Смерть не выбирают (сборник) - Григорий Глазов

– Что ж, у меня есть личные основания проверить это до конца, жестко сказала она и вышла…

Володя Покатило шел по длинному пустому коридору, несмотря на дневное время здесь было полутемно, свет падал лишь из дальнего торцового окна в конце коридора, где находились душевые кабины с общей раздевалкой. Его вызвал к себе Гущин, и Володя знал, зачем. Перед дверью остановился, услышав громкие голоса в кабинете. Оглядевшись, решил не входить, послушать.

– Ты хоть знаешь, что там наболтала твоя девка? – грозно спросил Гущин.

– Выложила все, – растерянно ответил Алтунин.

– А кто был при этом разговоре?

– Завотделением ее и Костюкович. Он и давил ее.

– Что теперь будет?

– Да ничего не будет, – вступил в разговор Туровский. – В случае чего, скажем, что усомнились в официальных результатах вскрытия, мать Зимина, допустим, не поверила, а другого пути проверить у нас не было, нужны были стекла и на всякий случай блоки. Вот и все. Вернуть же на место уже не смогли: старшая лаборантка вышла из отпуска, и Анька возвратила ей ключи от архива, потому вынуждены были уничтожить, не успев воспользоваться, мол, не нашли патогистолога, который бы частным образом посмотрел все и открыл нам истину. И еще: испугались, что вернуть на место не можем, и уничтожили.

– Кто поверит в этот бред? – усмехнулся Гущин.

– А пусть докажут другое! У них ничего, никаких следов от Зимина не осталось. Ты же все забрал, Сева? – спросил Туровский.

– Все.

– Ну вот, видишь! Что ж, они эксгумацию проводить будут?! Да никогда! Не тот случай. Зимина не убили, а он умер в больнице. Какая тут может быть эксгумация?! Смехота!.. Хуже другое, – произнес Туровский, – Ягныша вызывал начальник таможни, допрашивал его насчет каких-то складов.

– Ты откуда знаешь? – спросил Гущин.

– Ягныш звонил мне.

– Ну и что?

– Назначено служебное расследование, – сказал Туровский.

– Ты предупреди его, чтоб не вякнул об этой коробке с "Фармации". Иначе не получит ни цента. Скажи, что реализация идет хорошо, осталось сбыть всего несколько упаковок, основные бабки уже у нас. А он бабки любит, в особенности "зеленые", так что должен помалкивать. Понял?

– Он боится, что могут выгнать с работы, – сказал Туровский.

– Найдет другую. Поможем.

– Жалко, человек нужный. Все-таки таможня! Ищи потом новое "окно".

– Найдем. Бабки все любят… А ты, Сева, гони свою девку в шею. Чтоб духу ее здесь не было! Понял? Найди кого поумнее.

– Хорошо, – еле слышно ответил Алтунин.

– Ты окончательно решил с Покатило?.. – спросил Туровский.

– Да. Застыл он. Вот график, посмотри. Никакого сдвига. Нельзя его брать на Европу. Провалит. Пусть съездит в Будапешт на Дунайский кубок. Утешится. Сейчас я ему окончательно объявлю.

– А кто вместо него? – спросил Алтунин.

– Есть, – ответил Гущин. – Нашел я одно "свежее мясо" в "Трудрезервах". Парню девятнадцать, но совершенно "чистый", клялся.

– Успеем подготовить? – спросил Алтунин.

– Успеем, успеем. Теперь успеем, – сказал Туровский. – Все есть…

Покатило понял, что разговор окончен. Надо было входить. И, постучав, подумал: "Ладно, сука, ты еще меня попомнишь! Я вам всем горячего сала за шкуру залью!.." – Входите! – крикнул Гущин…

– Садитесь, Артур Сергеевич, – любезно сказал Левин, едва Чекирда прикрыл за собой дверь.

– Что слышно, Ефим Захарович? Как я понял из нашего телефонного разговора, есть новости.

– Все, что вы просили, все, что нам полагалось, мы сделали, а вот обрадовать вас нечем. Вот здесь все изложено, прочитайте, – Левин протянул собеседнику несколько машинописных страниц, сколотых скрепкой. – Это, так сказать, наш отчет…

По мере того, как Чекирда читал, лицо его как бы усыхало и серело, заметно дергался кадык, когда он нервно сглатывал слюну. И, наблюдая за ним, Левин философски думал: "К его лицу никто не прикасался, никакого физического насилия, а смотри, что с ним делается! Как это происходит в человеке за краткое мгновение? Что из мозга несется в мышцы человека, чтоб вдруг вызвать такие разительные перемены?! Жалко, конечно, его… Кто бы он ни был, все же хотел что-то производить, а не заниматься куплей-перепродажей… Интересно, что он предпримет?.." – Сволочь! – только и сказал Чекирда, дочитав последнюю страничку и уставился Левину в глаза.

