Английский детектив. Лучшее - Артур Дойл

— Эй, хватит лапать девушку, положите ее на сиденье. Да, я к вам обращаюсь, Килмингтон.

— Что вы себе позволяете? Как вам не стыдно? — Маленький человечек встал, да так резво, что девушка чуть не скатилась на пол. — К вашему сведению, я всего лишь пытался…

— Да знаю я вас, старичков. Так слюни и пускаете. Уберите от нее руки, я говорю.

В последовавшей тишине Килмингтон впился негодующим взглядом в Макдоналда, но потом, увидев в стальных глазах молодого человека холодные огоньки, молча сдернул с полки свою черную шляпу и портфель и ринулся вон из купе. Генри Стайнзфилд сделал движение, будто собирался его остановить, но, как видно, передумал. Миссис Грант вышла следом за Килмингтоном, но вскоре вернулась с мокрым платочком и стала вытирать лоб мисс Блейк. Было всего 8:30.

Когда все более-менее успокоилось, мистер Дьюкс повернулся к Стайнзфилду:

— Вы, кажется, сказали, что изумрудное ожерелье… как бишь ее… графини Аксминстерской стоит двадцать пять тысяч фунтов? Неужели она могла послать такую ценную вещь по почте? Вы не ошибаетесь?

— Насчет цены? Нет, — тихонько произнес углом рта Генри Стайнзфилд, как идиот, раскрывающий секреты. — Никому не говорите, но у меня есть друг, который работает в «Космополитэн», в фирме, в которой оно застраховано. Это тоже не попало в газеты. Вот ведь глупая женщина! Она поехала в Шотландию на какое-то большое семейное торжество, а ожерелье забыла взять. Она написала домой, чтобы его выслали ей в конверте по почте.

— Двадцать пять тысяч фунтов, — прочувствованно произнес Перси Дьюкс, как бы взвешивая на языке баснословную сумму. — Уму непостижимо.

— Да. Некоторым людям удача просто на голову сваливается, верно?

Откормленное лицо Дьюкса блестело, как шмат сала. Юный Макдоналд полировал ногти. Инез Блейк читала журнал. Через какое-то время Перси Дьюкс, заметив, что вьюга начала стихать, сказав, что пойдет подышит воздухом и заодно посмотрит, не видно ли посланного им на помощь локомотива, вышел из купе.

За окном продолжали кружиться снежинки, но уже не тысячами, а десятками. Было 8:55. Вскоре из купе вышла и Инез Блейк, а через десять минут после этого миссис Грант заметила Стайнзфилду, что снег совсем прекратился. Ни Инез, ни Дьюкс еще не вернулись, когда в 9:30 Генри Стайнзфилд решил спросить, почему не появляется помощь. В багажном вагоне, который примыкал к вагону Стайнзфилда со стороны хвоста поезда, никого не оказалось, поэтому он развернулся и двинулся по коридору до первого вагона, там вылез и подошел к кабине машиниста.

— Наверное, помощь где-то задержалась, — сказал проводник, высунувшись в окно. — Чарли им дозвонился, и они обещали, что локомотив будет у нас к девяти. Но ждать уже недолго, сэр.

— А вы не видели мистера Килмингтона? Невысокий мужчина, с песочными волосами. Черная шляпа, пальто, синий костюм. Он со мной в одном купе ехал. Я прошел через весь поезд и его не встретил.

Проводник на миг задумался.

— Ах да! Маленький такой тип? Это тот, что спрашивал меня про ближайшую деревню? А, ну так он, видать, уже того, ушел.

— Вы хотите сказать, что он ушел в деревню?

— Ну да. Если его нет в вагонах, значит, ушел. Он снова ко мне подходил, это в девять было, и сказал, что если через пять минут не приедет помощь, он уходит.

— Вы после этого его не видели?

— Нет, сэр. Я после того все полчаса тут был, с ребятами разговаривал.

Генри Стайнзфилд, призадумавшись, пошел обратно вдоль вагонов. Выйдя за освещенное фонарями паровоза место, он включил электрический фонарик. За последним вагоном отвесная восточная сторона прорубленного в горе туннеля подходила почти вплотную к рельсам. Несмотря на то, что снег прекратился, ледяной, пронзительный северо-восточный ветер не унимался. Через двадцать ярдов его фонарик осветил почти засыпанную цепочку следов нескольких ног, которая уходила через пустошь на северо-восток. Похоже, кто-то из пассажиров отправился в деревню, чьи огни холодно поблескивали в отдалении. Стайнзфилд собирался пройти по следам дальше, когда услышал скрип снега под ногами. Кто-то шел к поезду вдоль линии. Он тут же выключил фонарик, и в ту же секунду ему как будто накинули на голову мешок — такой густой и всеобъемлющей, была темнота. Шаги уже раздавались совсем близко. Стайнзфилд в последнюю минуту включил фонарик, и желтый луч света выхватил из тьмы приземистую фигуру Перси Дьюкса. Тот вполголоса выругался.

— Какого черта! Я из-за вас полчаса проторчал в этом проклятом…

— Вы не видели Килмингтона?

