Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник) - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подобные отношения нередки среди близнецов, – заметил Мегрэ, готовя себе второй грог. – Подождите секунду.
Он подошел к двери, крикнул Леону, чтобы тот принес ему трубку, которая осталась в его одежде, а также табак. Латыш добавил:
– Будьте добры, и сигарет для меня.
– И сигарет, хозяин!
Мегрэ сел на место. Оба в молчании ждали, пока служанка все принесет и удалится.
– Вы вместе учились в университете Тарту, – продолжил Мегрэ.
Латыш не мог ни сидеть, ни стоять на одном месте. Он курил, впиваясь зубами в сигарету, сплевывая крошки табака, нервно расхаживал по комнате, время от времени хватая вазу на камине и передвигая ее на другое место; голос его звучал все более возбужденно.
– Да, именно отсюда следует начать! Мой брат был лучшим учеником. Все учителя возились с ним. Студенты подчинялись его авторитету. До такой степени, что выбрали его президентом «Угалы», несмотря на юный возраст.
Мы пили много пива в тавернах. Особенно я! Не знаю почему, но я рано пристрастился к алкоголю. Причин вроде не было. Но пью я все время, сколько себя помню.
Думаю, дело в том, что после нескольких бокалов я представлял мир по-своему, я играл в нем блестящую роль…
Петерс был очень суров со мной. Называл меня «грязным русским». Вам сложно понять. Наша бабушка по линии матери была русской. А в наших краях русские, особенно после войны, считались лодырями, пьяницами и мечтателями.
В ту пору часто возникали мятежи, разжигаемые коммунистами. Мой брат встал во главе корпорации «Угала». Они взяли в казарме оружие и устроили бой в центре города.
А я испугался. Я не виноват. Мне было так страшно… Я не смог пойти и все это время просидел в таверне с закрытыми ставнями и пил…
Я считал, что мое предназначение – стать великим драматургом, как Чехов, произведения которого я знал наизусть. Петерс только смеялся.
«Да ты всегда будешь неудачником!» – утверждал он.
Весь год продолжались волнения и вооруженные столкновения, мы жили, точно на вулкане. Армия не справлялась с беспорядками, и жители объединялись в отряды, чтобы защищать город.
Мой брат, возглавлявший «Угалу», стал важной особой, которого даже самые влиятельные люди воспринимали всерьез. У него еще и усов не было, а о нем уже говорили как о будущем государственном деятеле освобожденной Эстонии.
Но порядок был восстановлен, и тут вскрылась скандальная история, которую нужно было замять. При проверке счетов выяснилось, что Петерс использовал «Угалу» преимущественно для личного обогащения. Он был членом многих комитетов и умел подделывать все подписи. Ему пришлось покинуть страну. Он отправился в Берлин, откуда написал мне, чтобы я приехал. Именно там мы начали нашу деятельность.
Мегрэ наблюдал за оживленным лицом Латыша.
– Кто изготавливал фальшивки?
– Петерс научил меня подделывать любой почерк и заставил меня изучать химию. Я жил в маленькой комнатке, и он платил мне двести марок в месяц. А сам спустя несколько недель купил автомобиль, чтобы катать своих любовниц…
В основном мы занимались чеками. Из чеков на десять марок я делал чеки на десять тысяч, которые Петерс сбывал в Швейцарии, Голландии и однажды даже в Испании.
Я много пил. Он презирал меня, обращался со мной грубо. Однажды из-за меня он чуть не попался, потому что очередной чек получился не очень удачным. Он избил меня тростью.
А я молчал! Я по-прежнему им восхищался. Не знаю почему. Впрочем, он у всех вызывал такое чувство. Он даже мог бы жениться на дочери одного из немецких министров, если бы захотел.
После неудавшегося чека нам пришлось переехать во Францию, где поначалу я жил на улице Медицинской школы.
Петерс больше не работал в одиночку. Он сошелся с несколькими международными бандами, часто ездил за границу и все реже пользовался моими услугами. Только иногда он вспоминал обо мне ради изготовления очередной подделки – ведь я достиг совершенства в этом деле. Он давал мне немного денег.
«Никогда из тебя не выйдет толк, грязный русский!» – повторял он.
Однажды он сообщил мне, что уезжает в Америку для какого-то грандиозного дела, благодаря которому станет на одну ступень с миллиардерами. Он велел мне поселиться в провинции, потому что в Париже меня уже не раз задерживала полиция по контролю за иностранцами.
«Все, о чем я тебя прошу, – это сидеть тихо! Не так сложно, правда?»
