Ева и головы - Дмитрий Ахметшин

Удивляла и манера местных людей встречать гостей. Долгие разговоры здесь могли вестись за кружечкой горячительного хоть всю ночь, в то время как с чужаками едва могли перемолвиться словом. Каждый встречный носил на поясе по огромному ножу. Женщины были смуглее, чем Ева привыкла видеть, с плоскими лицами и живым взглядом. Они о чём-то постоянно шептались между собой и не торопились подходить, чтобы поговорить с Евой или потрепать её по голове. Мужчины носили окладистую бородку, а страстью своей к молчаливому наблюдательству могли сравниться только с совами.

— Моргана покинула нас всего седмицу назад, — сказал в очередной деревне один старик, к которому они приблизились, чтобы, как обычно, спросить дорогу к церкви. — Меня зовут Моромар Высохший. Присаживайтесь, прямо сюда, на землю. Поговорим.

Он сидел на крыльце своего дома, а в каждом окне можно было увидеть детские лица, словно любопытные беличьи мордашки.

— Кто такая была эта Моргана? — спросил озадаченный Эдгар. Ева сидела у его ног и спокойно, тихо, чтобы не помешать беседе взрослых, мычала себе под нос песенку. Руки будто по привычке плели из двух колосков луговой травы подобие венка. От старика никакой угрозы она не ощущала.

— Наша повитуха, — отвечал старик. — К сожалению, я тебя не вижу… кхе-кхе, я не увидел бы тебя, даже если б мы встретились пять лет назад — давно уж ослеп. Мне донесли, что ты ездишь по деревням и предлагаешь свои услуги. Донесли, что твои одежды и твоя повозка испачканы кровью. У нас нет церкви, но нам необходим лекарь. Любой лекарь, кто имеет хотя бы отдалённое представление о строении человеческого тела. Как я уже сказал — а я говорил, уж на что, а на память не жалуюсь — Моргана умерла, а одна из дочерей Перепёла, моего хорошего приятеля, должна вот-вот родить. Несомненно, Господня воля, что ты проходил нынче этой дорогою. А теперь отвечай — имел ты какое-нибудь дело с роженицами?

— Я цирюльник, старик, — сказал Эдгар, и Ева изумлённо подняла голову. Робость в нём поразительным образом могла смениться энтузиазмом. — Но я уверен, что справлюсь. С Господней помощью, она произведёт на свет отличного малыша.

Старик слушал великана, склонив на бок голову, будто голубь, который разглядывает что-то на земле.

— Что же, выбирать им не приходится, — сказал он. — С Господней, с твоей, или никак… наши женщины ни на что не годны в таких деликатных делах. Ох, вечно от них проблемы. Слушай: утром у неё отошли воды.

— Значит, нужно торопиться.

— Торопись, но послушай напоследок: это очень хорошая семья. Они участвуют во всех городских делах, помогают немощным, жертвуют на то, чтобы здесь, наконец, появился господень алтарь, они хорошо заплатят тебе за услугу. Мы бы, конечно, предпочли, чтобы дитя появилось под надзором кого-то своего, более опытного, и… знакомого, нежели ты. Или чтобы оно вовсе не появлялось, но речь идёт о здоровье матери, так что выбирать не приходится. Просто запомни, что я говорил и вспоминай каждый раз, когда что-нибудь в их доме или в хозяевах покажется тебе… необычным. Теперь иди.

Старик щёлкнул пальцами, и в дверях появился одноглазый парень, которого старик представил, как своего сына.

— Проводи их к дому Деборы, — сказал он. — И оставайся там. Наблюдай, помогай, чем можешь.

Деревенька эта располагалась на холме, и дом, куда их отвели, находился прямо в центре городка, там, где земля как будто слегка выпячивала вверх одну из своих ладоней. Он единственный стоял прямо, соседские же изба, словно улитки, вползающие по травинке, клонились в ту или иную сторону, следуя за наклоном земли. К крыльцу вели вырезанные прямо в земле и укреплённые каменным крошевом ступени.

— Дебора! — позвал оставшийся неназванным парень. — Здесь пришли разрешить тебя от бремени.

Спустя короткое время, за которое они преодолели последние ступени, из дома послышался голос:

— Ох уж это бремя. Ох, и намучалась я с ним.

Дверь отворилась, и на крыльцо вышла женщина, поддерживаемая под руки испуганными детьми обоих полов. Живот был похож на пузырь воздуха в толще воды, он плавал перед женщиной и как будто никак не мог понять, куда ему стремиться — к земле ли, или в небеса. Сама женщина невысока, дородна, с кудрявыми волосами, что покрывали плечи как морская пена, и такими тёмными глазами, что даже белки казались чёрными. Ева вспомнила глаза господина барона и нашла здесь некоторую похожесть.

Оглядев пришедших, она сказала:

— Это моё восьмое дитя. Вот, рядом, ещё четверо. Трое умерло в разном возрасте, от болезней ли, или в голодный год — от недоедания. Вовек бы их больше не видеть, да вот откуда-то снова берутся внутри меня — снова и снова и снова.

Эдгар поставил свою сумку у ног, сказал строго:

— Тебе нельзя выходить. Тем более, когда организм отторг жидкость. Только лежать.

Тонкий его голосок произвёл на Дебору впечатление — она приподняла брови, оглядывая цирюльника с каким-то новым выражением. Как будто не могла для себя решить — действительно ли это произнёс Эдгар, или, может, его маленькая спутница?

Наконец, она сказала:

— Належалась уже. Нет, спасибо, господин хороший. Я буду рожать здесь, на свежем воздухе. Прямо на земле.

— На земле? — переспросил Эдгар, как будто не расслышав.

— Точно. Земелька прекрасно впитывает влагу, она же должна первой получать все наши плоды. Я лягу вон там.

И она царственно двинулась во главе своей паствы к северному углу дома, где был небольшой пустырь с голой землёй и похожими на собачьи уши лопухами. Судя по следам и засохшим лепёшкам, туда иногда забредала скотина.

Из-за сарая вышел заросший бородой мужчина, муж и хозяин дома. В руках его Ева увидела топор, в бороде запутались щепки. Рабочая одежда пропиталась потом. Прислонив орудие к дому, он облокотился на перила крыльца и стал молча наблюдать за происходящим. В контраст со спокойными глазами Деборы, его глаза жгли как угольки.

Дебора улеглась на землю, раскинула ноги, пухлые руки принялись задирать юбки. В ней не было и толики стыдливости, которую Ева привыкла видеть в женщинах своего селения. Никто из них не показывал даже колена незнакомому мужчине. Эта же раздевалась среди бела дня, на улице, и белые ляжки, рыхлые, как чернозём после дождя, выглядели настоящим алтарём плодородия.

— Ты часто такое делал? — спросила она Эдгара.

— Ни разу, — сказал великан, засучивая рукава и распаковывая свою сумку. В каждом его движении чувствовалось нетерпение.

Ева попыталась найти в великане обычную стыдливость, она ожидала, что он отвернётся, пока роженица раздевается, а потом, должно быть, будет работать с закрытыми глазами, но ошиблась. Глаза его были похожи на глаза мыши, которая, сидя в своей норке, следит за ростом подземного корешка и пытается угадать момент, когда он созреет. Великан хотел видеть как можно больше и как можно больше сделать, просто чтобы добавить к совокупности своих знаний знания о строении женского тела. Видимо, эти двое нашли друг друга: идеальный пациент и идеальный доктор. Только бы теперь всё прошло как нужно.