Воспоминания - Даниэла Стил

Он крепко прижал ее к себе, и всякий, кто увидел бы их сейчас, сказал, что она прощается с мужем. Тэдди вытер слезы, бежавшие у нее по щекам, еще раз крепко обнял, отошел на шаг и, стараясь запечатлеть в памяти ее образ, внимательно посмотрел в последний раз.

– Я вернусь. Скоро. Побереги себя и Ванессу… ради меня.

Она кивнула, слезы ручьями потекли из глаз. Мимо них спешили люди, торопились подняться на борт корабля, отплывавшего через час. «Господи, как хочется остаться здесь, рядом с ней», – подумал Тэдди, глядя на нее. И тем не менее он понимал, что ему следует ехать. Он должен был поступить так ради самого себя и во имя брата, кто бы что ни говорил. Его мать в бешенстве вылетела из Нью-Йорка, грозя привести в действие различные пружины, использовать свои связи и вышибить его с военной службы. Но Тэдди настолько твердо стоял на своем, что в конце концов, даже она капитулировала. Следует уважать мотивы его действий и образ мыслей. Что ужасало больше всего, так это то, что его могли убить.

Сирина старалась не думать об этом, когда в последний раз прикоснулась к нему. Между ними существовала необыкновенная связь, возникшая с самого первого мгновения, которая особенно усилилась после того, как он принял Ванессу. Но за последние два месяца появилось нечто большее: находясь с Тэдди, Сирина словно держалась за Брэда. И вот теперь она теряла и Тэдди. Но оставалась надежда, что не навсегда.

– Сирина…

Он начал было что-то говорить, но умолк. Зазвучал корабельный гудок, заглушая все. Пришло время расставаться. Сирина почувствовала приступ паники. Тедди бросился к ней, крепко стиснул в объятиях и, не отпуская, проговорил:

– Я вернусь. Так и знай.

– Я люблю тебя.

Глаза ее наполнились слезами, она прокричала эти слова ему в ухо, еще крепче приникая к нему. Он кивнул, подхватил сумку и вместе с другими двинулся к трапу. Прошло несколько минут, прежде чем она вновь увидела его. Он стоял как раз над ней, на палубе, подняв руку, и теперь она уже не могла сдержать слезы. Они струились по щекам безудержно, пока не прозвучал еще один гудок, вторя противотуманным ревунам, периодически завывавшим вдали. Корабль начал медленно отходить от причала. Сирина чувствовала себя так, словно судно медленно вытягивало и увозило с собой ее сердце. Когда туман полностью поглотил корабль, она медленно повернулась и с низко опущенной головой побрела к машине, слезы неудержимо катились по ее щекам.

Ванесса ждала ее приезда вместе с няней. Ей не терпелось узнать, когда же вернется домой дядя Тэдди. Сирина призвала на помощь все свое самообладание, пытаясь объяснить девочке, что дядя Тэдди уехал очень далеко и надолго, но что он вернется сразу же, как только сможет. Сирина подбодрила ее тем, что сказала о множестве дел, которыми им предстоит заниматься вместе. Например, ходить в зоопарк, в ботанический сад, в японский чайный сад, в цирк, когда тот приедет в город… но прежде чем она смогла закончить, в ее глазах снова засверкали слезы, и она крепко обняла дочь.

– Он тоже станет ангелом, как наш папочка, и никогда не вернется обратно? – Огромные глаза Ванессы еще больше расширились на ее печальном лице, и Сирину передернуло от этой мысли.

– Нет! Дядя Тэдди обязательно вернется! Уверяю тебя.

Ей хотелось накричать на ребенка за то, что она вслух заявила о тех кошмарах, которые Сирина старалась побороть. Но голос Сирины дрожал, как дрожал сотни раз за последнее время, и она поймала себя на мысли, что ей хотелось бы повернуть часы вспять. Если бы только было возможно закрыть глаза и вернуться обратно в те дни, которые она делила с Брэдом, зная, что он защитит ее, что он будет с ней… вернуться обратно в те золотые дни… или в Париж… или в первые дни в Риме. Несколько недель назад она написала Марчелле, сообщив ей страшную весть. В ответе, который та продиктовала одной из служанок, работавших вместе с ней, она пыталась успокоить Сирину, заверяла в своей любви и обещала молиться за нее. Но теперь ей нужно было намного больше. Ей хотелось иметь кого-то рядом, того, кто держал бы ее за руку, кто подбодрил бы ее, убедил, что она справится.