– Я с нею мало знаком, – увернулся Левин от комментариев, и, упреждая возможный вопрос Чекирды, спросил: – Что вы намерены делать?

– Обращусь в прокуратуру! – решительно сказал Чекирда.

– Деркач предполагала такой исход, но мне показалось, что она не очень, что ли, верит в это. Что-то она имеет в виду, – деликатно намекнул Левин.

– А мне теперь плевать! Мы разорены!

– Что ж, вам виднее.

– Я могу забрать это? – Чекирда указал на странички отчета.

– Разумеется. Это – ваш экземпляр… У вас есть к нам претензии, Артур Сергеевич?

– Нет, – резко ответил.

– Тогда, пожалуйста, зайдите к Михальченко, закруглите с ним все формальности… Я вам очень сочувствую, поверьте, – Левин провожал его до двери. – Для вас, конечно, это слабое утешение, но в нашем зарождающемся бизнесе подобных уродств будет немало, – от этой выспреной фразы Левину самому стало смешно, но он сохранил серьезное выражение лица. В конце концов, как-то надо было завершить разговор, и потому патетика была не худшим способом…

Ирина Костюкович не вошла, влетела в кабинет Погосова.

– Погос, это правда?

Он в этот момент что-то писал. Подняв тяжелую широколобую голову, удивленно посмотрел на нее, затем медленно спросил:

– Ты о чем, дорогая?

– Ана-бо-ли-ки! [анаболики, анаболические стероиды – группа стероидных соединений, стимулирующих синтез белка в организме] Ты обманул меня! Сказал, что это хоздоговорная тема. Выходит, и я, и кто-то еще готовили препарат, а ты испытывал его на людях! И не в клинических условиях! Значит, я соучастница?!

– Никакая ты не соучастница, – отложив ручку, спокойно произнес он.

– Но ведь я по твоей просьбе проверяла взвесь на трех группах животных и, получив хороший результат, тем самым благословила твои подпольные фокусы!

– Сядь, Ира, успокойся и выслушай. К этому анаболику я шел четырнадцать лет. Пять лет назад он был готов. То, что он на порядок выше отечественных аналогов и кое-каких зарубежных, я доказал. Я ведь не студент химфармфакультета. Все эти годы я стучался в двери фармкомитета бывшего минздрава, бывшего СССР. И постоянно получал от ворот поворот, отписки. Как же! Какой-то провинциальный завлаб фантазирует! А главное не в этом. Главное вот: у них в Москве, под боком, в лаборатории членкорра Звягинцева работали над аналогом. Я сделал это на два года раньше, и то, что сделал я, лучше, потому что я не пренебрег качеством наполнителя. Но одобрили препарат Звягинцева, своя рука – владыка. И в управлении по внедрению новых лекарственных препаратов утвердили звягинцевский. Я же остался с носом. Но я упрям, я продолжал работу, совершенствовал…

– А знаешь ли ты, что некто Зимин, пловец, из команды, которую тренируют твои приятели Гущин и Туровский, умер. А ведь он глотал твои анаболики!

– Он что, отравился ими? Да, и мой анаболик токсичен, как всякое лекарство, если его принимать в лошадиных дозах.

– Нет, он не отравился. Но он, видимо, принимал его длительно и действительно в лошадиных дозах. В результате – поражение стенок кровеносных сосудов, васкулит, тяжелый гипертонический криз, инсульт, – и смерть. Все, как видишь, в логической последовательности!

– Не может быть! Откуда ты знаешь?

– От брата. Зимин – его больной. Ты что, не знал, что Гущин, Туровский и этот дерьмец Алтунин скармливали Зимину твой анаболик?

– Знал, разумеется. Но они клялись, что дают его разумно.

– В результате их "разумного" погиб человек. Кто следующий после Зимина? Он глотал этот стероид, видимо, не один год.

– Они пользовались не только моим, везли и другие стероиды из-за границы. Но мой препарат давал лучший эффект. Я долго работал над наполнителем. Традиционно считается, что наполнитель – это для объема, чтоб человеку легче было проглотить 3-5 миллиграммов препарата. А мне важно было создать такой наполнитель, чтоб он не только придавал форму порошку – в виде таблетки или капсулы, – но и быстрее растворял стероид в организме, снижал кислотность, а главное – быстро выводился из организма. Та взвесь, которую ты испытывала на трех группах животных, – это будет совершенно новый наполнитель. Они предпочитали мой анаболик еще и потому, что зарубежные новинки стоят безумно дорого, за все надо валюту. А я им обходился дешевле… Вот тебе вся правда.

– Не знаю, чем все это кончится для тебя, если узнает руководство института. Да и вообще… Это же додуматься надо: устроить частную лабораторию под институтской крышей! Они много платили тебе?