В тот же период он заказал мне целую серию поддельных паспортов, которые я ему изготовил. Я уехал в Гавр.
– Там вы встретили ту, которая позже стала мадам Сваан?
– Ее звали Берта…
Пауза. На его шее выступил кадык.
Наконец он не выдержал:
– Тогда у меня впервые возникло желание стать кем-нибудь! Она работала кассиром в отеле, где я жил. Она видела, как я возвращался пьяным каждый вечер. И отчитывала меня. Она была совсем юная, но очень серьезная. Мне она казалась воплощением дома, семьи…
Однажды вечером, когда она в очередной раз читала мне нотацию, я был не слишком пьян и разрыдался у нее на плече. Именно тогда, мне кажется, я поклялся стать другим человеком. Думаю, я бы сдержал слово. Мне опостылела моя жизнь! Надоело бесцельно шататься!
Это продолжалось около месяца. Представляете! По воскресеньям мы ходили вдвоем на концерты. Стояла осень… Мы возвращались через порт и смотрели на корабли. Мы не говорили о любви. Она повторяла, что просто дружит со мной. Но я знал, что когда-нибудь…
Ну да! Однажды вернулся мой брат. Я ему срочно понадобился. Он привез полный чемодан чеков для подделки. И где он их только набрал! Там были чеки всех крупных банков мира…
При этом он превратился в морского офицера, которого звали Олаф Сваан.
Он остановился в моем отеле. Пока я неделями напролет – ведь это деликатная работа! – подделывал чеки, он обходил порты побережья в поисках кораблей, выставленных на продажу.
Оказывается, его новое дело набирало обороты. Он объяснил мне, что сошелся с одним из самых влиятельных американских финансистов, который, разумеется, играл в этой комбинации скрытую роль.
Речь шла о том, чтобы объединить все крупные международные банды в одних руках.
Согласие бутлегеров было уже получено. Оставалось закупить малотоннажные суда для контрабанды алкоголя.
Стоит ли вам рассказывать, что было дальше? Петерс лишил меня выпивки, чтобы заставить работать. Я жил взаперти в своей комнате, окруженный часовыми лупами, кислотами, перьями, всеми видами чернил и даже портативным печатным станком. Однажды я без стука вошел в номер к своему брату. Берта была в его объятиях…
Латыш нервно схватил бутылку, на дне которой плескалось немного жидкости, и залпом допил ее.
– Я уехал! – произнес он странным голосом. – Ничего другого мне не оставалось. Я уехал. Сел на поезд. Изо дня в день таскался по парижским кабакам. И оказался на улице Сицилийского короля мертвецки пьяный, почти умирающий.
Глава 18
Жизнь Ганса
– Похоже, я способен вызывать у женщин только жалость. Когда я очнулся, надо мной склонилась еврейка… Она тоже вбила себе в голову, что сможет отучить меня пить. И обращалась со мной, как с ребенком, совсем как та, другая!
Он засмеялся. Взор его затуманился. Было утомительно наблюдать за всеми его передвижениями и сменой гримас на лице.
– Только эта продержалась дольше. Что касается Петерса… Видимо, не зря мы близнецы, есть в нас что-то общее. Я вам говорил, что он мог жениться на немке из высшего общества. Но нет! Он женился на Берте, чуть позже, когда она сменила работу и переехала в Фекам. Он не сказал ей правду. Я его понимаю! Ему захотелось иметь свой маленький, тихий уголок. У него даже родились дети!
Казалось, что эти слова дались Латышу труднее всего. Голос его сорвался. На глазах выступили слезы, которые быстро высохли, словно воспаленные веки были слишком горячими.
– Еще сегодня утром она думала, что вышла замуж за капитана дальнего плавания. Он приезжал время от времени провести с ней и ребятишками пару дней, иногда даже месяц. А я в это время не мог отделаться от другой… от Анны. Кто знает, за что она меня любила. Но любила, это точно. А я обращался с ней так, как всю жизнь обращался со мной брат. Я оскорблял ее. Постоянно унижал… Когда я напивался, она плакала. А я пил нарочно! Я даже пробовал опиум и много другой дряни. Нарочно! Потом я болел, и она неделями ухаживала за мной. Ведь здесь уже ничего не работало…
Он с отвращением показал на свое тело. И добавил умоляющим тоном:
– Вы не могли бы попросить еще выпивки?
Мегрэ колебался лишь мгновение, потом крикнул с лестницы:
– Еще рома!
Латыш не стал его благодарить.
– Иногда я сбегал, приезжал в Фекам и бродил вокруг виллы, где жила Берта. Помню, как она гуляла с коляской, когда родился первенец…
