Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич

Что-то бурча, священник оторвал от себя Домнины руки, а её саму усадил на лавку.

– Так что же он говорил? – поинтересовался отец Меркурий, после того как отошёл от лавки на безопасное расстояние.

– Послал, говорил, свет нести, искупать! Молится теперь неустанно, путь просит указать, к кому идти! – Домна попыталась снова рухнуть на колени.

– Сидеть! – инстинктивно рявкнул хилиарх. – Докладывай, чего просишь?!

– Скажи ему, к кому идти и куда! Ты же прозреваешь, ты можешь!

«Оппаньки! Как многого ты о себе не знаешь, Макарий!»

– Пригласи его ко мне, сестра!

– Уже бегу, отче! – Домна рванула из церкви, как призовая лошадь на ипподроме.

«И ведь приведёт! А что я с ним делать-то буду, Господи, вразуми раба твоего Макария?!

А пошлю-ка я его… к Аристарху – пусть расскажет ему то, что поведал мне. Чую, это будет… правильно».

Обед Домна и правда приготовила, только насладиться им у отца Меркурия не получилось. Пока инструктировал, напутствовал и наставлял отца Моисея, пока помогал ему преодолеть естественный страх, пока, сидя будто на иголках, ожидал его возвращения, еда успела остыть. И, вероятно, не один раз. Не до еды вдруг стало ратнинскому священнику – Моисей не возвращался.

«Малака! Что же ты натворил, Макарий? Зачем послал его? Почему решил, что это правильно? Ведь даже не подумал, что он может и не вернуться… Хотя если Моисей умрёт, то ты сильно переоценил Аристарха, посчитав его ищейкой не хуже Феофана, только подвизавшегося несколько в иной области этого почтенного ремесла…

Вот только не думаю я, что ошибся на его счёт! Засада, организованная им заболотным налётчикам, говорит сама за себя. Да и прихожанки тоже… рассказали… Нельзя, оставаясь с десятком выздоравливающих и десятком подростков, годами беречь окружённое врагами село и не быть разведчиком, дипломатом и аналитиком одновременно! Так что Моисею ничего не грозит, по крайней мере, пока. Так что, Макарий, перестань метаться, как залетевшая от бродячего мима монашка, и забрось хоть чего-нибудь в утробу! Тебе ещё к увечным отрокам идти, не забыл?»

Отец Меркурий наскоро похлебал неоднократно остывших рыбных щей и отправился на Лисовиново подворье. Шёл, уже привычно раскланиваясь и раздавая благословения, и вдруг перед самыми воротами встал как вкопанный.

«Малака! Ну ты и тупая задница, Макарий! Что ты скажешь эпарху Кириллу, когда он спросит, почему ты отправил столь ценного языка не к нему, а к Аристарху? Что-что – правду! Моисея нашли люди Аристарха, Моисея намеренно вывели на людей Аристарха те, кто опекал его на той стороне, ко мне Моисея привели люди Аристарха, а значит, это дерьмо Аристарха, вот пусть и разгребает, тем более что он для этого тут и приставлен!»

Отец Меркурий встряхнулся и взялся за щеколду.

Когда отставной хилиарх, еле волоча ноги, вернулся в дом при церкви, отец Моисей его уже ждал.

– Ну? – нетерпеливо спросил отец Меркурий.

– Был. Рассказал. Ничего не утаил, – заболотный священник зябко передёрнул плечами. – К страшному человеку ты меня послал, отче Меркурий! И ласков вроде, а взглядом василиску подобен… Как боярин Журавль, только иной…

– Как это понять «как Журавль, только иной»?

«Может, я не улавливаю какой-то тонкости из-за плохого знания языка?»

– А так и понимай, брат мой во Христе, – Моисей сделал шаг вперёд и заглянул отставному хилиарху прямо в глаза. – Нечеловечье в них есть. В обоих. И человечье тоже. Только Журавль того не таит – в дело пускает, как иной онучи перематывает, а этот нет – в узде держит. В крепкой! Если б я до того в глаза боярину не смотрел, кола от него ожидаючи, то в старосте здешнем и не учуял бы ничего!

«Проницателен ты, отче Моисей…»

– О чём же он тебя спрашивал?

– Обо всём! Даже о том, чего я и не помнил вовсе… Не ведаю, как у него такое получается! Ему было дело до всего, чем живёт Кордон, до самой малости…

– Какой Кордон?

