Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи - Лев Гумилёв

Центром, куда стекались пассионарии, тяготившиеся жесткими порядками Москвы и бесправием Польши, стала Запорожская Сечь. Для того чтобы адаптироваться на степной границе и обзавестись семьями, которые возникали в браках с местными женщинами половецкого (кыпчакского) происхождения и православного вероисповедания, им понадобилось около ста лет. А за 200 лет малорусский субэтнос превратился в украинский этнос, освободившийся в XVI веке от власти католической Польши, а в XVIII веке завоевавший ведущее место в Российской империи. Очень важно не забывать, что в число украинцев было инкорпорировано немало «красных девок половецких» и их потомков.

А вот как возникло имя «узбек». Тимур, «железный хромец», боровшийся с Золотой Ордой, решил посадить во главе Джучиева улуса своего ставленника. Выбор пал на сына Урус-хана, его бывшего врага, Койричак-оглана. Новый вождь перешел Итиль (Волгу) и стал выполнять поручение с помощью отряда, который назывался «узбекскими храбрецами». Принято считать, что фанатичные мусульмане Золотой Орды в XIV веке приняли новое имя – «узбеки» – в честь хана Узбека, установившего ислам как государственную религию. В это же время появляются «ногаи» – сторонники Едигея, а немного спустя – «казахи», противники «узбеков». Последние в XVI веке разгромили в Средней Азии последнего тимурида – Бабура, полководца и поэта, который увел своих сторонников в Индию и завоевал себе там новое царство. Ушедшие с ним тюрки стали зваться «монголами», а оставшиеся в Самарканде и Фергане приняли имя своих покорителей. Словом, современные узбеки – разноплеменные тюрки Средней Азии, принявшие в качестве самоназвания этноним своих завоевателей и слившиеся с ним в один этнос.

А.С.: А волжские сохранили собственное имя до наших дней. Говорят, что было предложение после революции новую республику при слиянии Волги и Камы назвать не Татарской, а Болгарской. Главное – живы традиции древней болгарской культуры, полной здоровых соков. Но вот снова и настойчиво зазвучали голоса, провозглашающие: «Мы – не татары, мы болгары!» Другие, надо сказать, их гораздо больше, возражают сторонникам болгарской идеи. Что можно сказать по поводу этих споров?

Л.Г.: У меня нет никакого желания вмешиваться в подобные, я бы сказал даже – бессмысленные споры. Как ученый я должен исследовать объективный процесс, опираясь на действительные факты и явления. Вот об этом и будем говорить. Наверное, это будет ближе к истине и поможет людям лучше понять исторический процесс и свое положение в мире, судьбу родного народа и его взаимоотношения с другими народами.

Как называют татар соседние и родственные народы? Пожилые марийцы еще используют архаическое имя «суас», а удмурты употребляют слово «бигер», казахи и узбеки – «нугай» или «мангит». Некоторые татары-мишары считали, что казанцы – это «локыр», а сибиряки применяли термин «типтэр». Для молодых поколений вся перечисленная терминология мало чего значит, для них татары и есть татары, но историческая память не утратила понимания того, как сложно и длительно складывался этнос. К сожалению, большинство исследователей имеет крайне примитивное представление об этнических процессах, об этногенезе как таковом, поэтому многие работы, даже обильно сдобренные новейшей терминологией, по сути, остаются на средневековом уровне. А это не только достойно сожаления, но и вредно.

Поход Бату-хана не означал ликвидацию Болгарии, хотя разрушения были велики. Она фигурирует как страна, сохранившая свое имя, свою экономику, свои города, своих царей и князей. Известно также, что болгары имели войско, не раз выступавшее против центрального правительства в Сарае и ханских приспешников в Москве. Именно Великий Болгар приступил к изготовлению первых золотоордынских монет, а затем началась их чеканка и в других городах Болгарии. Перемещение населения по Волге, Каме, Вятке, Белой, Суре, на север Руси и даже в Норвегию не привело к опустению прежних мест обитания. Скорее, лишь породило дополнительные этнические контакты.

А.С.: И этим можно объяснить быстрый рост Казани, которую называли еще «Болгар аль-Джадид», то есть Новый Болгар?

Л.Г.: Бесспорно, ей стала принадлежать гегемония в Среднем Поволжье. Как ни трагичны были события 1552 года, Казань и после взятия Иваном Грозным, потомком того же Мамая, играла роль ведущего регионального центра, причем возрастающую роль.

