Адамово Яблоко - Ольга Погодина-Кузмина

– Просто скажите, что ваши карты и свечи – надувательство и больше ничего!

– Остыньте, дамочка! – нахмурилась ведунья. – Деньги не все решают в этом мире.

– Зачем вы их тогда берете?

Гадалка подумала с полминуты, или сделала вид, что обдумывает что-то, затем вздохнула.

– Ладно, вам все равно тут никто не поможет, кроме меня… Но уж если я и возьмусь за это дело, то заплатить нужно будет вперед. И стоить это будет дорого – мне потом три дня очищать свою ауру от негативной энергетики.

– Нет, это исключено, – сказала Марьяна, внезапно успокаиваясь. – Я ничего не буду платить, пока не увижу результат. Хватит того, что я уже потеряла с вами деньги и время.

Ведунья задула свечи, собрала колоду.

– Раз так, чего вы здесь сидите?.. Да, последний вопрос: ваш муж ведь давно с вами прекратил интимные отношения?

– Это я прекратила! – вспыхнула Марьяна. – Мне противно даже думать, чтобы он касался меня после этой грязи! И кто вам вообще позволил лезть в мою жизнь?

Подумав, ведьма достала с полки один из флаконов.

– Вот, возьмите это. Идите домой. Примите душ и смажьте все тело этим маслом. Ваш муж придет сегодня и захочет с вами переспать. Можете отказываться, но я бы не советовала. Это вам будет доказательство, что я могу реально вернуть мужа к жене.

– Хорошо. Если будет, как вы сказали, я приду и заплачу вперед, – кивнула Марьяна. – Но этого не может случиться – сегодня вечером муж едет в Москву и вернется только в понедельник.

– Поживем – увидим, – заявила ведунья, но Марьяна уже выходила из ее кабинета, не прощаясь и не оглядываясь.

Домой, в Озерное, Марьяна попала уже довольно поздно. Расстроенной и выбитой из колеи после визита к гадалке, ей пришлось еще ужинать с Сергеем Сергеевичем Сирожем.

Речь шла об их судебных делах и об «Альмагесте», который партнеры отца очень хотели заполучить в обмен на свою долю в компании. Георгий же держался за этот актив с удивительным упрямством. Зачем-то он затеял строительство ночного клуба на крыше бизнес-центра. Это был затратный и очень несвоевременный проект, но он занимался им лично, не слушая и не принимая никаких возражений.

Сирож снова пытался играть с Марьяной в какие-то игры, долго разглагольствовал о женском достоинстве, о вызывающем поведении некоторых мужчин и о своем сыне, который якобы все не мог ее забыть. А под конец даже прямо предупредил о каких-то чрезвычайных мерах, которые собираются предпринять против Измайлова обиженные компаньоны. Измученная ревностью, Марьяна все же не допускала мысли о том, чтобы мстить Георгию вместе с Сирожами – ей были слишком неприятны эти люди, не разбирающие средств в достижении целей. А самое главное, она не могла им доверять.

Снимая с лица макияж в своей сорокаметровой спальне, припоминая оскорбительные намеки Сирожа и колкости гадалки, она снова ощущала беспомощную злость. Из зеркала на нее смотрела усталая, безнадежно стареющая женщина с ожесточенным взглядом, с израненным сердцем. Разглядывая морщины у глаз и крыльев носа, она снова и снова думала о том, каким разочарованием сменились надежды, которым она так наивно отдалась всего несколько месяцев назад.

Когда пора уже было ложиться и она стала нехотя раздеваться, чтобы принять душ, в спальню вошла, коротко постучав, взволнованная горничная Валентина.

– Марьяна Павловна, включите телевизор, – пробормотала прислуга, извинившись. – Там теракт на железной дороге, московский поезд взорвали. Водитель сказал, это важно…

С недоверием покосившись на горничную, Марьяна взяла пульт, нашла новостной канал. И, увидев на экране горящие вагоны, спасателей в оранжевых жилетах, человека в форме железнодорожного чиновника, что-то быстро говорящего в камеру, застыла, пораженная. В этом поезде ехал Георгий.

Его телефон долго не отвечал, и на какой-то момент ей сделалось не по себе, как бывает в дурном сне, вернее, в первые секунды после пробуждения от кошмара. За эти секунды она успела представить его смерть и тут же увериться, что это невозможная ошибка, потому что существование без него было немыслимо. Судьба не могла так сурово наказывать ее, никому не сделавшую зла.

Наконец, услышав его голос, она испытала такую радость и облегчение, что едва смогла это скрыть. Он же отвечал вполне спокойно:

– Со мной все в порядке, еду к тебе, в Озерное. Я не звонил – думал, ты уже легла. Представь, опоздал на поезд, второй раз в жизни. Потом взял билет на экспресс, зашел еще в ресторан, вернулся на вокзал – а там на табло: «отмена, отмена». До сих пор не верится. Что там говорят?

