Цветы в Пустоте. Книга 1 - Леа Рэд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он услышал.
Цветок действительно пел. Аргза в самом деле различал слова, причем слова своего родного языка.
«О том, что каждый потерянный ребенок рано или поздно вернется назад». Аргза закрыл глаза, вслушиваясь. Он вспомнил свою мать: забота о потомстве не входила в обычаи варваров. Она выгнала его из дома, как только он стал достаточно взрослым, чтобы самостоятельно добывать себе еду, – он не слишком хорошо помнил ее лицо. Нет, цветок пел не о ней. Он пел о всеобщей Матери. Той, которая будет ждать своих детей всегда, которая примет их в свои объятия, когда они, уже старые и изломанные, придут к ней в конце своего долгого-долгого пути…
«Отдохни», – пели голосом оранжевого цветка звезды над Архаглом из его детства.
Я не устал, возражал он – и сам себе не верил.
«Ты прощен», – пел далекий огонек, мерцающий в бесконечной темноте. Оранжевый цветок качал лепестками в такт.
Я не нуждаюсь в прощении, говорил он, стараясь не замечать, как в горле встает неуместный колючий ком.
«Тебя ждут дома, несмотря ни на что», – пело небо, синее, как на Старой Земле, невообразимо синее.
У меня его нет, вздыхал он отстраненно – и понимал, что это не так.
«Тебя любят, каким бы ты ни был», – пели ему чьи-то удивительно знакомые лучистые глаза цвета того самого неба.
– Спасибо, – произнес он вслух – и не нашелся, что еще он может сказать.
– Сир…
Он моргнул, с трудом возвращаясь в реальность. Реальность, к слову, смотрела на него этими небесными глазами – донельзя удивленными. Щекам почему-то было теперь так же мокро, как и шее.
– Вы плачете, сир…
Изумление в его голосе было настолько неподдельным, что Аргза недоверчиво моргнул. И правда: каким-то образом в его глазах скопилась предательская влага. Он бы не назвал это словом «плакать» – в конце концов, он и сам не знал, как это произошло. Но Сильвенио смотрел на него так, как будто видел впервые в жизни, и Аргза не стал ничего говорить. Такой взгляд, пожалуй, даже стоил того, чтобы позволить своим слезным железам немного протечь. Песня все еще звенела в его голове – и где-то под кожей, под ребрами, в самой его глубине.
– Я… вы… честно говоря, я не знал, что вы на это способны. – Лиам улыбнулся, шмыгнув носом, и поцеловал его в щеку.
– О? Так мы разобрались с вопросом про бездушного монстра?
Сильвенио взглянул ему в лицо:
– Да, сир. Я думаю, разобрались.
[Запись в бортовом журнале номер L3IUX37500_111::]
«Я посмотрел его разум потом, с его разрешения. И… увидел. Во мне шевельнулось предчувствие: что-то страшное, как будто далекий отзвук надвигающейся беды. Там, на другой Эрлане, они вынуждены были изменить правила, чтобы выжить. Но кем буду без этих правил я? Если я откажусь от них, кто сумеет меня остановить?»
[Запись удалена.]
Глава 11
Астра
«Чем холоднее осень, тем дольше цветет астра: она хранит воспоминания о лете».
Архивы Старой Земли: «Заметки о цветах»
– Сир… Это одеяло нужнее мистеру Ламберту… у него нарушен обмен веществ, и ему сейчас гораздо хуже, чем всем остальным.
– Кто это?
– Ваш главный механик, сир. Вы назначили его после… вы сами знаете, после чего.
– А. Ну да. Точно.
Молчание.
– Так что насчет одеяла? Мистер Ламберт болен. Ему сейчас нужно быть в тепле.
– Безусловно.
Молчание. Облачка пара, оседающие на стекле.
– Одеяло…
– Твоя дурацкая холодная кровь не дает тебе согреться как следует. У тебя иней на ресницах. Тебе не помешает второе одеяло.
– Но мистер Ламберт…
Снова недолгое молчание.
– Лиам, я скорее сдеру одеяла со всех рабочих и отдам их тебе, чем отниму второе у тебя в пользу какого-то механика. Ты мне нужнее. Давай я лучше отдам тебе еще чье-нибудь, мне не нравятся твои фиолетовые губы. Синий тебе, конечно, идет, но признак это нехороший.
– Нет! Не надо ничего больше ни у кого отнимать, пожалуйста! Я в порядке, милорд, честное слово. Двух мне вполне хватает.
Тогда Аргза хмыкнул и, подойдя к нему со спины, согнулся, обнял его сзади, накрывая заодно и своим одеялом тоже. Сильвенио, пошатнувшийся от частично перенесенной на его плечи тяжести варвара, видел, что и у самого Аргзы губы заметно начали синеть, да и руки казались непривычно прохладными даже сквозь собственные два одеяла. Но затылком, прислоненным к груди пирата, он ощущал уверенный жар его сердца, которое продолжало работать обогревателем и сейчас, в окружавшем их ледяном холоде. Невольно он задумался: почему это сердце всегда такое горячее? С характером-то Аргзы это сердце должно было, по идее, вспыхивать злым обжигающим пламенем только в моменты его сокрушительного гнева или во время сражений, а после – гаснуть, потому что во всем остальном Аргза был довольно хладнокровен. Однако вот же, огонь горел ровно, сердце билось уверенно и горячо, словно и не было у пирата никогда ни приступов апатии, ни равнодушной жестокости. Сильвенио нравилось это сердце, как бы он ни относился к его владельцу, потому что собственное маленькое сердечко всегда казалось слишком пугливым и слабым.
– Сир… могу я спросить?
– М-м?
Час и сорок минут назад система отопления начала сдавать позиции. Два с половиной часа назад окончательно заглохли аварийные двигатели. Три часа назад отказала главная панель управления, пораженная мощным электромагнитным импульсом. Пять часов назад Сильвенио предупредил Аргзу о том, что в этот сектор лучше не соваться – и был, естественно, проигнорирован, что сопровождалось раздраженными заверениями в том, что Аргза тут капитан и прекрасно знает возможности своего корабля.
– Когда вы наконец начнете слушать мои советы? Вы постоянно говорите, что полностью доверяете моим способностям и знаниям, говорите, что считаетесь с моим мнением, но, когда доходит до вопросов, подобных этому, вдруг перечеркиваете все вышеперечисленное, словно у меня нет ни шанса здраво оценить ситуацию.
И вот они здесь, возле холодной звезды, неумолимо, хоть и ужасающе медленно притягивающей их корабль в свои смертельные объятия, но прежде чем они столкнутся, вся их система жизнеобеспечения угрожала отключиться. Оставалось только делать ставки на то, что откажет первым: отопление или система вентиляции. Хотя отопление пока лидировало: оно не справлялось уже сейчас, и во всех отсеках царил жуткий холод, словно некое языческое божество дохнуло на корабль морозным воздухом суровой зимы. До температуры абсолютного нуля, царившей в окружавшем их космосе, еще не дошло, однако перспектива эта уже не вызывала
