Cердца трех - Джек Лондон

Она так стремительно вскочила с ложа, что Торрес весь съежился и пригнулся к полу, в ужасе ожидая удара ножом между лопаток. Но царица быстро проскользнула к порогу внутренних покоев.

— Иди сюда, — повелительно позвала она его.

Перешагнув через порог, Торрес сразу сообразил, что находится в ее опочивальне. Однако он не стал разглядывать убранство. Подняв крышку тяжелого, окованного медью сундука, царица подозвала его. Торрес повиновался и, заглянув внутрь, увидел самое изумительное зрелище в мире. Маленькая девочка сказала правду. Неисчислимые груды драгоценных камней, точно вылущенный горох, наполняли сундук — бриллианты, рубины, сапфиры, изумруды — самые ценные, самые чистые и самые крупные, какие ему когда-либо доводилось видеть.

— Погрузи руки в сундук по самые плечи, — промолвила она, — и убедись, что это действительность, а не сонное видение и бред твоего воображения. Тогда ты сможешь рассказать об увиденном твоему богатому другу, которому суждено стать моим мужем.

Торрес, в мозгу которого чудодейственный старый напиток зажег яркое пламя, повиновался ее приказанию.

— Неужели эти стекляшки так интересны? — насмешливо спросила царица. — Ты смотришь на них, точно глазам твоим представилось волшебное зрелище.

— Мне никогда и не грезилось, что где-то на свете могут существовать такие сокровища, — бормотал он, опьяненный этим богатством.

— Они стоят дороже всего на свете?

— Да, это так.

— Дороже любви, доблести и чести?

— Да, они стоят дороже всего этого. Они сводят с ума.

— Можно ли купить на них искреннюю любовь мужчины?

— На них можно купить весь мир…

— Послушай, — продолжала царица. — Ты мужчина. И не раз, наверное, держал в своих объятиях женщину. Можно ли на них купить женщину?

— С самого сотворения мира женщин покупали и продавали за драгоценности. Из-за них же женщины продавали себя.

— А смогут ли они купить мне сердце твоего друга Фрэнсиса?

В первый раз за все это время Торрес взглянул на нее и забормотал бессвязные слова; он бессмысленно кивал головой, опьяненный выпитым вином и обезумевший от такого количества невиданных сокровищ.

— Разве они имеют такую цену в глазах Фрэнсиса?

Торрес безмолвно кивнул.

— И все их так ценят?

Торрес закивал головой.

Царица засмеялась серебристым смехом, в котором звучало презрение. Склонившись над сундуком, она набрала пригоршню драгоценных камней.

— Иди за мной, — приказала она. — Я покажу тебе, как мало я их ценю.

Вместе с ним царица вышла на террасу, которая окружала три стороны дома, нависшие над водой; четвертая сторона прилегала к крутой скале. У подножия скалы бурлил водоворот, осушавший воды озера, как и предполагали Морганы.

С презрительным смехом царица бросила драгоценности в бурлящие воды.

— Видишь, как мало я их ценю, — проговорила она.

Торрес почти отрезвел от такого кощунства.

— Они никогда не вернутся обратно! — смеялась она. — Оттуда никогда ничто не возвращается. Смотри! — с этими словами она бросила вниз букет цветов, который, покружившись с минуту, был втянут в водоворот и исчез в пучине.

— Если ничто оттуда не возвращается, куда же все идет? — глухо спросил Торрес.

Царица пожала плечами, но Торрес понял, что ей известна тайна водоворота.

— Много людей отправилось этой дорогой, — задумчиво продолжала она. — Ни один из них не вернулся. Моя мать тоже после своей смерти ушла этим путем. Я была тогда еще маленькой девочкой. — Она вдруг очнулась. — Иди же, о чужеземец с древним шлемом! Расскажи обо всем увиденном твоему повелителю… твоему другу, хочу я сказать. Расскажи ему, какое за мной приданое. И если он так же безумно жаден до этих цветных стекляшек, то руки его вскоре обнимут мой стан. Я же останусь здесь и, мечтая о нем, буду ждать его прихода. Игра волн пленяет меня…

Получив приказание удалиться, Торрес вошел в опочивальню, но затем, потихоньку вернувшись обратно, чтобы поглядеть на царицу, увидел, что она опустилась на пол на террасе и, опершись головой на руки, пристально глядит в пучину. Тогда он быстро прокрался к сундуку, поднял крышку и, набрав полную пригоршню камней, положил их в карман брюк. Однако прежде чем он успел второй раз запустить руку в сундук, за его спиной прозвучал презрительный смех царицы.

Страх и бешенство овладели им до такой степени, что он бросился на нее и хотел схватить, но вдруг в ее руке угрожающе блеснула сталь кинжала.

— Ты вор, — сказала она. — У тебя нет чести. А наказание для воров в этой долине — смерть. Сейчас я призову моих копьеносцев, и они сбросят тебя в водопад.

Но именно безвыходность положения придала Торресу находчивости. Испуганно заглянув в пучину, которая грозила ему гибелью, он громко закричал, как будто увидел в глубине вод нечто ужасное. Затем испанец пал на одно колено и закрыл руками свое искаженное притворным страхом лицо. Царица тоже заглянула вниз, чтобы узнать, что он там увидел. Улучив момент, Торрес стремительно поднялся на ноги, кинулся на нее, как дикий зверь, и, схватив за кисти рук, вырвал у нее кинжал.

Он отер холодный пот со лба и весь дрожал, медленно приходя в себя. Царица спокойно, с любопытством смотрела на него.

— Ты исчадие ада, — злобно шипел он, трясясь от ярости. — Ведьма, которой подвластны темные силы. И все же ты обыкновенная женщина, рожденная смертной, и, значит, сама смертна. И как любое смертное существо и как любая женщина, ты слаба, а потому я предоставляю тебе выбор: или ты будешь брошена мною в пучину вод, где и погибнешь, или же…

— Или же? — спросила она.

— Или… — Он замолчал, облизал свои пересохшие губы и вдруг вскричал: — Нет, клянусь мадонной! — или ты станешь сегодня же моей женой. Выбирай!

— Ты возьмешь меня в жены ради меня самой или ради моих сокровищ?

— Ради твоих сокровищ, — нагло заявил он.

— Но ведь в Книге Судеб сказано, что мне суждено быть женой Фрэнсиса, — возразила она.

— Ну что ж, мы впишем новую страницу в Книгу Судеб.

— Как будто это возможно сделать, — засмеялась она.

— В таком случае я докажу твою смертность тем, что брошу тебя в водоворот, как ты бросила туда букет цветов.

На этот раз Торрес был действительно неустрашим — неустрашим под влиянием старинного напитка, который огненной струей разлился по его жилам, к тому же он чувствовал себя хозяином положения. Наконец, как истый латиноамериканец, он наслаждался сценой, в которой мог проявить свойственные ему чванливость и красноречие.

Внезапно он вздрогнул, услыхав, как царица издала легкий свист, которым испанцы обычно призывают слуг. Торрес подозрительно посмотрел на нее, потом на дверь, ведущую в ее опочивальню, затем снова перевел взгляд на царицу.