— А, это вы. Нет. Как, черт возьми, я мог его видеть, если он в поезде? Я прошел по линии, проверял, не едет ли обещанный локомотив. В помине нет… Дьявол, до чего холодно! Я пошел.

Через какое-то время Стайнзфилд тоже пошел, но не к поезду, а вдоль путей в сторону деревни. Луч его фонаря дрожал и метался по глубокому снегу. Обжигающий ветер дул прямо в лицо. Неудивительно, что пассажиры повернули обратно, подумал он, когда через несколько сотен ярдов цепочка следов оборвалась. Но потом он понял, что они вовсе не повернули. То, что сначала показалось ему снежным сугробом, отдаленно напоминающим фигуру лежащего человека, оказалось лежащим человеком, засыпанным снегом. Стряхнув снег, он развернул человека на спину.

Суетливый Артур Джей Килмингтон обрел вечный покой. Его портфель лежал под ним, а черная шляпа, слегка припорошенная снегом, — там, где упала, возле головы. Бегло осмотрев его, Стайнзфилд не заметил на нем никаких признаков насилия. Но глаза его были выпучены, а лицо отливало синевой. «Наверное, так выглядят задушенные, — подумал Стайнзфилд, — или те, кто задохнулся». Он снова быстро опустился на колени и посветил фонариком в мертвое лицо. От жуткой картины ему чуть не стало плохо. Ноздри мистера Килмингтона были полностью забиты снегом, который превратился там в лед. Снегом был забит и его рот.

«И здесь, — подумалось Стайнзфилду, — в этом пустынном месте, он мог бы пролежать еще несколько дней или даже недель, если бы не перестал снег». А когда наступила бы оттепель (что в том году произошло лишь через два месяца после описываемых событий), снег бы растаял и вытек у него изо рта и ноздрей, и никаких улик, указывающих на то, что было совершено убийство, не осталось бы, только труп нетерпеливого маленького адвоката, который попытался в пургу дойти до деревни и поплатился за свою несдержанность жизнью. Возможно, тогда никто не стал бы и задумываться о том, как столь аккуратный и педантичный человек мог решиться идти в таких туфлях две мили по глубокому снегу в кромешной темноте, не имея никакого освещения, ибо Стайнзфилд, обыскав его карманы, нашел только следующие предметы: записную книжку, авторучку, носовой платок, портсигар, два письма и немного мелочи.

Стайнзфилд встал и отправился обратно звать помощь, но, пройдя всего двадцать ярдов, заметил еще одну цепочку следов, уходящую от главной тропинки в сторону. Эти следы выглядели свежее, снег еще не так сильно засыпал их, и, похоже, они были оставлены одной парой ног. Он тоже свернул и пошел вдоль следов. Тот, кто проложил эту тропинку, по уходящей вправо плавной кривой вышел обратно к рельсам примерно в ста пятидесяти ярдах от того места, где лежал труп. Здесь стоял домик для путевых рабочих. Увидев, что дверь не заперта, Стайнзфилд вошел. Внутри не было ничего, кроме холодной жаровни и сигарного запаха.

В свое купе Стайнзфилд вернулся через полчаса. За это время он помог работникам поезда перенести тело Килмингтона в почтовый вагон. Еще он сделал интересное открытие, имеющее отношение к передвижениям Килмингтона. Выходило, что после стычки с Макдоналдом и короткого разговора с проводником адвокат какое-то время провел в другом купе. За почтовым вагоном находился вагон первого класса, последний в поезде, и он был почти пустым, но в одном из купе Стайнзфилд нашел спящего пассажира. Он разбудил его, описал Килмингтона и спросил, не видел ли тот его раньше.

Пассажир недовольным голосом рассказал Стайнзфилду, что невысокий мужчина в темном пальто, из-под которого выглядывали синие брюки, подходил к его двери. Нет, пассажир не рассмотрел его лица, потому что был заспан, к тому же тот человек, обращаясь к нему, вежливо снял черную фетровую шляпу, и шляпа эта закрыла ту часть его головы, которая не была заслонена верхом двери. Нет, тот тип не входил в купе. Он, стоя в коридоре, спросил, который час (пассажир, посмотрев на часы, ответил, что 8:50), после чего сказал, что, если помощь не прибудет до девяти часов, он пойдет пешком в ближайшую деревню.

После этого разговора Стайнзфилд сходил в кабину машиниста. Проводник, которого он нашел там, сказал, что выходил из поезда и примерно в 8:45 пошел вдоль путей навстречу кочегару, отправлявшемуся за помощью. Дошел он до того места, где раньше установил туманные сигналы. Там, уже почти в девять часов, они и встретились с кочегаром, что последний подтвердил. Вернувшись в поезд, проводник зашел в последний вагон и увидел Килмингтона, сидевшего в одиночестве в купе первого класса (именно тогда адвокат и объявил ему о решении идти в деревню, если посланный к ним локомотив не приедет через пять минут). После этого проводник вышел из вагона и направился к кабине машиниста, где стал разговаривать с товарищами.