Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи - Лев Гумилёв

Не завоевывали они и Афганистан, Иран, Азербайджан, хотя бы потому, что таких государств в XIII в. не было. Это были территории, подвластные хорезмшаху Джелял ад-Дину, сыну Мухаммеда.

Писатель. Восхвалять кочевников, врагов Руси, непатриотично.

Автор. А клевета на наших предков разве патриотична? По Вашему мнению, трусливый, разноплеменный сброд, удерживаемый в покорности только ужасом перед злобными олигархами, перебил все русские рати, имевшие преимущество в числе, вооружении и снабжении? Неужели наши предки были трусами? Полагаю, что «нашествие» Батыя было на самом деле большим набегом, кавалерийским рейдом, а дальнейшие события имеют с этим походом лишь косвенную связь. В истории все сложно. Не обижайтесь, но еще Данте сказал: «Если поэт не сможет объяснить написанного им сонета, то вечный стыд такому поэту». С Данте литератору считаться необходимо.

Источниковед (строгий и ученый). Спор с невежественным оппонентом – занятие бессмысленное. Есть восточная пословица: «Собака лает, а караван идет». Зачем Вы уделили этому лаю столько внимания, когда в истории есть поистине существенные и нерешенные проблемы?

Автор. Во все времена было немало читателей некомпетентных и доверчивых, а поэтому склонных подменять науку сказкой. Но винить их не следует. Ведь ученые работают ради всех читателей. Поэтому именно они обязаны разъяснить истинное положение вещей и показать, что мнение того или иного исследователя следует принимать лишь постольку, поскольку оно доказано фактами и эмпирическими обобщениями.

Источниковед. Пожалуй, Вы правы. Но мне хотелось поговорить вот о чем. Известно, что все средневековые европейские авторы писали о монголах крайне недоброжелательно. Почему?

Автор. Это-то верно, но все ли европейцы так думали? В XIII в. в Европе были паписты гвельфы и сторонники императора – гибеллины. К числу гвельфов принадлежали юго-западные французы – Анжуйский дом, северо-восточные немцы – саксонская династия герцогов Вальфов, половина Италии и орден тамплиеров. Гибеллинами были швабские герцоги Гогенштауфены, которых поддерживали французские Капетинги. Гибеллины искали поддержки у восточных христиан: в Никейской империи, армянском царстве, в Киликии и у монгольских несториан. Папы за это отлучали их от церкви.

В этой расстановке сил в Европе XIII в. и кроются истоки переходящей лжи о монголах, которая стала столь распространенной, что ее правильнее называть «черной легендой».

Эта «черная легенда», конечно, не единственная в европейской историографии. Были и другие.

Испанские историки, изучающие эпоху колониальных захватов, весьма обижены на то, что их английские и германские коллеги не жалеют черной краски в описании конкистадоров XVI–XVII вв. Те в самом деле были жестокими воинами, но чем лучше их англо-французские флибустьеры, американские «охотники за скальпами», французские корсары, английские «джентльмены удачи» южных морей, работорговцы, буры-рабовладельцы и голландские «коммерсанты»-плантаторы в Индонезии?

Когда о них писали авантюрные романы, то симпатии авторов, как правило, были на стороне европейцев, славных парней, просто желавших разбогатеть. Это создавало определенный настрой в читающей публике, одобрение колониальных захватов, а преступления колонизаторов рассматривались как подвиги.

Однако из числа «положительных героев» исключались испанцы. Им ставили в вину и инквизицию, и ограбление мексиканских и перуанских храмов, и борьбу с корсарами на Карибском море. Все это действительно имело место, но пуритане Новой Англии жгли своих женщин, обвиненных в колдовстве, чаще, чем в Севилье, скваттеры и трапперы, перебив немногочисленных индейцев, уничтожили бизонов и бобров, а плантаторы Виргинии хищническим разведением монокультуры хлопка превратили роскошные субтропические леса в песчаные дюны.

Короче говоря, одни других стоили, и испанцы правы, что осуждать конкистадоров больше, чем флибустьеров и скваттеров, несправедливо. И они назвали эту тенденциозную подачу материала «черной легендой».

Но если «черную легенду» об испанцах легко объяснить накалом протестантской пропаганды и тем, что именно в протестантских странах были более развиты книгопечатание и грамотность, то гораздо сложнее проблема возникновения такой же «черной легенды» о монголах, распространившейся в Западной Европе не с XIII в. (эпохи их завоевательных войн), а позже – с XIV по XX в.

