От Анны де Боже до Мари Туше - Ги Бретон

Отдавшие свои прелести на службу Отечеству, все эти юные особы «с внешностью богинь, но с радушием обычных смертных», действительно использовались в политических целях. Бесконечно превосходя друг друга в красоте, бесстыдстве и кокетстве, они были призваны Екатериной Медичи прежде всего для того, чтобы лишить мужчин способности ясно и трезво мыслить.

Эти юные и грациозные существа, которых иностранные дипломаты, оказавшись проездом в Париже, обнаруживали у себя в постели, составляли то, что было принято называть «летучим эскадроном королевы». Зачастую им хватало всего одной ночи любви, чтобы разоружить самых заклятых врагов Франции. Вот что рассказывает Брантом, знавший весьма близко многих из этих прелестниц: «Эти фрейлины способны были зажечь любого; не потому ли им удалось испепелить не только многих из нас, дворян, служивших при дворе, но и тех, кто осмеливался прилететь на огонек».

Поведение многих из этих красавиц не замедлило вылиться в скандал, и однажды королева получила из Италии осуждающее письмо: «Вам следовало бы, — писал автор, — обходиться прежним, малым составом ваших девиц, чтобы они без конца не ходили по рукам мужчин и чтобы были поцеломудреннее одеты».

Разумеется, подобным советам Екатерина Медичи не придавала никакого значения и по-прежнему продолжала посылать свой эскадрон на галантные маневры, позволявшие ей выведывать самые тайные мысли принцев, прелатов и знатных сеньоров королевства, а также знакомиться с теми, кто мог быть ей полезен. Подобное упорство обеспечило ей бесценные козыри. Никогда еще постель не приобретала столь важного значения, как в ту эпоху.

Следует, однако, уточнить, что, несмотря на то, что фрейлины могли предаваться самым бесстыдным порокам, существовало одно условие, в соблюдении которого королева была неумолима: «У них должно было хватить ума, ловкости и навыков, чтобы не допустить вспухания живота…»

Те, кто возвращался задания во дворец «с маленьким сувениром», немедленно изгонялись.

Сразу же после своего вознесения на вершину власти регентше представился случай использовать одну из самых красивых участниц своего галантного эскадрона, прекрасную мадемуазель де Руэ.

То было время жестокого противостояния Екатерины трем знатным семействам, которые особенно люто ее ненавидели и чьей коалиции она любой ценой не должна была допустить. Этими семействами были Гизы, Монморанси и Бурбоны ветви Людовика Святого.

Гизам. пришлось умерить свою спесь после отъезда Марии Стюарт, а коннетабль де Монморанси, сосланный в Шантильи, пребывал в опале.

Оставались Бурбоны, глава которых, Антуан, король Наварры, женатый на Жанне д'Альбре, громко протестовал против вмешательства Екатерины в политические дела и претендовал, не без некоторых законных оснований, на регентство.

Необходимо было заставить замолчать этого беспокойного типа, приручить и, если возможно, превратить в союзника. Этот ловкий трюк предстояло проделать всего одной женщине, вооруженной лишь силой своего обаяния <Соваль. Галантные похождения французских королей, 1738>.

Ее звали Луиза де Беродьер. Она была дочерью сеньора де Сурша и де Л'Иль-Руэ, но при дворе все называли ее просто «прекрасная Руэ».

Екатерина выбрала ее за блеск чудных глаз, за манящую грудь, за волнующий стан, то есть за те три главных достоинства, которые король Наварры, редкостный волокита, «особенно ценил в женщине.

Получив точные предписания, красавица выбрала сильно декольтированное платье и пошла на приступ со всеми своими прелестями, так сказать, наголо. Противник оказался легкой добычей, и в первую же ночь оба провели в одной постели.

Ночь прошла прекрасно. Прекрасная Руэ знала множество изысканных ухищрений и искусных дерзостей, которые привели короля Наварры в такой восторг, что к утру он почувствовал себя ослепленным, обессиленным и безумно влюбленным. И тогда Луиза, которая в своей необузданности была просто великолепна, вдруг почувствовала в себе «пробуждение стыдливости». Прижавшись к Антуану, она разразилась рыданиями:

— Королева так сурова, — стонала она. — Если она узнает, что мы сделали, она прогонит меня. И я боюсь, как бы она не перенесла свой гнев и на вас.

Король Наварры, ни за что не желавший лишиться столь пылкой партнерши, пообещал сделать все, что в его силах, чтобы Екатерина почувствовала необходимость в ответном жесте.

<«Чтобы добиться всемогущества, королеве требовалось привлечь на свою сторону принцев из дома Бурбонов; а так как она знала, что любовь — самая действенная пружина, если надо влиять на умы людей своего времени, она и воспользовалась женскими прелестями своих фрейлин, чтобы осуществить свое намерение».>

— Так что вам нечего бояться, — сказал он.

А так как Луиза продолжала дрожать, он добавил:

— Я сейчас же к ней отправлюсь.

Когда он появился у королевы-матери, выражение ее лица было столь неопределенным и странным, что невольно закрадывалось, не известно ли ей уже кое-что.

Король Наваррский был сама любезность, само миролюбие, ни словом не обмолвился о своих правах и «готов был предложить ей собственное королевство, стоило только его об этом попросить», так горячо он жаждал благорасположения королевы Екатерины, а значит, и безопасности своей новой любовницы.

Флорентийка произнесла в ответ несколько двусмысленных слов и внимательно взглянула на Антуана из-под полуприкрытых век:

— Будем друзьями, — сказала она неожиданно. А так как Антуан на это только улыбался,, добавила:

— Я жалую вам титул наместника королевства. Склонившись в почтительном поклоне, Антуан выразил свое согласие, и это означало, что отныне он отказывается требовать пост регента Франции и тем самым признает верховную власть Екатерины. Прекрасная Руэ выиграла партию…

* * *

Очень скоро о любовной связи Антуана де Бурбона узнали в протестантских кругах. Вожди гугенотов, прекрасно понимавшие хитрую игру королевы-матери, трепетали при одной только мысли, что король Наварры может окончательно покинуть их ряды. Сильно взволнованный этим Кальвин писал доверенному лицу, Буллинджеру: «Все дело в Венере. Матрона (Екатерина), знающая толк в этом искусстве, выбрала в своем гареме ту, что могла уловить душу нашего человека в свои сети».

Неделю спустя Екатерина потребовала от Луизы осуществить вторую часть намеченного плана. «Она приказала своей фрейлине продолжать ублажать любовника, — рассказывает Анри Этьен, — и не отказывать ему буквально ни в чем, чтобы он вовсе забыл о делах и тем вызвал всеобщее недовольство; именно таким способом она и добилась своей цели».