Дочь Кузнеца - Ольга Сергеева

Удивиться не получилось. Испугаться тоже. Занила прислонилась спиной к двери и выжидательно посмотрела на управляющего.

— Наблюдаешь, рабыня? — усмешка, прячущаяся в пушистых усах. Такая спокойная, уверенная, знакомая. Если бы Занила несколько минут назад не слышала, как он орал на свою помощницу, в бессильном гневе срывая голос, она бы поверила, что он вполне контролирует ситуацию! Но теперь… Занила знала, что видит лишь маску. Как же часто он прячет за ней свои истинные эмоции? — Много увидела? И как, тебе понравилось?

«Интересно, по моим глазам правда похоже, что мне понравилось?» — подумала Занила. Она молчала, как тогда, много лет назад, слова рухнув в то состояние, когда слова бессмысленны.

— Это хорошо, что ты смотрела, рабыня! Учись. Тебе нужно многое узнать, чтобы стать по-настоящему дорогим товаром!

«Таким как та, на постели с зелеными простынями?!» — ярость налетела и смела сознание в одно мгновение, не дав ей даже время испугаться. Слепая ненависть, жажда крови! Рабыня оттолкнулась от двери, делая шаг в сторону управляющего, уставившись в его лицо огромными немигающими глазами, ставшими темными от предельно расширившихся зрачков. В другой момент Мабек Дагар бы испугался, но сегодня его самого душила ярость, лишив способности бояться чего-либо.

Знакомое «Кор-р-р-р и щелк-щелк-щелк» откуда-то сбоку. Занила обернулась: Кор сидел на верхней ступени лестницы. Далеко, но мужчине достаточно лишь повернуть голову, чтобы его увидеть.

Занила повернулась и бросилась прочь. Бегом по коридору, чуть не скатившись с лестницы, прочь из дома.

— Ты все хорошо разглядела, рабыня? — голос догнал, когда она была на первом этаже. — Или, может быть, вернешься и досмотришь?!

Солнце село. Или просто ушло ниже линии стены, окружающей школу. Жара все та же. Длинные тени расчертили двор. Неподвижный воздух пахнет пылью и нартовыми цветами: горько и приторно сладко.

Занила ворвалась в школу, задыхаясь, словно бежала целую вечность, но не остановилась. Дальше по коридору. Вперед! Ярость душила ее, ослепляла, мешала думать… А бег словно был единственным спасением. Занила распахнула первую попавшуюся дверь. Какая-то учебная зала. Неважно! Выхода не было. Не из комнаты — от себя!

А Кор все вертелся под ногами, не отставая от нее не на шаг, словно боялся отпустить. Может и не зря? Рыжее кружево сияло как-то особенно ярко. Снова Занила провалилась на другой уровень зрения, даже не заметив. Но это тоже не важно!

— Зачем ты меня оттуда увел?!

Кор что-то защелкал, метя по полу пушистой кисточкой на хвосте. Пальцы Занилы сомкнулись на рукоятке шпильки в волосах — ее единственном оружии. Нет, этого мало! Нужно больше! Занила заметалась по комнате. Шкафы, стеллажи, подушки на полу, масляная плошка в простенке между окнами, огонь горит… Горит! Сжигает! Бессильная ярость выплеснулась наружу, сводя с ума… И огонь вдруг вспыхнул. Над крошечным фитильком взметнулось пламя высотой в амм! В плошке просто не могло быть столько масла! Шторы, оказавшиеся на пути огня, вспыхнули мгновенно. Яркое бело-желтое пламя метнулось по ткани вверх и вниз.

Занила словно в ступоре застыла посреди комнаты, глядя на пожар. Устроенный ей?

Времени не было. Девушка метнулась к окнам, сорвала вовсю полыхавшие шторы, пока огонь не успел перекинуться дальше. Мельком успела порадоваться, что на полу нет ковра. Назад за шторами с другой стороны окна, теми, что еще не успели загореться. Бросить их сверху на полыхающую ткань.

Пламя исчезло, только темно-серый резко пахнущий дымок поднимался к потолку. Занила закашлялась и в изнеможении опустилась на пол. Потушить небольшой пожар было не так уж и сложно. Откуда же тогда эта усталость? Она откинула в сторону верхние шторы, которыми тушила, и посмотрела на то, что осталось под ними. На полу были хлопья пепла — то, что меньше чем за минуту осталось от добротной ткани.

Гнева больше не было. Ни ненависти… Только пустота и бесконечная усталость, навалившаяся неприподъемным грузом. Занила медленно поднялась на ноги. Нужно было придумать, куда девать шторы. Если их еще можно было так называть?

1275 год от Сотворения мира.

Ночь, кажется, уже совсем скоро вступит в свои права. А Занила все еще в школе. И, Нарил прав, она больше никуда не торопиться. Разве что только идти готовиться к завтрашнему аукциону? Прихорашиваться, подбирать наряд… Занила хмыкнула, представив себя за этим занятием. Золото от продажи получит Мабек Дагар, значит это ему и заботиться об успехе торгов! Впрочем, он и позаботился.

— Позволить себя продать. Позволить себя купить… — проговорила рабыня, задумчиво глядя в окно.

— Я вижу, ты приняла решение? — осторожно поинтересовался Нарил. Так осторожно, будто опасался ее реакции.

— А у меня есть выбор? — спокойный наклон головы, никак не вяжущийся с горькой язвительностью фразы. А по тону голоса тоже ничего не понять. И старый раб в который уже раз поймал себя на мысли, что не может найти в этой совсем еще молодой рабыне ничего детского. Он и четыре года назад не мог. И это ее спокойствие! Словно тонкая корочка льда, под которой водоворот! Ему вдруг захотелось подойти, схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Узнать, какой омут там, подо льдом, до того, как ступить на него! Кого же завтра угораздит купить это светловолосое чудо?!

— Темные боги! — здоровая рука снова ерошит короткие волосы. — Большинство рабынь мечтают быть проданными в богатый дом. Есть рабыни, которые никогда не смиряются со своей судьбой. Они сбегают снова и снова, пока не находят свой конец. Я надеялся, что ты когда-нибудь сумеешь стать одной из первых. Я боялся, что ты одна из вторых. Но ты не относишься ни к тем, ни к другим! Тебе временами наплевать на собственную жизнь! Я ведь знаю тебя достаточно! Как тебе удается надевать маску имущества, которому все равно, что с ним сделают? Словно сделают это не с тобой! Это что твой способ ничего не бояться? Даже смерти?

— Не бояться смерти, Нарил, еще не значит хотеть умереть! — девушка развернулась к нему от окна. — Ты прав: смерти я не боюсь. Но у меня в этой жизни есть определенные обязательства. Есть тот, кому я должна! И пока я не верну свой долг, я не буду свободна от своих обязательств. Я, знаешь ли, не хочу умирать должницей! — горькая усмешка, кривящая изящные губы, — единственное, что, кажется, было у нее от улыбки.

— Значит, завтра ты позволишь себя продать. Нарядить, вывести на подиум, показать всем этим собравшимся важным господам, раздеть… Продать? Понимаешь ли ты, что завтра в это же время ты уже не будешь заперта в стенах школы? Да, ты будешь вряд ли свободна там, где окажешься, но тебя ведь учили, как рабыня может получить влияние! Ты достаточно умна для этого! Но хватит ли у тебя желания? Ты не думала: может быть, это твоя единственная возможность достичь того, чего ты хочешь?