Удивительная жизнь Эрнесто Че - Жан-Мишель Генассия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, правда в том, что он покончил с собой.
* * *Людвик ликовал. Успех был скромным, но он был. Сторонники нового секретаря Коммунистической партии Чехословакии Александра Дубчека и президента Свóбоды были близки к успеху. Они выдвинули программу глубинного реформирования политической жизни страны: отмена цензуры, свобода прессы и передвижений, ограничение полномочий полиции, отказ от государственного регулирования экономики и жесткого административного централизма, участие рабочих в управлении предприятиями, введение федерализма.
Когда Дубчек осмелился реабилитировать Сланского, Клементиса и остальных жертв процесса 1952 года, потрясенные граждане восприняли это как вызов русским, но те не отреагировали. В воздухе сладко пахло весной. В сердцах Терезы и Людвика проснулась надежда: возможно, они наконец получат новости о Павле и узнают, что же произошло на самом деле.
Страх исчез.
В июле 1968-го открылись границы. Поколение, не знавшее иного режима, кроме коммунистической диктатуры, восприняло это как гигантский прорыв. Люди из окружения Хелены, ее друзья и знакомые, преподаватели, режиссеры, журналисты вдохнули воздух свободы, и начался массовый исход. Все разговоры касались только отъезда. Впору было задуматься, останется ли хоть один чех на родине, или Чехословакия окончательно обезлюдеет. Перейти на Запад не составляло труда: достаточно было добраться до немецкой или австрийской границы, шагнуть за шлагбаум и – вуаля, вот она, свобода!
Хелена решила обсудить эту тему с Йозефом: они могут уехать в Париж (все, кроме Людвика, который и слышать не желал об эмиграции), его наверняка возьмут на работу в Институт Пастера или в какую-нибудь больницу. Йозеф не согласился: он слишком стар, чтобы начинать с нуля. Хелена продолжала настаивать, и тогда он объяснил, что возраст – не главная причина, он хочет остаться, потому что не чувствует себя таким уж несчастным.
В конце концов Людвику удалось убедить Хелену, что в отъезде нет никакого смысла.
– Мы побеждаем и будем свободны у себя на родине, так зачем бежать? Люди смогут уезжать и возвращаться, когда захотят, мы не преступники, а патриоты. Пусть драпают сталинисты.
Страна менялась. Это чувствовалось по содержанию статей в «Руде право» и других газетах и по тону телевизионных комментариев. Никогда прежде ни один гражданин не смел прилюдно усомниться в словах министра правительства или в генеральной линии партии, потребовать введения многопартийной системы или справедливой оплаты труда. Над Богемией дули ветры свободы. Конечно, получалось не все, но революция будет мирной и бескровной, новую диктатуру никто устанавливать не хочет.
– Прошу тебя, поверь мне, нам стоит остаться, чтобы увидеть, как Дубчек и Свобода начнут строить социализм с человеческим лицом.
21 августа 1968 года войска стран – участниц Варшавского договора вторглись в Чехословакию и задушили Пражскую весну. Невозможно голыми руками сражаться с тремя сотнями тысяч солдат, «приехавших в гости» на шести тысячах танков и имеющих поддержку с воздуха шестисот самолетов. Около двух-трех тысяч граждан воспользовались «приоткрытыми» границами и сбежали. Трое молодых чехов пожертвовали собой, устроив акт самосожжения в знак протеста против оккупации страны.
Страх вернулся.
В конце августа Хелена снова заговорила об эмиграции: пока еще можно уйти через Австрию, но и это «окно» скоро закроется. Йозеф категорически отказался – он никогда не отправится в изгнание, Хелена не отступалась, но ссориться с отцом не хотела.
В субботу 7 сентября она решила, что на следующий день уедет, взяв сына. Антонин, обычно спокойно спавший до утра, плакал всю ночь. Хелена решила, что мальчик заболел, она укачивала его, пыталась успокоить и задремала в кресле рядом с кроваткой, а когда проснулась, малыш смотрел на нее своими большими круглыми глазками. Будь Хелена одна, она уехала бы в Америку, в город своей мечты Сан-Франциско, но у нее был Антонин. Оставить сына или подвергнуть его хоть малейшему риску она не могла. В Чехословакии у нее хотя бы есть возможность заработать на жизнь и защитить мальчика.
У Йозефа не было ни малейшего желания объясняться. Настойчивость Хелены очень его расстроила. Он выдвинул несколько веских аргументов и надеялся, что она уедет вместе с Антонином. Сам он поступил бы именно так, но подталкивать ее не хотел. Не самоубийца же он, в самом деле.
