Нечестивец, или Праздник Козла - Марио Льоса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поздно, Сакариас, — сказал он. — Так что давай поскорее.
— Понял, Хозяин.
Он подложил под спину подушку, устроился поудобнее и прикрыл глаза, собираясь отдыхать час и десять минут, которые занимала дорога до Сан-Кристобаля. Они ехали на юго-восток, в сторону проспекта Джорджа Вашингтона и шоссе, когда он снова открыл глаза.
— Сакариас, ты помнишь дом Мони?
— На Венсенслао Альварес, где жил Марреро Аристи?
— Едем туда.
Это было мгновенное озарение. Вдруг увиделись полненькое, цвета корицы, личико Мони, все в локонах, ее искрящиеся, озорные, миндалевые глаза, налитое тело, высокая грудь, крепкие ягодицы, крутое бедро, и он снова почувствовал сладостную щекотку. Головка члена проснулась и уперлась в ткань. Мони. А почему бы и не Мони. Красивая, ласковая девушка, и не было случая, чтобы она разочаровала его с того самого раза, когда ее отец самолично привел ее на праздник, устроенный американцами из Ла-Юкеры: «Смотрите, какой я вам сюрпризец приготовил, Хозяин». Домик, в котором она жила в новом районе, в конце проспекта Мексики, подарил ей он в день свадьбы, она выходила за молодого человека из хорошей семьи. А когда ему случалось снова захотеть ее, такое бывало время от времени, он встречался с ней в suites отеля «Эмбахадор» или «Харагуа», которые Мануэль Альфонсо с этой целью всегда держал наготове. Мысль взять Мони в ее собственном доме возбудила его. Мужа пошлют в «Уголок Пони» выпить пивка за счет Трухильо — он засмеялся, — а не хочет пивка, пусть поболтает пока с Са-кариасом де-ла-Крусом.
. Улица была темной и безлюдной, но в домике в первом этаже горел свет.
— Позови ее.
Он видел, как шофер вошел за ограду и позвонил. Открыли не сразу. Наконец вышла, по-видимому, прислуга, Сакариас с ней пошептался. Его оставили за дверью ждать. Красотка Мони! Ее отец был хорошим руководителем Доминиканской партии в Сибао и сам привел ее на тот праздник, какой красивый жест. Случилось это несколько лет назад, и, право же, всякий раз, как он таранил эту красивую женщину, он оставался очень доволен. Дверь снова отворилась, и на пороге высветился силуэт Мони. И снова накатило возбуждение. Поговорив о чем-то с Сакариасом, она направилась к автомобилю. В полутьме он не заметил, что было на ней надето. Открыл дверцу и, впуская ее в машину, поцеловал ей руку.
— Не ожидала такого гостя, красавица.
— Ой, какая честь. Ну, как вы, как ваше самочувствие, Хозяин?
Трухильо задержал в ладонях ее руку. Вот она, совсем рядом; он касался ее, вдыхал ее запах и чувствовал себя хозяином своей мужской силы.
— Ехал в Сан-Кристобаль и вдруг вспомнил тебя.
— Какая честь, Хозяин, — повторила она в полной растерянности. — Знай заранее, я бы подготовилась к вашему приходу.
— Ты всегда красива, такая, какая есть. — Он привлек ее к себе и, шаря руками, щупая грудь, ноги, поцеловал. Он почувствовал: начинается эрекция, и это разом примирило его со всем на свете.
Мони позволяла ласкать себя и целовала его, но скованно. Сакариас стоял метрах в двух от автомобиля, предусмотрительный, как всегда, с автоматом в руках. В чем дело? Что-то необычное было в Мони, как будто она нервничала.
— Муж дома?
— Да, — ответила она совсем тихо. — Собирались ужинать.
— Пусть пойдет пивка попить, — сказал Трухильо. — А я сделаю круг и вернусь. Через пять минут.
— Дело в том… — забормотала она, и Генералиссимус почувствовал, как напряглось ее тело. Она не решалась, но в конце концов выговорила, почти неразборчиво: — У меня эти самые дни, Хозяин…
Возбуждение разом прошло, как не бывало.
— Месячные! — разочарованно воскликнул он.
— Я очень извиняюсь, Хозяин, — бормотала она. — Послезавтра буду в порядке.
Он выпустил ее, глубоко вздохнул, разочарованный.
— Ладно, я еще приеду к тебе. Прощай. — И высунулся в дверцу, через которую только что вылезла Мони. — Поехали, Сакариас!
Немного спустя он спросил Сакариаса, брал ли тот когда-нибудь женщину во время менструации.
— Никогда в жизни, Хозяин. — Шофер скривился от отвращения. — Говорят, в это время она заражает сифилисом.
— Нет, просто-напросто грязная, — с сожалением заметил Трухильо. А если по проклятому стечению обстоятельств у Иоланды Эстерель сегодня тоже менструация?
Они уже ехали по шоссе на Сан-Кристобаль, и справа он увидел огни Животноводческой выставки и «Уголок Пони», где за столиками парочки ели и пили. Не странно ли, что Мони вела себя необычно сдержанно и робко? Она, такая всегда сообразительная, на все готовая. Из-за того, что муж был дома? И придумала менструацию, чтобы он отстал от нее? Краем внимания заметил, что какая-то машина сигналит им. Она шла за ними, с дальним светом.