А.С.: Хотя нерусское население Казанской земли подверглось жестокой дискриминации, развернулись гонения на мусульманство и язычество, началась насильственная христианизация…

Л.Г.: Однако будем объективны: ни в первые десятилетия, ни через столетие Российское государство не располагало силами для подавления обширного многонационального края.

А.С.: Тогда за счет чего же был достигнут перевес Москвы?

Л.Г.: А ее сила была… в слабости местного населения, вызванной спадом в их этническом развитии. Это оказалось характерным как для древних финно-угорских, так и тюркских аборигенов, представлявших основную массу жителей.

А.С.: Лев Николаевич, а могла ли на смену угасшей, постепенно растраченной в многовековой борьбе энергии возбудиться новая, вызванная природным импульсом, переносом пассионарности и так далее? Или регенерация исключена?

Л.Г.: Выявить такие тенденции непросто. Основой же для исследования может служить исторический материал, зачастую противоречивый, искаженный до неузнаваемости, значит – таящий опасность заблуждения.

Не премину подчеркнуть, что наследники болгар сохраняли внутреннюю устойчивость этноса. Правда, татарская знать вынуждена была креститься, чтобы не потерять богатство. В частности, указ Петра I, изданный в 1713 году, вынуждал их сделать это в течение полугода. Тогда приняли христианство и впоследствии обрусели помещики Карамзины, Аксаковы и другие. Но даже в разгул крещения, когда архиепископом был Лука Канашевич, особого успеха, не считая разрушения сотен мечетей, достичь не удалось. Через двести лет после Казанского взятия число крещеных татар не превзошло, как свидетельствуют источники, 30 тысяч душ. В шестидесятые – семидесятые годы XVIII века татары добиваются ликвидации миссионерской конторы для новокрещеных, разрешения строить мечети и мусульманские школы при них, наконец, свободы вероисповедания и позволения торговать по всей России; чуть позже татарские мурзы были приравнены в правах к русскому дворянству, а в Казани организована татарская ратуша.

А.С.: Стало быть, несмотря на притеснения и бедственное положение, этнос реально подошел к ступени буржуазной нации и в нем происходили серьезные качественные сдвиги?

Л.Г.: Вскоре, как известно, Казань становится одним из первых университетских городов империи. Здесь развивается отечественное востоковедение, налаживается книгопечатание, в том числе на татарском языке. Тем самым неизмеримо увеличивается влияние этого культурного центра на население Поволжья, на тюркские народы, да и на весь Восток. Это, я думаю, читатели хорошо знают. Но вот на что хочу обратить внимание: в орбиту этноса с ядром в Среднем Поволжье стали включаться другие, более или менее отдаленные этнические группы – мишары, ведущие родословную от угров (мадьяр – мажар), астраханские татары, происходящие от хазар и ногайцев, тобольские, томские и другие зауральские татары, чьими предками являются коренные сибиряки. Продолжалась ассимиляция марийцев, удмуртов, чувашей, мордвы, которые вплоть до первых десятилетий XX века «впадали в ислам». Стало складываться и своеобразное татаро-башкирское единство, основанное на языковой культурной и конфессиональной общности. Тем более что Духовное управление мусульман России обосновалось по царскому повелению в Уфе.

В свете этого правомерно ли считать современных татар остатком какого-либо одного древнего народа? Вряд ли вообще в такой постановке вопроса содержится разумный ответ. Более серьезным и обоснованным мне представляется иное предположение: татарский этнос в его нынешнем виде, возможно, этнос развивающийся, переживающий консолидацию, набирающий силу. Объяснять протекающий на глазах процесс довольно опасно, да я и не берусь заниматься гаданием. Если же это этническая регенерация, то она означает восстановление структуры этноса после потрясений, причем спасители отечества при этом проявляют пассионарность, сходную с той, которой обладали основатели, и неизмеримо бо́льшую, нежели та, что была у их законных предков. Разумеется, каждая регенерация этноса влечет сдвиг культурного развития, но – в пределах данной системы, благодаря чему этнос продляет срок интенсивной творческой жизни.

А.С.: Пока мало людей, даже среди сугубых специалистов, которые понимали бы, что этногенез лежит глубже, чем видимые исторические процессы, фиксируемые источниками. Но каким бы сложным ни был исторический путь татарского народа, сколь бы извилисто и непредсказуемо ни кочевал его этноним, получилось ведь так, что «черная легенда» о татарах, их нашествии и жестоком иге стала связываться непосредственно с теми, у кого в советском паспорте в графе о национальной принадлежности вписано «татарин» или «татарка». Что тут делать человеку? Неужели доказывать по принципу: «Я не я, и вина, мол, не моя»?