Когда ситуация накалилась, Йозеф понял, что его молодые соотечественники не готовы смириться и будут жестоко наказаны за свой порыв к свободе. Он задумался, стоит ли доживать остаток дней в тюрьме под открытым небом, возможно, ему все-таки удастся начать все заново в другой стране. Но только не в Париже. Он поклялся, что никогда не вернется в этот город. Йозеф боялся встреч с призраками прошлого.
Шли дни, но, ко всеобщему удивлению, Дубчека от власти не отстранили, никого не репрессировали и не посадили. Хелена переживала тяжелый период, она участвовала во всех протестных движениях, и больше всего ее угнетала необходимость отказаться от обманчивых надежд раздавленной танками весны.
Йозеф видел, как тяжело дочери, и решил предложить ей уехать, оставив Антонина им с Терезой:
– Не волнуйся за малыша, я всегда буду рядом, с ним ничего не случится.
Хелена посмотрела на него как на безумного:
– Думаешь, я могу бросить сына? Да за кого ты меня держишь?!
Через несколько дней они ждали к ужину Людвика, он опаздывал, Тереза играла с Антонином, Йозеф читал, отвлекся, посмотрел на стоявшую у окна Хелену, и его пробрала дрожь: она смотрела в пустоту и расчесывала волосы, снова и снова, механическим жестом проводя щеткой по коротким прядям.
13 апреля 1969 года Антонину исполнилось два года. Людвик пришел встретить Хелену после занятий, и она не удивилась, увидев его: все эти месяцы после вторжения он очень ее поддерживал (вернее будет сказать – они поддерживали друг друга). Людвик не дал Хелене совершить трагическую ошибку, примкнув к товарищам по киношколе, которые собирались протестовать и дальше.
«Все кончено. Нужно делать свою работу и продолжать жить».
Хелена в свою очередь утешала Людвика, когда его бросила любовница. Магда позвонила в редакцию, Людвик решил, что ему хотят назначить свидание в буфете, но женщина без лишних предисловий сообщила, что между ними все кончено, их роман был ошибкой, она любит мужа и больше всего на свете дорожит семьей. Петр великодушно простил ей измену, так что…
Людвик был потрясен, но, оправившись от шока, нашел в случившемся положительную сторону.
«Если подумать, нас связывало только физическое влечение, ничего больше. Понимаешь?»
Все сложилось очень удачно. Магда ушла из газеты, и Людвик больше не сталкивался с ней в коридорах. Петр нашел место сварщика на заводе, и семья переехала.
Людвик купил Антонину кубики (он каждую неделю дарил мальчику какую-нибудь игрушку), а Хелене – книгу (раз в месяц он заходил в букинистический магазин, чтобы отыскать для нее французский роман). Как это ни странно, ни связи с реформистским крылом партии, ни выступления с требованием демократизации страны не помешали Людвику стать завредом.
«Восемь ведущих сотрудников утекли за границу, – объяснил он родным. – Я не строю иллюзий, мной просто заткнули дыру».
Хелене трудно давался курс оптики. Она вообще не очень интересовалась техникой, но деваться было некуда.
Они шли по улице, и она объясняла Людвику, что никак не может понять, чем дифракция отличается от рефракции, угломер от диоптрического прицела, а он слушал так внимательно, как будто ему было жутко интересно. Хелена остановилась, чтобы закурить, и вдруг заметила, что Людвик покраснел и дышит, как пес в жаркую погоду.
– Хочешь выйти за меня замуж, Хелена?
Она решила, что ослышалась:
– Ты предлагаешь пожениться?
– Я подумал – это лучшее, что мы можем сделать. Так как?
– Не знаю, мне нужно время.
– Я люблю тебя, Хелена, и все время о тебе думаю. Мы были предназначены друг другу судьбой. Ничего, что каждый из нас пережил собственную любовную историю, теперь мы набрались опыта и можем быть вместе.
– Честно говоря, я и думать не думала, что мы поженимся.
– Но почему? Нам ведь было хорошо вместе.
– С тех пор так много всего случилось. Мне нужно подвести итоги, понять, на каком я свете. Дай мне время.
– Я тебя не тороплю. Не захочешь выходить замуж, можем просто жить вместе.
Хелена чувствовала себя неловко: ей сделали предложение, а она не радуется. Нужно улыбнуться, дать Людвику надежду, не связывая себя клятвой.
– Посмотрим… – произнесла она наконец, не придумав ничего лучшего.
Хелена мучилась сомнениями. Случались дни, когда она готова была согласиться, но, оказавшись лицом к лицу с Людвиком, не могла выговорить слово «да». Она тянула время, боялась, что Людвик устанет ждать, убеждала себя, что нельзя упускать свой единственный шанс создать семью. Идея завести роман с новым, незнакомым мужчиной, смеяться, кокетничать, соблазнять ужасала Хелену. Если она и дальше будет мурыжить Людвика, он отступится. Посоветоваться можно было только с Йозефом, но его ответ она знала заранее.