— Ох уж эти пьяницы… — сказал Сакариас де-ла-Крус.
Он только успел подумать, что, может, это вовсе не пьяницы, и крутануться за револьвером, который всегда возил на сиденье, как услышал выстрел, и пуля, пробив заднее стекло, вырвала у него кусок плеча и левой руки.
XIX
Когда Антонио де-ла-Маса увидел, с какими лицами возвратились генерал Хуан Диас Томас, его брат Модесто и Луис Амиама, они еще рта не открыли, а он уже понял, что поиски генерала Романа были напрасными.
— Трудно поверить, — пробормотал Луис Амиама, кусая тонкие губы. — Но, похоже, Пупо улизнул от нас. И следов не оставил.
Они побывали везде, где он мог находиться, даже в Генеральном штабе, в крепости имени 18 Декабря; но оттуда Луиса Амиаму и Бибина Романа, младшего брата Пупо, часовые просто прогнали: родственник не хотел или не мог их видеть.
— Я надеюсь только на то, что он сам начал приводить в исполнение план, — фантазировал Модесто Диас безо всякого убеждения. — Поднимает гарнизоны, уговаривает военачальников. Как бы то ни было, наше положение аховое.
Они разговаривали, стоя в гостиной у генерала Хуана Томаса Диаса. Чана, молодая жена генерала, подала им лимонад со льдом.
— Надо спрятаться, пока не узнаем, что с Пупо, — сказал генерал Хуан Томас Диас.
Антонио де-ла-Маса, до того молчавший, почувствовал, как волна гнева затопила его.
— Прятаться! — воскликнул он в ярости. — Прячутся трусы. Давай закончим начатое дело, Хуан Томас. Надевай свою генеральскую форму, одолжи форму нам, и пойдем во дворец. Оттуда призовем народ подняться.
— Мы вчетвером возьмем дворец? — попытался воззвать к его рассудку Луис Амиама. — Ты сошел с ума, Антонио?
— Во дворце сейчас никого нет, одни караульные, — настаивал тот. — Надо опередить трухилистов, пока они не опомнились. Обратимся к народу, благо там есть связь со всеми радиостанциями страны. Пусть выходят на улицы. А армия нас потом поддержит.
Скептические лица Хуана Томаса, Амиамы и Модесто Диаса выводили его из себя. Вскоре подошли Сальвадор Эстрельа Садкала, оставивший Антонио Имберто и Ама-дито у врача, и доктор Велес Сантана, отвозивший Педро Ливио Седеньо в Интернациональную клинику. Они тоже были сбиты с толку исчезновением Пупо Романа. И им тоже показалось совершенно безрассудной, самоубийственной идея Антонио проникнуть в Национальный дворец, нарядившись в военную форму. И все решительно высказались против нового предложения Антонио: отвезти труп Трухильо в парк Независимости и выставить там напоказ, чтобы столичный люд увидел, как он кончил свои дни. Отказ товарищей вызвал у де-ла-Масы приступ необузданной ярости, какие случались у него в последнее время. Трусы и предатели! Не доросли они до дела, которое совершили: освободили Родину от Твари! Увидев испуганные глаза Чаны Диас, вошедшей на крик, он понял, что хватил лишку. Мрачно извинился перед друзьями и замолк. Но внутри продолжал кипеть от раздражения.
— Мы все немного не в себе, Антонио, — дружески похлопал его по спине Луис Амиама. — Главное сейчас — найти надежное укрытие. Пока не появится Пупо. И посмотреть, как поведет себя народ, когда узнает, что Трухильо мертв.
Антонио де-ла-Маса, очень бледный, кивнул. Возможно, что Амиамо, так много сделавший для того, чтобы подключить к заговору военных и высших должностных лиц режима, возможно, он прав.
Луис Амиама и Модесто Диас решили идти каждый сам по себе, сочли, что по отдельности у них больше шансов остаться незамеченными. Антонио убедил Хуана Томаса и Турка Садкалу держаться вместе. Стали перебирать возможные варианты; друзья и родственники были отброшены, их дома полиция обыщет в первую очередь. Приемлемый вариант назвал Велес Сантана:
— Роберт Рейд Кабраль. Мой друг. Полностью аполитичен, живет исключительно ради медицины. Он не откажет.
Он отвез их на своей машине. Генерал Диас и Турок не были с ним знакомы, но Антонио де-ла-Маса дружил со старшим братом Роберта, Дональдом Рейдом Кабралем, который в Нью-Йорке и в Вашингтоне работал на заговор. Изумление молодого доктора, разбуженного в полночь, было велико. Он ничего не знал о заговоре, не знал он и того, что его брат Дональд проводил работу с американцами. Однако едва пришел в себя и обрел дар речи, как поспешил пригласить их войти в домик, маленькое двухэтажное строение в мавританском стиле, такое узенькое, что, казалось, выпало из сказки. Молодой человек, безбородый, с добрыми глазами, изо всех сил старался скрыть тревогу и растерянность. Он познакомил их с женой Лихией, заметно беременной. Она отнеслась к нашествию чужих людей благосклонно, не встревожилась. Показала им своего двухлетнего сынишку, которого они уложили в уголке, в столовой.