В свете зеленой лампы - Андрей Межеричер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дети наших хозяев жили где-то в городе, и они скучали по внукам. Поэтому наш любопытный и общительный ребенок был им очень по душе. Он часто крутился возле Андрея Ивановича с вопросами обо всём, что видел, и рассказами о своей жизни. Тот слушал и даже давал ему мелкие задания по хозяйству: то что-нибудь принести, то зажечь специальную дымовую кружку с носиком, из которого идет дым, отпугивающий пчел, когда ему надо было вынуть рамку с сотами или что-нибудь посмотреть в улье. А уж когда хозяин качал мед в центрифуге, то наш сластёна был тут как тут, он старался, помогал, угощался медом и даже пчел стал бояться меньше. Привык, наверно.
Но у хозяев было еще нечто, что привлекало Андрейку больше всего прочего. Это низкорослая покладистая старая серая ослиха. Ее звали Катька. Мальчик раньше никогда ослов не видел и полюбил ее горячей любовью. Он каждый вечер пропадал у нее в хлеву, разговаривал с ней и при этом запускал обе руки в ее теплый плотный меховой бок и то почесывал, то просто гладил. Днем родители с ним куда-нибудь ходили или ездили, а Андрей Иванович запрягал Катьку в телегу, и они уезжали работать то в поля, то на виноградники. Так что виделись они только вечером или рано утром. Андрейка рассказывал всем, какая она замечательная, какие у нее теплые и пушистые бока и уши, какие длинные ресницы и что она вообще лучше всех. Он никогда не упускал случая, идя мимо столовой, набрать своей подружке того самого резинового зефира, который никто не хотел есть, а Катька, оказывается, любила.
Наши пробыли в Теберде две недели, а потом должны были переехать на Домбай и жить неделю в горах на хуторе у другого хозяина. Место, по рассказам Лены, было просто изумительным. Со всех сторон вокруг – горы с белыми шапками ледников, сползающих по склонам, как сахарная глазурь на ромовых бабах, которые Андрейка очень любил. Это он придумал такое сравнение. У подножья – огромная поляна, даже скорее поле, с дикими цветами во всю ширь. А воздух! А запахи трав и цветов! А вкус воды из ручьев, стекающих прямо с гор! Это было неописуемо, рассказывала мне Лена в письмах. И посреди всей этой красоты стоит дом с остроконечной крышей, окруженный дощатым забором, таким же голубым, как небо. Все столбы этого забора были заточены сверху, как карандаши, и покрашены в разные яркие цвета. Андрейка назвал этот хутор пряничным домом из сказки. Хозяевами была довольно молодая пара. Он работал в лесу, а она занималась детьми и домом. У них жила огромная овчарка, у которой только месяц назад появились щенки. Хозяева закрывали ее в доме, а щенков давали Андрейке играть перед домом на лужайке с травой. Хозяйские дети с нашим мальчиком редко играли: Андрейка был не таким шустрым, как они, не знал их игр и языка и сам робел в чужой компании. А со щенками он мог сидеть целый день, гладить их. Игорь часто уходил лазить по горам, куда с ребенком было опасно, а Лена помогала хозяйке с бытовыми делами. Они разговаривали между делом и посматривали за играющими детьми. Там было очень хорошо всем.
А вот это случилось, кажется, на четвертый день. Игорь ушел фотографировать природу на ближайший «кругозор» – так называли площадку в горах с красивым обзором. Он как раз увлекся стереофотосъемкой, когда на фотографии смотришь через специальные очки на подставке и всё представляется объемным. Горные пейзажи были для этого прекрасным объектом. Стоял летний жаркий полдень. Лена с хозяйкой пили холодный чай у дома в беседке, собака, как обычно, лаяла за стеклянной дверью в доме, как бы защищая своих щенков, которых видела во дворе. И вдруг, никто не понял, как это произошло, она открыла дверь и со злым лаем понеслась во всю прыть на середину двора, где Андрейка играл с ее детенышами. Он сидел лицом к дому и вдруг увидел, как к нему бежит, оскалив пасть, огромный зубастый зверь…
Это было не то что страшно – мальчика охватил настоящий ужас. Он упал на спину, стал махать руками и ногами, отбиваясь от бежавшего к нему хищника, и закричал от ужаса громко и протяжно, как-то не по-детски. Люди оцепенели, когда это случилось, но его крик вернул всех к жизни. Собака не бросилась на ребенка, а, видимо, сама испугавшись его странного крика, перепрыгнула через него и щенков и, рыча, пробежала дальше, к забору. А тут уже Лена метнулась к Андрейке и схватила, обняла, укрыла его всем телом от опасности. Хозяйка тоже очнулась и заорала на собаку зло и истерично, и та побежала на ее зов. Андрейка продолжал кричать громко и пронзительно и никак не мог остановиться. Слезы текли из его глаз, лицо исказила гримаса ужаса, а он всё вопил не останавливаясь, как от боли или страшного несчастья. Лена взяла его на руки, как маленького, стала качать, завернув в одеяло, что-то нашептывая и целуя его в заплаканные глаза. Он долго не успокаивался, всхлипывал, вздрагивал от лая запертой собаки и со страхом спрашивал, хорошо ли заперта дверь.
Когда Игорь вернулся со своей двухчасовой прогулки, то вещи были уже собраны и хозяин ждал их с машиной, чтобы отвезти обратно в Теберду. Здесь они оставаться больше не могли. Всем было жаль, что так получилось.
Наша семья вселилась обратно к Андрею Ивановичу, который не успел еще сдать свою комнату другим туристам. Андрейка спал беспокойно, порой плакал во сне, родители корили себя за происшедшее, а мальчик все дни пропадал у Катьки, гладя, целуя ее и зарываясь ей лицом в шерсть. Событие понемногу забывалось, стиралось из памяти, но почти до шестнадцати лет Андрей боялся собак и нервно вздрагивал от неожиданного лая.
Оставшуюся неделю они провели в Теберде, совершая неспешные прогулки к маленькому водопаду с названием Шумка невдалеке, ездили к ближайшему леднику на телеге с Андреем Ивановичем, а запряжена в нее была, конечно, Катька. Андрейке давали в руки вожжи и учили управлять телегой. Ну и, конечно, так случилось, что Катька встала посреди дороги, упрямясь, как раз когда он