В последующие месяцы бывали дни, когда она действительно задавалась вопросом, выживут ли они. Месяцы, когда она едва-едва наскребала денег, чтобы заплатить за квартиру, когда скапливалось множество просроченных счетов, когда им приходилось есть ореховое масло и хлеб с вареньем или же одни яйца. Никогда прежде не доводилось ей испытывать подобной бедности. Во время войны монахини обеспечивали ее безопасность, даже в римском дворце и она, и Марчелла не имели проблем с продуктами. Но теперь не к кому было обратиться, не было никого, кто мог бы помочь ей, никого, кто мог бы дать взаймы, когда оставалось всего два доллара. Снова и снова вспоминала она о документе, который подписала для Маргарет Фуллертон. Если бы ее не вынудили подписать эту проклятую бумагу, то теперь ей и Ванессе было бы, по крайней мере, что есть. У Ванессы были бы красивые платья и не одна повидавшая виды пара маленьких туфелек. Однажды, поддавшись отчаянию, Сирина едва не обратилась к ним за помощью, но не смогла. В самой глубине своего сердца она знала, что из этого ничего не выйдет. Маргарет Фуллертон настолько ненавидела ее, что ничто не переменило бы ее отношения. Эта ненависть простиралась так широко и глубоко, что даже захватывала Ванессу, ее единственную внучку. Маргарет и гроша бы ломаного не дала, пусть даже они погибали бы от голода. Сирина подозревала, что именно этого и хотелось свекрови.

Лишь радость встречи и общения с Ванессой после рабочего дня заставляла ее бороться со всеми трудностями. И только письма, приходившие от Тэдди, согревали сердце. Деньги, которые она зарабатывала в магазине, позволяли им держаться на плаву. Случались дни, когда казалось, что она свалится от усталости, когда хотелось кричать от отчаяния. Но день за днем, шесть раз в неделю, она отправлялась в город работать, разгуливала по этажам магазина в самых последних творениях модельеров, раздавая образчики парфюмерной продукции, или же стояла у входной двери в сногсшибательном меховом пальто. Выступала в показах мод, когда они случались в магазине.

Лишь на второй год работы Сирина получила повышение, ее взяли для работы в салоне мод. Теперь она демонстрировала одежду для избранных посетителей и участвовала в больших показах. Она показывала лишь самые изысканные платья лучших модельеров Нью-Йорка или Парижа. Она быстро усваивала тайны своей новой профессии: как укладывать волосы на дюжину различных чарующих фасонов, как в совершенстве пользоваться косметикой, как двигаться, как улыбаться, как показать одежду, создавая неповторимый образ. И если раньше она была красивой, то теперь, овладев в совершенстве новым мастерством, она выглядела так, как никогда прежде. О ней много говорили в магазине, люди останавливались, чтобы просто посмотреть на нее. Женщины-покупательницы глядели на нее с завистью и восхищением, словно она сама являлась произведением искусства. Их мужья не сводили глаз с Сирины, сраженные наповал ее красотой, и прошло совсем немного времени, как ее заметило рекламное агентство магазина. Каждую неделю в газетах появлялись ее фотографии, и к концу второго года работы ее начали узнавать на улице. Мужчины часто приглашали ее в рестораны. Ее приглашали на званые вечера и торжества относительно незнакомые люди, но для всех ответ неизменно оставался один. Она отвергала все предложения без всяких исключений. Ей хотелось только одного – вернуться скорее домой к Ванессе, поиграть с маленькой золотоволосой девчушкой, которая так сильно походила на Брэда, петь с ней глупые песенки, подыгрывая на стареньком пианино, которое Сирина купила на аукционе, читать книжки, вместе с ней мечтать. Как-то раз Сирина сказала Ванессе, что та станет красивой известной дамой.