Стараясь, чтобы и ее голос казался ровным, она рассказала то, что узнала из новостей – много жертв, пожар уже нейтрализовали, пути восстанавливают, но поезда пойдут только через несколько часов.

– Да, я уже написал Ирине, чтоб перебронировала мне на самолет, – проговорил Георгий. – Ничего, опоздаю на день, как раз подхвачу Вальтера и поеду с ним. Заодно возьму учредительные по фонду, в сейфе в кабинете, забыл тебя попросить. – Помолчав, он добавил: – Кстати, очень приятно, что ты беспокоишься. Пробок нет. Я буду уже минут через двадцать.

Тревоге, которую она пережила, нужно было как-то перегореть, и Марьяна почти машинально схватилась перебирать свою домашнюю одежду – ночные сорочки, пеньюары, корсажи, зачем-то купленные перед свадьбой в совершенно избыточном количестве. Выбрав наконец пижаму и короткий шелковый халат, она поняла, что еще успеет принять душ. А выйдя из ванной, слегка нарумянила лицо и тронула карандашом глаза, ругая себя перед зеркалом: «Боже, что я делаю! Зачем, зачем?»

Когда наконец подъехала машина, она едва удержалась от желания сбежать вниз, чтобы встретить мужа у крыльца, обнять прямо при прислуге, как делают любящие жены в сентиментальных кинороманах. Все же она спустилась в холл.

Георгий вошел с дорожной сумкой, в замшевом пиджаке поверх легкого джемпера, в светлых мокасинах и с каким-то помолодевшим, залихватским лицом. По его виду Марьяна поняла, что он изрядно пьян.

– На заборе за блок-постом вот такими буквами написали: «Кончай бухать, займись делом!» Кто там строится, не знаешь? – спросил он, поднимаясь вслед за ней в спальню. – Я выпил в машине полбутылки коньяка, но тут еще осталось. Ты не против?

В спальне, разлив коньяк, он подошел и взял ее за руки.

– Честно сказать, раньше не верил в такие истории. Ты очень сексуальная в этой пижаме. Хочешь, сделаю тебе массаж ступней?

– Нет, – быстро ответила она и хотела высвободиться, но Георгий с силой привлек ее к себе. Когда он нашел своим ртом ее губы, она почувствовала острую слабость, но все же снова попыталась отстраниться, повторяя:

– Зачем это? Ты понимаешь, что ты делаешь?

– Всего лишь собираюсь заняться любовью со своей женой, – заявил он, продолжая настойчиво подталкивать Марьяну к кровати. – Нужно же ознаменовать мое чудесное спасение и возвращение к новой жизни.

– К новой жизни? – совсем теряя над собой власть, пробормотала она.

– Как феникс из пепла. Или Осирис, разрубленный на части.

Больше не в силах сопротивляться, Марьяна позволила уложить себя на постель. И, поддаваясь его натиску, подумала, что обещание новой жизни еще может возродить ее почти умершие надежды, как возрождались упомянутые им боги и персонажи легенд.

Когда все закончилось, прикрыв в изнеможении глаза, ощущая приятную пустоту внутри себя, чувствуя, как Георгий ласково треплет и накручивает на пальцы ее волосы, Марьяна вдруг нащупала где-то в уголке сознания помеху, крадущую полноту этого неожиданного счастья – как горошина под периной или камешек в туфле. Тогда она вспомнила про флакон, который дала ей гадалка и который она так и не достала из сумки. И тут же подумала, что обещание ведьмы все же сбылось.

Конечно, это было всего лишь совпадение, но теперь она не могла отделаться от мысли, что настоящей причиной взрыва была не злая воля террористов или неких политических сил, а ее жадное желание вернуть себе то, что принадлежит ей по праву.

– Ты что-то хотел мне сказать? – осторожно напомнила она, садясь на постели и прикрывая грудь простыней.

– Сказать?

– Про новую жизнь, которую мы теперь должны начать.

Георгий посмотрел на нее и совершенно невпопад спросил:

– Может, нам попробовать завести ребенка?

Она ожидала услышать совсем не это. Ей тут же пришло в голову, что его внезапная вспышка страсти была вызвана не возвратившимся чувством, а какими-то практическими соображениями. Тут же она почувствовала стыд своей наготы перед ним и начала одеваться, вытаскивая из складок простыней свою одежду, нервно отвечая:

– Не знаю. Это слишком серьезный шаг. Я не готова обсуждать это сейчас. Мне нужно в ванную.

Георгий поймал ее за рукав пижамы.

– Маша, ну конечно, сейчас мы ничего не будем обсуждать. Сядь. Я просто хочу, чтобы ты знала: ты очень важный человек в моей жизни. Очень близкий мне человек. Я не хочу тебя потерять. Правда. Это не просто слова.