Дочь генерала - Нельсон Демилль

— Вы образец профессионализма, таких надо поискать. Но не выводите снова меня из себя. Я хочу знать, что происходило после того, как вы стянули последний узел.

— Хорошо... Мы обменялись какими-то репликами. Энн поблагодарила меня за то, что я рискнул помочь ей...

— Бросьте оправдательную болтовню, полковник!

Мур сделал глубокий вдох и продолжил:

— Я вернулся к джипу, взял сумку с ее вещами и портфель, в котором привез колья, шнур и молоток. Потом я пошел к уборной и стал ждать.

— Кого? Чего?

— Ее родителей — кого же еще! Кроме того, Энн беспокоилась, что по шоссе кто-нибудь проедет и увидит ее джип. Она и попросила меня немного подождать.

— И что же вы собирались сделать, если кто-нибудь появится? Спрятать голову в унитаз?

Синтия толкнула меня под столом ногой и перехватила инициативу.

— Что же вы собирались сделать, полковник? — вежливо спросила она.

Он посмотрел на нее, перевел взгляд на булочку, потом снова на Синтию.

— М-м... У меня в сумке был ее пистолет, но... Нет, не знаю, что бы я сделал. Ясно одно, я не дал бы Энн в обиду.

— Понятно. И в этот момент вам понадобилось в уборную?

Мур был удивлен догадкой.

— Да... понадобилось.

— Вы были так напуганы, что вам приспичило помочиться, — снова вмешался я. — Потом, как дисциплинированный военный, вы вымыли руки. Что дальше?

Он косо посмотрел на меня и ответил Синтии:

— Потом я увидел свет фар на шоссе. Машина остановилась, открылась дверца с водительской стороны — это был генерал. Светила полная луна, и я разглядел машину миссис Кемпбелл, но самой ее не было... Как я и опасался...

— Опасались? Почему?

— Как вам сказать? Без миссис Кемпбелл ситуация могла выйти из-под контроля. Я не думал, что генерал сможет подойти к раздетой дочери... Будь они только вдвоем, искры бы полетели.

— Вы остались, чтобы слышать разговор между генералом и его дочерью? — спросила Синтия.

— Нет.

— Почему?

— Мы решили, что я не должен присутствовать. Как только я убедился, что прибыл генерал, то забросил сумку с вещами на крышу уборной и по бревенчатой дороге поспешил к своей машине. Там минут пять ходу. Их разговор мог затянуться, а мне хотелось скорее возвратиться домой.

— Когда ехали назад — видели ли какую-нибудь машину?

— Нет, не видел.

Мы с Синтией переглянулись, и я спросил:

— Может, хотя бы видели свет фар впереди или сзади?

— Не видел, это абсолютно точно. И меня никто не видел.

— И пеших на шоссе не было?

— Нет.

— Там, на стрельбищах, вы ничего не слышали, не видели? Около уборных, на бревенчатой дороге?

— Нет, ничего.

— Значит, Кемпбелл убили после вашего ухода... Как вы думаете, кто это сделал?

— Конечно же, генерал, — удивленно промолвил Мур. — Я думал, вы знаете.

— Почему вы так считаете?

— Как почему? Вы же знаете, что произошло. Моя роль сводилась к тому, чтобы вместе с Энн воспроизвести для родителей сцену изнасилования. Я собственными глазами видел там генерала, вскоре Энн нашли задушенной... Кто еще мог это сделать?

— Что Энн ожидала от приезда родителей? — спросила Синтия. — Она вам об этом ничего не говорила?

Мур задумался.

— Мне кажется, Энн ожидала... Она не очень представляла, что они будут делать, но не могли же родители бросить ее и уехать. Волей-неволей они подошли бы к ней, увидели бы ее стыд и позор. Им пришлось бы не только физически снять с нее узы, но и психологически освободить ее и себя. Вы меня понимаете?

— Понимаю вашу мысль, — кивнула Синтия.

— А по мне — от такой теории свихнуться можно, — произнес я.

— И все-таки она бы сработала, если бы приехала миссис Кемпбелл, — возразил мне Мур. — Во всяком случае, дело не кончилось бы трагедией.

— Знаем, куда ведут благие намерения психиатров.

Мур не счел нужным ответить мне и обратился к Синтии:

— Вы не могли бы подвинуть стакан? Умираю от жажды.

Синтия подвинула к нему стакан с молоком. Он взял его обеими руками и одним долгим глотком выпил. Мы молчали, пока Мур смаковал молоко, словно это был любимый им херес со взбитыми сливками.

— Энн не делилась с вами подозрением, что отец может приехать один, впасть в ярость и покончить с ней? — спросила Синтия.

— У нее этого и в мыслях не было. В противном случае я ни за что не согласился бы... не согласился бы с ее планом.