– Земли боярина Журавля. Он, а за ним и все, зовут их Кордоном. Почему так – не ведаю.

– А на покаяние твоё что сказал?

– Сказал, что не ему меня судить. Мол, раз ты мне суд высказал, то ему поперёк тебя влезать невместно. Обещал помочь. Сказал, что всех, кто жителей воеводства Погорынского утесняет и в холопстве безвинно держит, воевода покарает, а тех, кто на христиан охотился, нам с тобой головой выдаст.

– Щедро! А что же ты?

«Ещё бы не щедро! Я тоже люблю дарить то, что мне не принадлежит!»

– А я только спросил, скоро ли кара утеснителям? И от мести отказался – не пристало христианину! Пусть их воевода своим судом судит по справедливости или на княжеский суд представит.

– И что же тебе Аристарх ответил на это?

– Сказал, что всему своё время. И снова про жизнь на Кордоне распрашивать начал. И так дотемна. Потом кликнул кого-то, велел мне гостинцев для супруги и детишек с собой дать. Целый мешок дали. Ну и отпустил восвояси. И холопа в провожатые дал. Не поверишь, брат мой, от того мне ещё страшнее сделалось. Боюсь я от таких людей ласки!

«Правильно боишься! Но сейчас, похоже, зря. Никто в здравом уме такого певчего гуся не тронет. Да и потом, скорее всего, тоже – ты слишком много знаешь, а здешние начальствующие слишком мало… И, похоже, Создатель действительно прощает тебя, Моисей – он направил тебя к искуплению…»

– Помолись, отче Моисей, – отец Меркурий поймал взгляд собеседника и уже не отпустил. – Истово помолись! Благодари Господа – Он тебя для чего-то нынче предназначил! А потом ложись спать – это лучшее лекарство от пустых страхов.

– Спаси тебя Бог, отче Меркурий, – заболотный священник склонился в поклоне, распрямился и ушёл.

А сам отец Меркурий, еле волоча ноги от внезапно навалившейся смертной усталости, зашёл в свою каморку, сел на лавку, снял сапог вместе с деревянной ногой, а вот живую разуть не успел – уснул.

Пробуждался священник тяжко. С мыслями о том, что неплохо бы передушить всех петухов, горластых пернатых паршивцев, и сожрать их тушёнными в красном вине…

Однако, встать всё же пришлось. Что тоже оказалось непросто – тело отставного хилиарха совсем затекло. В очень уж причудливой позе сморил его сон.

«Ох! Малака! Та-а-ак, теперь ногу… Гамо́то су! Рас-прям-ля-ем-ся… Ай! Малака! Встали наконец… Это старость, старина… Грустно, но делать нечего – помолодеть ещё никому не удавалось. Ладно, пора в церковь – надо служить».

Отец Моисей уже ждал отца Меркурия. Служили вдвоём в полупустой церкви – день будний, и в селе всем есть чем заняться. По окончании литургии, когда погасили свечи, отец Моисей вдруг обратился к отцу Меркурию:

– Ты бы пожалел себя, отец иеромонах! На приходе это не в монастыре – все службы по полному чину одному не выдюжить, а у тебя и других дел полно. Загонишь себя.

– А как же?

– Да вот так! Полным чином только в больших храмах, где священников много, служат, а на приходе… И прихожанам некогда, и самому о пропитании думать надо – одним даянием общины, может, и проживёшь, а вот детей не поднимешь. Это здесь, в воинском селе, богатые все, а у смердов лишнего нет. Да паства должна пастыря если не в поле, то в огороде видеть, что землю пашет… Так что я литургию трижды в неделю служил, если не Великий пост, Страстная седмица и Двунадесятые праздники. Неужель тебе о том никто не сказал?

– Не поверишь – никто! – усмехнулся отец Меркурий. – Это мой первый приход, да и в сан я рукоположен недавно, и служил только в монастыре.

– Оно и видно, – в свою очередь усмехнулся отец Моисей. – Все вы, иеромонахи, всё монастырским чином норовите, а мир – не монастырь!

– Ну спасибо за науку, брат во Христе… – начал ратнинский священник, но закончить не успел.

– Здрав будь, отче! – в церковь, на ходу сдёрнув шапку и трижды торопливо перекрестившись, влетел давешний воеводский холопчонок.