Сибирский фронтир - Сергей Фомичев

–Чем соблазнять–то людей, заработком?

–И заработком, и волей, и землёй…

–Заработка будет довольно, – резко оборвал Копыто. – Про остальное сам болтай коли хочешь, а я за воровские разговоры к кату под плеть идти подожду. Да и которому воля нужна, он тебя здесь дожидаться не будет. Прыгнет в лодку – и на Дон.

–Ну, тебе виднее.

Он задумался.

–С людьми сейчас худо. Большой на них спрос пошёл. Тебе вот они понадобились, да как на зло и государыне нашей. С ловцами армейскими состязаться придётся. Сейчас всех гребут, кого могут. А потому обойдётся тебе это недёшево.

Копыто хитро прищурился.

–Рухлядь сейчас в цене, а потому на леготу не рассчитывай.

–Ты мне людей найди, да помоги переправить, а я хоть теми же самыми чернобурками да бобрами с тобой расплачусь. Шкурой за шкуру.

Я застал Брагина уже за подсчётом барышей. Каланы и лисы улетели в первый же день, несмотря на ярмарочные трудности с монетой. На этот раз нижегородского купца никто не попытался кинуть и он даже в себя поверил после лихого торга.

–Ну вот, хоть Федоре сапожки справлю, – довольно урчал купец, откладывая комиссионные.

Наполнив закрома охотского компаньона, я перебрался на плотбище. Строительство очередного галиота было далеко от завершения, зато сам городок заметно разросся. Рядом со старыми постройками и собственно верфью, выросло туземное стойбище. Шалаши коряков венчали конструкции, отдалённо напоминающие чашечки радиотелескопов. Эдакая деревянная обсерватория.

Анчо–мухоморщик шёл навстречу вразвалку. Шёл и жевал на ходу. Что жевал? Наверняка мухомор. На его лице не проявлялось ни радости, ни заботы, ни даже наркотического блаженства. Опустив приветствие, будто я отлучался всего на минутку, он сходу принялся рассуждать о пользе грибочков. Предложил попробовать.

Я машинально отметил, что с чужими Анчо так вольно себя не ведёт, а значит, моя маскировка раскрыта и здесь. Мифического брата следовало отправлять в архив.

–Давай, рассказывай, – прервал я словоблудие коряка.

–На сегодня имеем две двадцатки семей, – доложил тот. – Все при деле. Женщины плетут сети, верёвки, заготавливают черемшу, коптят рыбу. Мужчин по морскому делу в обучении два десятка без одного. У Харитона на работах тринадцать: шестеро плотничают, столько же шьют паруса, ещё один пошёл в ученики к кузнецу. Остальные на заготовке провианта.

Он подумал немного и решил высказать собственное суждение:

–Из коряков русских не сделаешь. Так охотниками и останутся.

–Для отряда отобрал кого–нибудь?

–Отобрал, – кивнул Анчо. – Вместе со мной как раз две ладони получается. Ружья изучают покуда.

–Данила говорил, будто новенькие к нам прибились?

–Недели три назад пришло семь человек чукчей, – подтвердил Мухоморщик. – Тебя искали. Спрашиваю, зачем, молчат. Со мной о делах говорить не желают. Гордые, мудрёнть.

–Чукчи? – удивился я.

–Поселились на отшибе. Работать не рвутся. Хотя если кто просит подсобить, то помогают. Похоже, воины. Без женщин пришли.

–Показывай.

Анчо повёл меня через корякский посёлок. Возле деревянных шалашей с разлапистыми верхушками теребили крапиву женщины, рядом бегали дети. Мужчин я не заметил, видимо и впрямь все пристроены.

–Там, к острогу много ваших понагнали, – вспомнил я ещё об одной заботе. – Вызволять их сейчас не стану. Нового начальника сперва пощупать нужно. Понять что за птица. А это надолго затянуться может. Так ты им пока что провианта подбрасывай. Да намекай между делом, что есть человек, к которому всегда за подмогой обратиться можно.

–Они не наши, – заявил вдруг Анчо.

–А чьи же? – опешил я.

–Чаучу – пренебрежительно произнёс Мухоморщик.

–Кто?

–Бродячие они. Оленей гоняют по земле. На месте не живут. Как с такими дела вести?

Из дальнейшего разговора выяснилось, что у коряков национальное сознание развито слабо. Похожий язык, что с того? Береговому коряку (или пешему, или сидячему, как называли их русские) гораздо проще понять берегового же чукчу, нежели своего пасущего оленей соплеменника. Образ жизни перевешивал этническую идентичность.

–Ваши или не ваши, а ты всё же подкорми народ, – сказал я. – Мне, знаешь ли, всякие сгодятся. И оленные тоже.

Мы, наконец, пришли. Семеро парней устроились на земле, прислонив спины к поваленному топольку, и мирно курили трубки. Их возраст на глаз определить было сложно. Как и все здешние туземцы, они выглядели подростками, пока однажды не становились вдруг стариками.

Анчо представил меня. Один из семёрки поднялся для приветствия первым. В его ладони я заметил вырезанную из кости фигурку пузатого старика с идиотской во всё лицо улыбкой. Чукчу звали Уаттагин. Судя по решительности, с какой он поднялся и по открытому, даже где–то дерзкому взгляду, он значился среди сородичей заводилой. Пока мы рассматривали один другого, Анчо, ничуть не стесняясь присутствия Уаттагина, рассказал о нём байку, подтверждающую отчасти моё первое впечатление. Оказалось, что на второй же день русские зверобои и плотники окрестили его Ватагиным. Окрестили для простоты, по созвучию имени. И вот – великое дело имя – незаметно для всех он стал старшиной чукотской диаспоры.

Я улыбнулся – почти товарищ Вакутагин из советского фильма, и чем–то похож, пожалуй. Уаттагин бросил на коряка полный презрения взгляд, но комментариям возражать не стал.

Того, что поднялся вторым, звали Тыналей. Как его имя переиначили наши парни, я сумел догадаться и без подсказки ехидного Мухоморщика. Парень нисколько не походил на выпивоху, но что–то такое в прозвище легло в масть – его лицо просто лучилось добродушием. Такой и винца нальёт, и человека зарежет с неизменной улыбкой.

Прочие имена в голове не удержались. Да в этом и не было необходимости. Как водится, люди с запоминающимися именами очень быстро выделились из общей массы. Русские обращались к тому, кого могли позвать и постепенно эти двое стали представлять всех остальных. Хотя между собой, как я заметил, чукчи держались на равных.

Мне стало любопытно, как они узнали о моих делах и зачем вообще отправились в такую даль. Тем более что работать, как утверждает Анчо, они не рвутся. Из дальнейшей беседы выяснилось, что слухи о "великом походе" распространились далеко за границы русских поселений. Парни узнали о нём по какому–то своему туземному телеграфу. Некоторым новость пришлась по вкусу. Чукчи собрались на мальчишник в большой яранге, перетёрли вопрос так и эдак, после чего семеро из них решили податься в мои ряды.

В каждом народе случаются авантюристы, джентльмены удачи, а у чукчей, как оказалось, было в порядке вещей присоединяться к заезжим эрмэчинам.

–Это что–то