Осоковая низина - Харий Августович Гулбис

Двуколку купил за тридцать пять латов старый хозяин, имевший справных лошадей.

— Сможешь деньгу на ипподроме зашибать, — заверил его Вилис.

Вещи Симсона разобрали новохозяева. Петерис тоже притащил домой две цепи — привязывать коров.

Прошла неделя. В бане Вартиня недавняя распродажа еще служила темой для разговоров и шуток.

— А что теперь Симсон думает делать?

— А леший его разберет.

— Белых мышей станет разводить.

— А чем мышей кормить станет? Дома шаром покати. Все крысы к соседям переметнулись.

— Что с дурного возьмешь!

Люди потешались над Симсоном, как бы намекая при этом, какие умные и толковые они сами.

— Теперь не худо бы пивка. У тебя, Вилис, может, с пасхи на дне бочки еще маленько осталось?

Но у Вилиса не оказалось ни капельки.

И тогда произошло такое, о чем люди вспоминали потом еще много лет: «А помнишь, как Симсон пива тогда в баню привез?»

Едва Вилис успел посетовать на пустую бочку, как раздался треск, вниз по банной тропе подкатил мотоцикл с коляской, сопровождаемый беснующейся собакой Вартиня. За широкий руль держался маленький человечек в нахлобученной задом наперед кепке.

— Симсон!

— Ну черт!

Симсон сигналил, тискал резиновую грушу. Лицо его сияло улыбкой счастливейшего человека на свете.

— Здравствуйте, друзья! — крикнул он, высоко вскинув руку.

Не успели люди опомниться, как Симсон вытащил из коляски ящик пива и, прижав его к животу, огляделся, куда бы его поставить.

— На колоду ставь!

— Свалится.

— На землю!

Все чувствовали себя неловко, лишь у одного Брувериса в глазах мелькала ухмылочка.

— Сейчас мы новый мотоцикл обмоем!

— На новый он, правда, не смахивает.

Видно, мотоциклу от старого хозяина немало досталось — крылья перекошены, выхлопная труба и коляска помяты, краска кое-где облупилась.

— Я приобрел его сегодня.

— Куда же ты на этой тарахтелке подашься? В Америку?

Подождав, пока раскупорят бутылки, Симсон торжественно начал:

— Дорогие друзья! Какое сословие быстрее других наживает в Латвии деньги? Торговцы, известно. Единственный, кто здесь, в Болгарии, не обрабатывает землю, это Дронис. Потому что гораздо прибыльнее, чем в земле ковыряться, снабжать население нужными товарами.

— Так ты бы его лавку купил, а не мотоцикл.

— Я буду конкурировать с ним! Использую его самое слабое место. Пока Дронис в своей лавке, в бывшей гракской корчме, сидеть будет да покупателей дожидаться, я сам ко всем ездить буду.

— Пиво предлагать?

Симсон пропустил замечание мимо ушей.

— Почему раньше по деревне коробейники ходили? Чтоб крестьянам всякий раз, как кусок мыла или катушка ниток понадобятся, в город не ездить.

— Ну, на нитках и мыле, братец, далеко не уедешь…

— Как бы тебе самому голову не намылили…

— Зачем одними иголками да мылом торговать? На побережье рыбакам, к примеру, салаку девать некуда, дальше, чем до Бруге, им на лошадях не увезти! А где-нибудь в глубине страны крестьяне в то же время только соленую селедку едят.

— Стало быть, ты в глубинку эту салаку повезешь?

— Все что надо повезу.

Симсон вздохнул.

— Сегодня, в наш современный век, странствующему торговцу всех пешком не обойти и на лошади не объехать. Мотор нужен. Вот так!

Симсон самодовольно хлопнул ладонью по бензиновому баку.

Люди украдкой перемигнулись. Они не стали высказывать то, что думали: только огорчать благодушного человека. А ведь в ящике еще стояли нераскупоренные бутылки.

Петерис пить отказался. Взял ведро о грязным бельем и мокрым полотенцем и ушел.

— Эй, Петерис, ты чего? Заболел?

— Да что-то не хочется.

Перед юрьевым днем Петерис поехал за Алисой. Ильмара пока решили оставить у Эрнестины. Было грустно расставаться с матерью, не только с матерью, но и с тусклым окном, голыми белыми стенами и красным кирпичным полом в коридоре. Тут оставались покой, тишина, полные неторопливых мыслей дни и ночи и какие-то большие, несбывшиеся чаяния. Артура не было дома, он работал сейчас на лесопильной раме, и Алиса, садясь в повозку, даже была довольна, что он не видит, как она уезжает.

Всю дорогу Петерис говорил о работах, сделанных и предстоящих, о том, что Дронис затеял шикарный дом, для которого трудно материалом запастись; опасался, что в следующем году, когда надо будет возобновить контракт, Дронис повысит аренду, потому что собирается ставить новый хлев.

— Но ведь лучше будет. Не придется так тесно, как раньше, жить.

— Мне-то один черт. Я могу как угодно жить, — отвечал Петерис.

При виде знакомых соседских домов Алиса испытала нечто вроде радости свидания, но, когда, миновав сарай «Тилтиней», с пригорка увидела постройки «Апситес», вспомнила почему-то старый жакет: чтоб от него в комнате не пахло, Алиса вешала его в сенях. С утра он был холодным, сырым, а зимой промерзал. В хлеву рукава жакета оттаивали, становились неприятно мокрые и липкие.

Лизета вышла встретить ее во двор. Алиса поцеловала свекровь, поздоровалась с Женей. Она видела девушку впервые.

— Долго тебя не было, дочка.

На кухне как будто ничего не изменилось, только в нос ударил непривычный резкий, кислый запах. Алисе бросились в глаза грязные, замызганные ведра для свиного пойла. И пол затоптан, совсем серый.

В комнате больше нет кроватки и столика Ильмара, засиженное мухами окно с прошлого лета никто не мыл.

В хлеву коровы Алису не признали; когда она попыталась их погладить, они пугливо вытаращили глаза. Индра даже засипела и больно хлестнула Алису хвостом по лицу. Забитый доверху навозом, хлев выглядел тесным.

— Коровы-то гладкие, — похвастал Петерис,