Эта тенденциозность не случайна. Когда в 1260 г. монголы-христиане пошли в Палестину освобождать от мусульман Гроб Господень, тамошние тамплиеры (орден крестоносцев, защищавший христианские святыни) пропустили мамлюков в тыл уставшим монголам, а те начали истреблять сирийских и армянских христиан. Тамплиеры не выступали в их защиту. Они бежали сначала на Кипр, а потом уехали в Европу.

В Европе возмутились таким предательством, но тамплиеры все грехи свалили на монголов и оправдались в общественном мнении. Со временем семена лжи проросли в либеральной историографии, дав особо бурные всходы в XVIII в., когда усиление России Европа стала рассматривать как возрождение Монгольского улуса. Итак, с легкой руки предателей-тамплиеров европейская историография начала чернить татар, монголов и русских, противопоставляя этим «диким азиатам» благочестивый и цивилизованный Запад.

Так и закрепилась «черная легенда» сначала в Западной Европе, а потом и у нас в России, ибо реальность всегда воспринимается труднее, чем миф.

Источниковед. Да, конечно, источники надо воспринимать критически. Уже в 1896 г. В. В. Бартольд отверг «старое представление о монгольских завоеваниях как о нашествиях бесчисленных диких полчищ». Образование монгольского государства он связывал не с борьбой между отдельными личностями или племенами, а с борьбой аристократии с народными массами.

Автор. А Вы сами согласны с В. В. Бартольдом?

Источниковед. Ну, видите ли… Академики Б. Я. Владимирцов и С. А. Козин не приняли его интерпретации. В открытый спор с В. В. Бартольдом вступил А. Ю. Якубовский, который столь же резко критиковал предположение Г. Е. Грумм-Гржимайло и Р. Груссе, но сам не предложил ничего конструктивного. А я специалист не по оседлым, а по кочевым народам. У меня своего мнения по этим вопросам нет.

В спор вступает научный сотрудник – дилетант: «Если есть хорошие и плохие люди, значит, есть добрые и злые правители. Чингисхан, конечно, был злой, потому что много воевал».

Автор. Суворов тоже всю жизнь воевал, однако мы его ценим и чтим.

Научный сотрудник. Я не свои слова говорю. Такой ученый, как Г. Е. Грумм-Гржимайло, писал о Чингисе: «Злой, жестокий и мстительный трус, решающийся на отважные поступки только тогда, когда задеты его материальные выгоды, себялюбец, лишенный рыцарских чувств, – вот каков портрет Тэмуджина в молодости».

Автор. Вы нечестно цитируете, обрывая цитату на полуслове. Дальше, через запятую, следует: «И, конечно, будь этот портрет хоть сколько-нибудь верен, Тэмуджин не мог бы стать тем, чем он стал, и возбудить к себе уже с юных лет, с одной стороны, преданность и симпатию, с другой – боязнь и зависть, а засим и открытую вражду тех, которые прозревали в нем силу, способную умалить, если не совсем уничтожить, их влияние на народ». Уж лучше воздержаться от цитирования, чем искажать слова великих ученых.

Научный сотрудник. Современники Чингиса были осведомленнее нас. А источники ссылаются на их отношение к Чингису.

Автор. Скажите честно: про Вас в институте никогда не говорили дурно и несправедливо?

Научный сотрудник. Конечно, говорили, но ведь это были сплетни, интриги. Разве можно им верить?

Автор. Вот и Тэмуджин был в таком же положении. История его жизни известна в двух версиях. Первая – «Официальная», сохранившаяся на персидском и китайском языках, и вторая – «Тайная история», на монгольском языке, написанная очевидцем многих событий. Этот очевидец не любил Чингиса, поэтому относился к числу сплетников, а составители официальной истории были подхалимы, что естественно: иначе их не привлекли бы к такой ответственной работе. Кроме них, были и открытые враги, разумеется вне Монгольского улуса. Те просто лгали, говоря все, что пришло им в голову. Боюсь, что в данном случае доверчивость неуместна.

Научный сотрудник. Но коль скоро так, то и Вам верить нельзя.

Автор. Но ведь я не современник Чингисидов, и потому личных пристрастий у меня нет. Я ученый, поставивший себе цель рассмотреть изменения, происходящие в поведении людей на этническом уровне. Можно, конечно, работать и на персональном уровне: заниматься даже биографиями, если нет обобщенных статистических данных. Но при этом нельзя забывать, что не во власти одного человека нарушить природные закономерности, а приписывать ему такую способность – это ревизия исторического материализма, четко определившего роль личности в истории.