Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

— Кто сейчас стрелял?

Те виновато и испуганно жались к своим коням, молчали.

— Кто стрелял, я спрашиваю?! — заорал Ерем.

Один из «молодцов» подтолкнул своего соседа.

— Ну чего молчишь, или ждешь, пока на всех скажут…

— Да я и сам не знаю, как это я… Услышал «стреляй», рука сама нажала…

Ерем смерил его взглядом. Мальчишка ведь, лет двадцать, не больше. Ерем размахнулся и ударил его в скулу, тот привалился к седлу, захлюпал носом.

— Ты из какого села?

— Из Ванка, — всхлипнул тот.

— Чей сын?

— Аванеса.

— Там у вас три Аванеса.

— Бадунца Аванеса.

— Того, что умер в позапрошлом году?

— Да, — опять всхлипнул парень.

— Твой отец был дельный человек. Кто же тебя сделал, такого дурака… Ну, вот что, — обернулся он к остальным. — Убирайтесь из села ко всем чертям, чтоб духу вашего здесь не было. Поняли?

— Поняли, дядя Ерем.

— Иначе всех перестреляю. Поняли?

— Поняли, дядя Ерем, как не понять… А как с ним быть? С Бахши.

— О нем не думайте, он не умрет. Идите и никогда с ним не связывайтесь.

— Так ведь он все наши села перебьет, боятся его…

— А вы для чего? Или не мужчины вы? Ладно, убирайтесь.

Подталкивая друг друга, «молодцы» увели своих коней. Ерем тронул сына за плечо:

— Пойдем, Левон.

Уже выйдя за пределы площади, они обернулись.

На одном конце площади лежал Бахши со сложенным ножом в зубах, на другом — жена Сантура билась в причитаниях над мертвым телом мужа.

— Каждому свое, — вздохнул Ерем.

Дома его ждал Гара-киши. С виду он был спокоен, но, когда Ерем и Левон появились в дверях, он, прежде чем сказать что-то, несколько раз прокашлялся — это и выдало его волнение. Ерем рассмеялся, легонько хлопнул его по плечу:

— Одним дураком меньше, я про кизира! Не горюй.

— Тебе не надо было ходить туда, кирва Ерем.

— Это еще почему?

— Не надо было ходить туда.

— Ждать, пока друг друга перебьют?

— Не знаю, кирва Ерем.

— Ну вот, теперь стало понятно! — снова рассмеялся Ерем, прошел в угол, налил в медную луженую кружку вина из кувшина, выпил до половины, отер усы и сказал:

— Жаль, что ты не пьешь, Гара-киши, много теряешь. Ты бы плюнул на ваши законы.

Это было единственное, на чем они не сходились: никакие силы не заставили бы Гара-киши переступить законы шариата и выпить вина. В иное время слова Ерема, как это нередко бывало, вызвали бы оживленный спор между ним и Гара-киши, с упоминанием аллаха и всех его пророков, господа бога, святых, особенно непорочных дев. Но сейчас Гара-киши лишь улыбнулся и развел руками.

Уже начало темнеть, когда Ерем с сыновьями провели его до Сеидлара…

В конце концов, кто-то должен был сказать однажды:

— Ну, хоть ночью-то она должна отдохнуть спокойно?!

— А что делать? — ответили другие. — Мальчика поместить к женщинам, что ли?

— Потом будут говорить, что о себе думаем, избавиться хотим от него.

— Это уж точно.

— Женщины — о, это такой народ, что угодно подумают! — вставил какой-то, по всему видать, отпетый женоненавистник.

— Добро бы только подумали, а то ведь скажут!

Результат этого короткого обмена мнениями оказался настолько ошеломляюще конструктивным, что поначалу никто не поверил в его реальность: ну как это можно, чтобы женщина, да еще молодая, да еще на курорте, да еще… гм… А что главврач скажет? Ничего не сказал главврач. Выслушав доводы членов депутации, он попросил их немного потесниться, чтобы освободить место еще для одной койки, и заодно распорядился, чтобы «хоть из-под земли», но добыли какую ни на есть ширму. На складе валялась одна бумажная. Ее почистили, заклеили, и получилось вроде не так уж плохо.

— Только имейте в виду, если вдруг нагрянет какое-нибудь начальство…

— Ну, что вы, доктор, мы не маленькие…

— Мы и сами частенько проходим через это…

— Особенно во время ревизий…

— Вы только своевременно дайте знак…

С того дня мужскую палату нельзя было узнать. Обычно запущенная, с полом, усеянным окурками и табачным пеплом, — ну мужчины же, черт побери! — теперь блистала стерильной чистотой на радость уборщицы, по общему мнению, самой зловредной старухи на земле. Куда только подевалось пропахшее после ванны нижнее белье, обычно развешанное для просушки на стульях или спинках кроватей! Повсюду появились пепельницы и даже на подоконниках — букетики полевых ромашек, собранных в верховьях реки и неумело втиснутых в бутылки с водой. Исчезли непременные сальные анекдоты на сон грядущий, разговоры теперь пошли солидные, на животрепещущие темы — о договоре с Германией и прочем. Самые заядлые курильщики по ночам выходили на веранду и там, нахохлившись от пронизывающего холода и слегка пританцовывая, наспех выкуривали свои папиросы.

Это было началом своеобразной цепной реакции: одно нарушение повлекло за собой другие.

Шеф-повар столовой Гасан Али каким-то образом узнал, что Нора, как истинная южанка, любит острые и жирные блюда восточной кухни, и стал готовить эти блюда специально для нее. Старого Гасана Али это тем более устраивало, что ему уже до смерти надоело готовить стандартные блюда, совсем не соответствовавшие ни его вкусу, ни его квалификации, и он рад