Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца - Михаил Шишков

Но все в жизни, и хорошее и плохое, когда-нибудь происходит впервые. Причем зачастую вероятность того или иного события до самого последнего момента представляется практически равной нулю, особенно когда ты пребываешь в твердой уверенности, что все находится лишь в твоих собственных руках. И надо же такому случиться, что судьба, словно иронизируя над твоими намерениями и планами, порой ставит тебя в такую ситуацию, из которой нет иного выхода, как совершить то, что до поры до времени казалось тебе абсолютно недопустимым…

Однажды, примерно месяц спустя после трагической гибели Николая Победкина, мой экипаж был на дежурстве. Честно признаться, тяжелое это дело – неотлучно находиться возле командного пункта, постоянно пребывая в напряжении. В любой момент может раздаться телефонный звонок из штаба дивизии, приказывающий дежурному экипажу выполнить срочное задание, чаще всего разведку погоды. А поскольку летать «порожняком» на войне не принято, к самолету, в зависимости от решения командования, подвешивались либо мины, либо торпеда. В общем, обычный боевой вылет. Бывало, случалось и обратное – весь день просидишь как на иголках, а никакого приказа так и не получишь.

Первые два-три часа дежурства проходят относительно спокойно. Можно перекинуться с друзьями в картишки или сыграть в шахматы, выйти на улицу покурить в перерывах между партиями, затем, возвратившись на прежнее место, возобновить прерванные занятия.

Но вскоре все развлечения надоедают, и вот тут-то и начинается самое страшное. Пошлют… Или нет… Нет ничего хуже неизвестности. «Какого черта они там медлят! – порой выругаешься в сердцах. – Дали бы уже приказ поскорее, а то нет – тянут жилы». Мысли моих друзей, молчаливо рассевшихся по углам, витают приблизительно в том же районе. Кажется, все пространство вокруг наполняется свинцовой тяжестью… А телефон все еще молчит…

Наступил вечер. Бабанов с Двойнишниковым вышли покурить, оставив меня сидящим за столом. Я тоже был не прочь затянуться сигареткой, но еще больше не хотелось вставать с насиженного места. Неожиданно дверь шумно распахнулась, и в землянку ввалился Гриша Бажанов, штурман эскадрильи, занимавший одновременно должность начальника разведки полка.

– Все, ребята, отбой, – весело сообщил он. – Никуда сегодня не полетите, – и не дав мне опомниться, поставил на стол пол-литровую бутылку чистого медицинского спирта.

Стрелок-радист Иван Двойнишников

Мы тут же раскрыли стоявший у стены бидон, в котором хранился наш бортовой паек, и, пока мои друзья еще не вернулись, начали делить на четверых бутерброды с тушенкой.

– Давай, начнем, – сказал Гриша, разливая спирт. – Твои придут, продолжим вместе с ними.

Звякнули кружки, и вскоре по телу разлилось приятное тепло. И, как назло, именно в этот момент зазвонил телефон: «Дежурному экипажу явиться в штаб для получения боевого задания!» «Хорошо, что всего лишь два раза причаститься успели…» – подумал я, выбегая на улицу…

– Отправляйтесь на разведку погоды в районе Хельсинки, – к счастью, Борзова на месте не оказалось, поэтому приказ отдает начальник штаба, – заодно и мины туда отвезете…

Штурман садится у большого стола с разложенной на нем картой и начинает записывать в свой блокнот имеющиеся в наличии предположительные данные о ветре, облачности и других погодных условиях в районе цели, предоставленные полковой метеослужбой. В ночных полетах он главный, а я – всего лишь извозчик, понукающий «кобылу» в указанном им направлении. В данной ситуации это как раз кстати – у меня есть прекрасная возможность держаться подальше от начальства, дабы спиртовый дух не выдал меня с головой.

На мою беду, рядом находилась пышущая жаром печка-буржуйка, что вскоре дало о себе знать. Чувствую, земля понемногу начинает покачиваться под ногами, и чем дальше, тем сильнее… Но отойти хотя бы на шаг – значит приблизиться к начальнику штаба. Вот и пришлось мне собирать всю волю в кулак, заставляя размякшее тело замереть без движения. В общем, развезло меня изрядно…

К счастью, постановка боевой задачи не заняла много времени, и вскоре полковой «ЗИЛ» мчал нас к моему «Бостону». Самолет уже стоял расчехленным, мины были подвешены на свои законные места, а техник Пичугин заканчивал предполетный осмотр.

Приняв его доклад о готовности машины к полету, пытаюсь забраться в кабину… И тут со мной приключился довольно неприятный конфуз – ноги неожиданно сильно потяжелели, напрочь отказавшись подчиняться моей воле. Перебросить их в кабину, опершись руками на каркас остекления, оказалось для меня непосильной задачей…

Мало кто способен удержаться от улыбки, наблюдая за неуклюжими телодвижениями толстяка, впервые в жизни познакомившегося с гимнастическими брусьями, и его суетливыми попытками оседлать непокорный снаряд. Скорее всего, в этот момент я мало чем от него отличался и поэтому был весьма доволен тем, что экипаж, занятый своими делами, не имеет возможности наблюдать за моими «упражнениями».

– Командир, – внезапно раздался из-за спины негромкий голос Пичугина, – не надо тебе лететь…

Я повернулся. Иван стоял передо мной и смотрел на меня своим уставшим взглядом.

– Не советую… – еще раз предостерег он.

– Да нет, – стараюсь придать своему голосу как можно больше уверенности. – Все нормально, просто с ногами что-то не то. Помоги…

Запустили двигатели, взлетели. Пока до берега топали, еще ничего было, терпимо. А вот как над морем оказались… Что сверху, что снизу – все едино. Темнота сплошная. Только на приборы смотреть и остается. И тут как начало меня мутить… «Все, – думаю, – сейчас упаду…»

Слава богу, вовремя догадался пошире распахнуть «форточки», находящиеся по обе стороны лобового стекла. По кабине тут же начал гулять свежий прохладный воздух, который я, широко открыв рот, словно рыба, выброшенная на берег, стал судорожно втягивать в свои легкие. Несколько минут спустя мое самочувствие заметно улучшилось…

Тем не менее этот полет, изрядно измотавший меня, окончился успешно. Разведку провели, мины сбросили где надо, причем в заданный район удалось пробраться настолько незаметно, что в нашу сторону не было произведено ни одного выстрела.

Но после возвращения, когда появилось достаточно времени для осмысления всего произошедшего, я ужаснулся. Еще бы, чуть не угробил своих товарищей… Мысленно отругав себя на чем свет стоит, решил, что больше никогда не повторю подобного. Только лишь в последние два месяца войны я несколько раз нарушил данное себе обещание и, отправляясь на самые рискованные задания, пару раз позволил себе выпить сто грамм. Но это были уже дневные полеты в условиях хорошей видимости…