, она посмотрела на него с той же улыбкой, и Фрэнсис неожиданно для себя сказал:

– Надеюсь, вы извините меня, миссис Форсайт, но вы даже прекраснее, чем были.

– А вы, Фрэнсис, еще более обаятельны. Скажите, нет ли вещи, которую вам сейчас хотелось бы послушать?

Его взгляд неотвратимо устремился на портрет над камином. У него был глаз, у этого художника – Блэйда, как он прочел в нижнем углу, но фамилия ему ничего не сказала. Хотя в любом случае он сумел уловить дух леса, который Фрэнсис всегда чувствовал в своей сестре, игру света в ее затененных глазах. Утром этот свет он словно опять увидел в глазах племянницы.

– Шопена, – шепнул он.

– Да, – негромко ответила Ирэн и начала прелюдию. – Энн любила Шопена.

Фрэнсис слушал с закрытыми глазами, и мало-помалу судорога, сжавшая его горло, исчезла. Но не сразу, нет, не сразу.

– Я вижу ее в девочке, в Энн, – сказал он.

– Да?

– Не волосы, не цвет лица… Их Энн унаследовала от вас, мэм. Но что-то в ее глазах. Частицу души ее матери?

– Возможно. Они были очень близки.

Прелюдия закончилась. Ирэн опустила руки на колени. Играть ей как будто больше не хотелось, и Фрэнсис продолжал:

– А Джонни – он пошел в отца. Теперь, когда он вырос, это особенно заметно. Особенно что-то в подбородке.

– Говорят, он похож и на моего мужа.

Поскольку ему было известно, что отец Джона умер прежде, чем кто-то из Форсайтов познакомился с кем-то из Уилмотов, Фрэнсис не мог ни возразить, ни согласиться. А выражение лица Ирэн заставило его подумать, что сказать что-то еще было бы как нарушить тишину в храме.