Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

И вот 4 августа Гурийский отряд двинулся вперед одновременно двумя колоннами: из Николаевского укрепления, по берегу моря, шли два батальона сорок четвертого егерского полка и пятьсот человек гурийской милиции, под общей командой полковника Пацовского; из Озургет – два батальона Менгрельского полка с шестью орудиями, под личным начальством Гессе. Неприятельский лагерь, раскинутый на Муха-Эстати, был сильно укреплен завалами, и Гессе решился обойти его. Почти двое суток войска пробирались по едва проходимым тропам, и 6 августа стали на высотах против левого неприятельского фланга. Милиция продвинулась еще дальше и стала заходить в тыл турецкому лагерю. Таким образом, атака была поведена с двух сторон – и успех был полный. Предводимая самим Дадианом, милиция смело пошла на завалы, взяла их штурмом и, поддержанная с другой стороны менгрельскими батальонами, ворвалась в лагерь. Все это произошло так быстро, что турки не могли удержаться в окопах и бросились в горы. Два знамени, одно орудие и весь лагерь со всем имуществом достались победителям. Вся честь этой победы принадлежала храброй милиции, заплатившей за нее кровью ста человек своих лучших воинов. На долю менгрельских батальонов работы пришлось сравнительно меньше, и вся потеря их не превышала девяти нижних чинов убитыми и ранеными.

Поражение Тусчи-оглы навело панический страх и на другую часть его войск, стоявшую в завалах у Лимани. Она отступила при появлении колонны Пацовского, и егеря овладели тремя турецкими пушками, брошенными в завалах вместе с багажом и обозами. Пацовский преследовал бегущих по морскому берегу до самых ворот Кинтриши, но турки, не надеясь удержаться в городе, зажгли форштадт и удалились, бросив еще четыре орудия. 9 августа Пацовский соединился с Гессе, и Гурийский отряд в тот же день вошел в Кинтриши без боя.

Носились слухи, что княгиня Софья вместе с сыном и дочерью находилась в Кинтриши и едва успела бежать при появлении Пацовского. Ряд нравственных потрясений, пережитых ею в самое короткое время, сломил ее здоровье, и бегство из Кинтриши было последним эпилогом ее скитальческой жизни. Она заболела и 7 сентября скончалась в Трапезундском пашалыке, в городе Гогние, где могила ее находится в греческом монастыре Святой Софии. Малолетний сын ее и дочь Екатерина остались у турок.

Блистательное участие в боях менгрельской и гурийской милиции обратило на себя особое внимание государя. Владетельному князю Дадиану пожалован был орден Святого Александра Невского, а сыну его, наследнику Менгрельского княжества, князю Давиду, орден Святого Владимира 4-й степени с бантом. В то же время, желая почтить обе милиции такой наградой, которая и на будущее время, по роспуске их, оставалась бы в народе памятником доблестных дел, государь пожаловал им знамена, под которыми и ныне по первому призыву собираются храбрые менгрельцы и гурийцы. Оба знамени одинаковы и различаются между собой только надписями. На красных шелковых полотнах их, богато украшенных золотой бахромой и массивными кистями, в середине изображен Святой Георгий, а на обратной стороне – двуглавый орел. Кругом, по бордюру, вышита надпись на русском и на грузинском языках.

На одном:

«Милиции Нашего вернолюбезного менгрельского народа за верность и храбрость в кампании 1828 и 1829 годов против турок».

На другом:

«Милиции Нашего вернолюбезного гурийского народа за верность и храбрость. Взятие турецкого лагеря при урочище Лимани 5 марта 1829 года».

Штурм этого лагеря составляет одно из лучших преданий гурийского народа, а потому и знамя, увековечивавшее этот подвиг в потомстве, было встречено князьями и дворянами на самой границе Гурии и с большими почестями препровождено в монастырь Шамокмедский. Там, в старинном первопрестольном храме Гурийского княжества, оно и хранилось до позднейших времен как залог нравственного единения маленькой Гурии с могущественной Россией.

За мухаэстатскую победу Гессе была пожалована золотая сабля, украшенная бриллиантами. Но эта победа была и последним торжеством Гурийского отряда, которому вслед за тем пришлось выпить и горькую чашу поражения.

Легкость, с которой Гессе удалось овладеть Кинтриши, первым этапом на пути к Батуму, неожиданно открывала перед ним возможность завершить поход Батумской экспедиции. Но, к несчастью, Гессе не сумел воспользоваться выгодами своего положения, и, вместо того, чтобы на плечах разбитых врагов занять Цихис-Дзири, брошенную турками в первую минуту паники, он остановился в Кинтриши и стал укрепляться. Первоначальное намерение его покорить кобулетцев оружием, на что, во всяком случае, потребовалось бы менее времени, чем на бесплодные переговоры, осталось невыполненным. Не могла вследствие того выполниться и другая задача его – идти в Аджарию. В то время как он занимался «восстановлением порядка в Кобулетском санджаке», то есть писал прокламации и увещевал кобулетских старшин, Ахалцихский отряд уже потерпел поражение. Теперь Гессе, в свою очередь, не мог рассчитывать на помощь Сакена и должен был отложить поход в Аджарию до более благоприятного времени. Более месяца простоял он в Кинтриши в непонятном бездействии. А турки между тем опомнились, собрали новые силы, еще грознее укрепили Цихис-Дзири и звали на помощь аджарцев. Обманутый кругом в своих надеждах покончить кобулетский вопрос мирным путем, Гессе вдруг решается на смелый шаг – овладеть Батумом. Но то, что легко могло удаться ему месяц назад, теперь являлось предприятием, не обещавшим уже никакого успеха.

Нужно сказать, что последние уступы Аджарских гор почти подступают к Черному морю, оставляя лишь узкую береговую полосу, по которой, как по дефиле, только и можно дойти до Батума. Но и этот путь, при самом входе в ущелье, преграждается громадной скалой, упирающейся в самое море. На вершине скалы находится древний замок, который турки зовут Цихис-Дзири. Это, как полагают, и есть знаменитая крепость, носившая в древности название Petra.

В виду этой исторической твердыни, прославленной геройскими делами греков и персов, будет нелишним бросить беглый взгляд в глубину отдаленных времен, чтобы сказать несколько слов вообще об этой достойной внимания местности, носившей некогда название Колхида, а потом Лазика.

Минуя мифические сказания о спутниках Язона, искавших здесь золотое руно, перейдем прямо к эпохе исторической. Известно, что богатство этой страны и ее обитателей издревле возбуждало в соседях желание властвовать над нею, и цветущий край обратился через это в арену долгой борьбы между народами Европы и Азии. Могущественный Кир поработил ее, и много веков Колхида платила персам постыдную дань, посылая каждые пять лет по сто молодых девушек и красивых мальчиков. Затем Митридат Понтийский присоединил ее к своим владениям.