Cердца трех - Джек Лондон

Когда образы потускнели и все, словно сговорившись, отошли от треножника, Леонсия как разъяренная тигрица с горящими глазами накинулась на царицу, восклицая:

— Зеркало твое лжет! Твое Зеркало Мира лжет!

Фрэнсис и Генри, все еще находившиеся под сильным впечатлением от всего увиденного, удивленно вздрогнули при неожиданной вспышке Леонсии. Но царица возразила ей ласковым голосом:

— Мое Зеркало Мира никогда не лжет. Я не знаю, что ты видела. Но знаю, что каким бы ни было твое видение, Зеркало не лжет.

— Ты настоящее чудовище! — вскричала Леонсия. — Подлая, лживая колдунья!

— Мы с тобой обе женщины, — ласково остановила ее царица, — и потому нам не много дано знать друг о друге. Пусть мужчины решат — лживая я колдунья или женщина с живым, женским любящим сердцем. А пока что, не забывая о том, что мы женщины и потому слабые существа, будем добры друг к другу… Подойди же ко мне, жрец Солнца, — продолжала царица, — и выслушай мое решение. Тебе, как верховному жрецу бога Солнца, больше известно, чем мне, о старинных наших обычаях и верованиях. Многое тебе известно обо мне и о том, как я сюда попала. Ты знаешь, что испокон веков, от матери к дочери, — и всегда от матери к дочери, — переходила великая тайна, которая всегда жила здесь, в этом доме. Царица таинств — Та, Что Грезит. Настало время, когда надлежит подумать о будущих наших поколениях. К нам явились чужестранцы, и ни у кого из них нет жены. Нужно назначить день моего бракосочетания, чтобы и следующее поколение имело свою Царицу Грез. Так суждено. Время настало, и необходимость назрела. Я воспрошала мои грезы, и они указали мне решение. Оно таково: я возьму себе в мужья одного из этих чужеземцев, — того, кто был предназначен мне судьбой прежде, чем был создан этот мир. Вот испытание, которому они подвергнутся: если ни один из них не возьмет меня в жены, тогда они все трое будут умерщвлены, и ты принесешь их дымящуюся кровь в жертву на алтарь бога Солнца. Если же один из них женится на мне, тогда все они останутся жить, и само Время определит затем наши судьбы.

Жрец Солнца, дрожа от гнева, пытался возразить, но она приказала:

— Молчи, жрец! Только благодаря мне ты властвуешь над народом, и по первому моему слову… впрочем, ты сам знаешь, что тебя тогда ожидает. Помни, что смерть твоя будет нелегкой.

Повернувшись к трем пленникам, царица спросила:

— Кто же из вас возьмет меня в жены?

Мужчины смущенно и растерянно переглянулись, но никто из них не откликнулся.

— Я женщина, — продолжала она, точно дразня их. — Разве не желанна я для мужчин? Разве я не молода? Или, быть может, не хороша собой? Неужели у мужчин такие странные вкусы, что ни один из вас не желает обнять меня и поцеловать в уста, так, как добрый Фрэнсис поцеловал мне руку?

Она взглянула на Леонсию.

— Тебе быть судьей. Ты женщина. Тебя очень любят мужчины. Разве я не такая же женщина, как ты, и разве не могу я быть любимой?

— Ты всегда будешь добрее к мужчинам, нежели к женщинам, — ответила Леонсия. Трем мужчинам эта фраза показалась загадочной, но женскому уму царицы смысл ее был ясен. — Ты обладаешь странной и обольстительной красотой, — продолжала Леонсия, — и есть на свете множество мужчин, которые потеряли бы голову от желания заключить тебя в свои объятия. Но только позволь мне предупредить тебя, царица, что мужчины бывают разные.

Выслушав ее слова, царица некоторое время размышляла, затем резко повернулась к жрецу:

— Ты слышал, жрец? Сегодня же меня должен взять в жены один из чужеземцев. Если я не найду мужа, эти три пленника будут принесены в жертву на твоем алтаре. Погибнет и женщина, которая, видимо, хочет унизить меня и считает менее желанной, нежели она сама.

Она все еще обращалась к жрецу, хотя слова ее явно предназначались для всех.

— Перед нами трое мужчин, одному из которых за много веков до его рождения суждено было взять меня в жены. И вот тебе, жрец, мой приказ: отведи пленников в другую комнату, и пусть они там решат между собой, кто именно этот человек.

— Если он был испокон веков предназначен тебе, — гневно вскричала Леонсия, — зачем же предоставлять это их выбору! Ты знаешь имя этого человека. Зачем же ты хочешь рисковать? Назови сама его имя, царица, и назови немедленно!

— Человек этот будет избран так, как я повелела, — возразила царица. Бессознательным движением она бросила щепотку порошка в большую чашу и столь же бессознательно в нее заглянула. — Удалитесь все, и пусть неизбежное свершится.

Пленники были уже на пороге, когда их остановил возглас царицы.

— Подождите, — приказала она. — Подойди сюда, Фрэнсис. То, что я увидела в чаше, касается тебя. Подойди и взгляни вместе со мной в Зеркало Мира.

И в то время как остальные его ожидали, Фрэнсис заглянул вместе с царицей в странный жидкий металл. Он увидел самого себя в библиотеке своего нью-йоркского дома, а подле себя Ту, Что Грезит; он обнимал ее за талию. Затем увидел, как она с интересом взглянула на телеграфный аппарат. Он начал быстро объяснять ей, что это такое, как вдруг, взглянув на телеграфную ленту, прочел настолько тревожные вести, что подбежал к ближайшему телефону и вызвал своего агента. Затем видение померкло.

— Что вы видели? — спросила Леонсия, выходя из комнаты.

Фрэнсис солгал ей. Он ни словом не упомянул о том, что видел Ту, Что Грезит в библиотеке своего нью-йоркского дома. Вместо этого он ответил:

— Это был телеграфный аппарат, который сообщил мне о панике на бирже. Но каким образом могла она знать, что я имею дело с биржей и биржевой игрой?

Глава XIX

— Кому-нибудь придется все же жениться на этой сумасшедшей, — сказала наконец Леонсия, когда они все расположились на циновках в комнате, куда отвел их жрец. — Он не только станет героем, спасая наши жизни, но и спасет свою собственную. Сеньор Торрес, вот вам прекрасный случай спасти жизнь нам всем и себе самому!

— Брр! — содрогнулся Торрес. — Я не женился бы на ней и за десять миллионов долларов золотом. Она слишком мудра. Это ужасная женщина. Она, как вы, американцы, выражаетесь, она действует мне на нервы. Вообще-то я храбрый человек, но в ее присутствии вся моя храбрость исчезает. У меня от страха мороз по коже подирает. Нет, не меньше чем за десять миллионов согласен я побороть свой страх перед ней. Но Генри и Фрэнсис гораздо храбрее меня. Пусть кто-нибудь из них и берет ее в жены.

— Но ведь я обручен с Леонсией, — быстро возразил Генри, — следовательно, не могу жениться на царице.

Взгляды обоих устремились на Фрэнсиса, но прежде чем тот успел раскрыть рот, Леонсия воскликнула: