Роковые поцелуи - Патриция Кемден

Элеонора и Ахилл наблюдали за процессией, не говоря ни единого слова. Молчание продолжалось, когда слуги ушли. В комнате двигались лишь два свежевыстиранных льняных полотенца, раскачивавшихся на краях столов, где важный лакей повесил их, и пар, поднимавшийся из кувшинов.

– Они забыли ширму, – произнесла Элеонора, стараясь скрыть вдруг появившуюся нервозность. – Сквозняки…

– Окна закрыты, а занавески опущены, – заметил более чем невинно Ахилл.

– Д-да, вижу. – Элеонора не могла придумать аргументов, чтобы не выглядеть глупой ученицей. Неохотно она подошла к столу из красного мрамора и налила горячую воду в золотой таз. Запах роз охватил ее. Она глубоко вздохнула, вспоминая лепестки дамасской розы в беседке и те, которые Ахилл собрал для нее.

Ей нужно было остаться одной. Отделиться каменными и деревянными стенами. Как еще она может избавиться от шелковых уз памяти, забыть его ласки, пламенный жар его поцелуев?

Как еще не замечать его руки, покоящейся на кресле, и не вспоминать его чарующих прикосновений к самым интимным местам ее тела, когда он начал ее околдовывать? С детства в ее ночных кошмарах дьявол приходил за ней, сейчас в ее ночных кошмарах он делал совсем другое.

Элеонора погрузила руку в воду и поднесла ее, теплую и благоухающую, к лицу. Ее мир разбился на сотни кусочков разного размера. Ее жизнь, ее тело и даже ее душа никогда уже не будут такими, как прежде. Прошлое не переделаешь, как вкус апельсина не может быть другим… как Ахилл, которого она однажды узнала, не может быть другим.

Ахилл смотрел на омовение Элеоноры и не мог оторваться. Она так явно намекала на желание уединиться, но что-то глубоко внутри него восставало против и возражало ей. Дворянин ушел бы из комнаты или повернулся бы к даме спиной. Дворянин… но в этом случае он больше не дворянин.

«Я не хочу смотреть на нее», – говорил Ахилл себе. Он не хотел смотреть на воду, просачивающуюся сквозь пальцы, словно слезы богини, или на ее прекрасные руки, стряхивающие капли с бровей и щек, не хотел завистливо разглядывать крохотные завитки волос, ниспадающие сзади на шею.

Элеонора взяла полотенце и с закрытыми глазами и слегка отклоненной назад головой начала, приглаживая кожу, насухо вытирать ее. Ахилл вскочил с кресла, подошел к другому тазу, нетерпеливо налил воду из кувшина и плеснул ее себе в лицо. Он плескал ее снова и снова. Потом схватил полотенце и начал энергично тереть лицо и волосы.

Забывшись на минуту, он опустил край полотенца и увидел Элеонору, наблюдающую за ним с мягкой улыбкой. Она поправила свою незамысловатую прическу и разгладила самые мятые места на платье.

– Можно я? – спросила Элеонора, сложив свое влажное полотенце. Приняв молчание Ахилла за согласие, она смахнула капли воды с плеч его бархатной куртки. Она казалась посвежевшей, отдохнувшей и увлекшейся своей задачей.

Это был интимный момент между мужчиной и женщиной. Что-то всколыхнулось где-то глубоко в Ахилле, глубже, чем в дворянине, готовом прийти в ярость, каким он был, глубже, чем в графе, которым он стал, или шевалье, каким его воспитывали, ниже и ниже, под болью, под воспоминаниями, в маленьком крутящемся шарике чего-то, что захватило его на долгое мгновение и что было так трудно понять.

Это была небольшая картинка в детской памяти, давняя и расплывчатая, не позволяющая разглядеть образы или вещи, состоящая только из давно забытых чувств – удовлетворения, счастья и чего-то такого возвышенного и неуловимого, что даже в это мгновение озарения он не смог бы определить.

Ахилл нежно остановил Элеонору. В ее глазах на секунду, будто падающая звезда, которая едва мерцает перед тем, как сгореть, он заглянул за стену, которую она с такой тщательностью воздвигла между ними. И увиденное потрясло его.

– Я не слишком хороший камердинер, а? – спросила Элеонора с печальным видом, как будто потеряла что-то важное.

– Но очень красивый.

Сильный стук в дверь помешал им.

– Опять? – спросил, рыча, Ахилл. – Иезуитская месть поистине коварна. Войдите.

Дверь распахнулась и с треском ударилась о стену. Плечом к плечу в дверном проеме стояли мужчина и женщина, похожие во всех отношениях: одинаковые рыжие волосы, одинаковые золотистые глаза. Имелось лишь одно различие – она была в юбке, а он – в штанах.

– Дверь для слуг… – начала женщина на немецком.

– Заперта, – закончил мужчина на том же языке. – Мы вынуждены были…

– Ходить вокруг. – Женщина присела в реверансе. – Я служанка, mein herrin.

Мужчина поклонился.

– Я слуга, main sieur.

Они одновременно вошли в комнату. Элеонора сделала грозный шаг вперед и уперлась руками в бока.

– Нас должны были накормить, – резко сказала она на своем прекрасном верхненемецком языке. – Где наш ужин?

Ахилл едва понимал по-немецки, а говорил и того меньше, но он понимал интонации командного голоса. Каким же исключительным хамелеоном была эта женщина, Элеонора.

Слуги посмотрели друг на друга и сделали шаг вперед.

– Вы, должно быть, устали от вашего путешествия, – сказал один.

– Мы поможем вам освежиться. – И они шагнули вперед.

Элеонора подняла руку – они остановились.

– Это уже сделано.

Они выглядели обескураженными, но Элеонора не дала им времени на раздумье.

– Пожалуйста, посмотрите насчет ужина. И где мои сундуки? Их было два в карете. Принесите их немедленно. Багаж монсеньора утерян. Ему нужно будет сменить одежду и некоторое, ах… – К удивлению Ахилла, она слегка запнулась, затем поправилась: – Месье также потребуется ночное белье.

Слуги преобразились, когда Элеонора начала отдавать свои приказания, и теперь они явно лучились от счастья.

– Да, мадам!

– Один момент, мадам.

Мужчина поклонился, затем повернулся так четко, что привел бы в смущение прусскую пехоту Фридриха, и вышел.

Женщина поспешила к ним. Она взяла из рук Ахилла мокрое полотенце, расправила, сложила его, вернула на стойку рядом с тазом Элеоноры. Потом с постели были сброшены покрывала, расставлены стулья вокруг стола…

Ахилл наклонился к Элеоноре и прошептал:

– Итак, моя мадьярская графиня свободно владеет французским, латинским, немецким – и армией. Я поражен. Ты, наверное, читала книгу де Сакса внимательнее, чем я думал.

– Ты забыл итальянский, – шепнула Элеонора в ответ. – От дам, сопровождающих эрцгерцогиню, требовалось умение читать на всех четырех. Именно она говорила мне, что эффективность вызывает эффективность. А я не могла осилить более трех страниц де Сакса.

– Разве? – это было все, что мог сказать Ахилл. Он с удовлетворением заметил, как загорается краска на нежной шее Элеоноры, когда она поняла, что ее обман по поводу продолжительного чтения в карете обнаружен.