Я не знал, правда это или ложь. Об этом знали только двое. Один из них мертв, другой, сидевший сейчас передо мной, мог и солгать, чтобы уменьшить свою вину. Сам генерал, естественно, догадывался, что он почувствует, если дочь бросит ему вызов, но не мог признаться в этом даже себе, не то что мне. Впрочем, это уже не имело значения.

— Вам и Энн Кемпбелл не приходило в голову, что генерал не сумеет освободить ее? — задала вопрос Синтия. — Я имею в виду не психологически, а реально. Что у него не окажется ножа или приспособления для вытаскивания кольев?

— Мы думали об этом. Поэтому я и воткнул в землю штык... вы, конечно, нашли его.

— Куда вы воткнули штык?

— М-м... между ее ног... Так сделали хулиганы в Уэст-Пойнте. Засадили ее же штык у самой... возле самой ее промежности. И освободили ее только после того, как она сказала, что не донесет на них.

— Понятно... — вымолвила Синтия.

— Энн, конечно, намеревалась шокировать родителей, но знала, что этим же штыком они перережут шнур, потом отец даст ей свою рубашку или куртку. Лифчик я положил рядом с ней, а трусами было обмотано горло. Вы это видели. Именно в таком виде оставили ее в лесу те мерзавцы. Они раскидали ее одежду, и ей пришлось в темноте искать ее. Энн рассчитывала, что они вместе дойдут до джипа, она скажет отцу, что ее вещи на крыше уборной, и он достанет их. Потом она оденется и как ни в чем не бывало вернется в штаб. Утром Энн должна была приехать к родителям и все обсудить с ними за завтраком.

— И она возлагала большие надежды на эту утреннюю встречу? — поинтересовалась Синтия.

— Да, я так думаю. Многое зависело от того, как отец с матерью будут реагировать на инсценировку. По-моему, Энн понимала: каких бы демонов она ни выпустила в ту ночь наружу, как бы отрицательно ни реагировал отец, хуже не стало бы. Шоковая терапия — рискованная вещь. Но когда нечего терять и человек дошел, как говорится, до ручки, он готов поставить на карту что угодно.

Синтия снова закивала, как и рекомендуется в пособии по ведению допросов. Реагируйте положительно, соглашайтесь, поддакивайте. Не делайте каменное лицо, не вставайте в судейскую позу, не принимайте скептический вид, когда подозреваемый или свидетель дает показания. Просто кивайте, как делают психиатры во время терапевтического сеанса. Ирония в том, что Мур понимал истинный смысл этой хитроумной техники, но все, что ему было нужно в его теперешнем физическом и душевном состоянии, — это кивок, улыбка и дурацкая булочка.

— Кемпбелл не сказала, почему надеялась на эту встречу? То есть почему именно сейчас, после стольких лет, появились эти надежды?

— Видите ли... Энн была готова простить своих родителей. Она хотела сказать им что-нибудь доброе и обещать что угодно — лишь бы наладить отношения. Ей надоела война, Энн устала от нее, и катарсис наступил до того, как она отправилась на стрельбище. Энн была полна надежд на мир, буквально опьянена предстоящим успехом. Такой я не видел ее со дня нашей первой встречи. — Мур глубоко вздохнул. — Я знаю, что вы обо мне думаете, и не виню вас, но я поступал так от чистого сердца... Энн ведь и меня заворожила, хотя и по-другому. Потому я и взялся за то, что по всем представлениям было — как бы это сказать... неортодоксальным. Если бы только вы видели ее... Нервничала и радовалась, как девчонка... радовалась, что наконец прекратится этот долгий кошмар... В принципе я понимал, что вред, который она нанесла себе и другим, не исчезнет как по мановению волшебной палочки. Мало сказать родителям: «Я люблю вас и все вам прощаю... Только вы тоже простите меня», — но она верила в это, и я тоже поверил... К сожалению, Энн ошиблась... Я тоже недооценил отцовскую злобу... Она думала, что снова будет счастлива... Какая жестокая ирония... То и дело повторяла, что скажет родителям ночью... и потом, за завтраком...

И тут случилось непредвиденное. Две крупных слезы скатились по щекам Мура. Он закрыл лицо руками.

Синтия встала, положила ладонь на его плечо и жестом позвала меня. Мы вышли в коридор.

— Отпусти его, Пол.

— Черта с два!

— Ты хотел допросить его здесь, за решеткой, — ты это сделал. Пусть теперь поспит у себя в кабинете, побудет на траурной церемонии. Мы поговорим с ним еще завтра или послезавтра. Никуда он не денется.

— Ну хорошо! Господи, до чего же я стал мягкотелый!

Я пошел в караулку, заполнил бланк условного освобождения из-под стражи — ненавижу эти бланки! — и вышел в коридор, где меня ждала Синтия.