Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро

а затем вытащила с поля боя раненого мужа. Вышестоящий офицер назвал ее героиней Республики и вместе с другими командирами добился того, чтобы Национальный конвент признал ее заслуги. Барро и ее муж получили немедленное вознаграждение в размере 300 ливров, ее наградили на местном собрании, и историю о ее подвиге включили в пропагандистское издание Леонара Бурдона (1754–1807) “Recueil des actions heroiques et civiques des rbpublicains français” («История героических и гражданских действий французских республиканцев», 1793). Бурдон описал храбрые поступки Барро, а также ее желание вернуться после службы к типичной женской гендерной роли: он процитировал просьбу уволить ее со службы, чтобы «обеспечить моих детей заботой, которой я обязана им, как мать, теперь, когда я послужила мужу и стране в полную силу своих способностей» [Bourdon 1793: 8]. «Героинизм» стал возможен благодаря инициативе женщин, а также военной снисходительности и защите, но после женщины должны были вернуться к традиционному гендерному идеалу (рис. 13).

Но республиканские военные героини, такие как сестры Ферниг и Барро, были редкостью. Образы Марианны и Свободы, а также спартанских женщин, восхваляемые лидерами Революции, предназначались лишь для поддержки и оправдания действий мужчин, но не считались признаками политической или военной агентности для женщин[329]. Вскоре стало очевидно, что женщины не могут быть гражданами или солдатами, как и рабочими, помощниками или наблюдателями на фронте. Женщин в революционных военных кампаниях обвиняли в замедлении армии, особенно после ослабления брачного законодательства, в трате ценных продуктов и пайков и занятии пространства в повозках, предназначенного для армейских вещей[330]. В результате 30 апреля 1793 года Лазар Карно (1753–1823) и Конвент объявили, что всех «бесполезных» женщин следует изгнать и не допускать в лагеря и гарнизоны. Батальон мог оставить лишь четырех женщин в качестве прачек и маркитанток. Женщина могла фигурально отражать la Grande Nation, но гражданином-солдатом она быть не могла.

Рис. 13. Гравюра с изображением Александрины Барро по прозвищу Роза или Либерте (1771–1843) из альбома Тернизьена д’Одрикура 1807 г. Pastes de la nation franchise et des puissances alliees, ou Tableaux pittoresques graves… accompagnes d’un texte explicatif, et destines a perpetuer la memoire des hauts faits militaires, des traits de vertus civiques, ainsi que des exploits des membres de la Legion d’honneur (Великолепие французской нации и союзных держав, или Живописные гравюры… сопровождаемые пояснительным текстом и предназначенные для увековечения памяти о высоких военных достижениях, проявлениях гражданской доблести, а также подвигах членов ордена Почетного легиона). Предоставлено Национальной библиотекой Франции

Иностранцы и расовые меньшинства также представляли проблему для идеала национальной армии граждан, как на континенте, так и за рубежом. Кристофер Тоцци изучает две противостоящие силы, действовавшие в умах и политике последующего революционного руководства. Первой было желание сформировать прочную связь между гражданственностью и военной службой, чтобы создать армию «истинных» французских граждан, то есть белых мужчин, родившихся во Франции. Другой была идеология liberte, egalite, fraternité и настоятельная потребность армии в людских ресурсах, особенно когда военный призыв не смог обеспечить нужный для поддержания военных усилий Франции размер армии. Иностранные солдаты и расовые меньшинства во Франции, включая свободных цветных людей и беглецов из колоний, были важным источником заполнения пробелов в рекрутинге. Они считались особенно полезными для участия в опасных операциях с высоким уровнем смертности и ранений, так как это могло сохранить жизнь «истинных» французских граждан. Когда государство определило политические меры в отношении иностранцев и меньшинств, появилась стратегия их объединения в специализированные подразделения. Это разделение позволило французской армии извлечь выгоду из их участия, при этом занизив политическое значение их службы – военная служба не означала гражданство – и сохранив места в регулярной армии для французских граждан[331].

К лету 1792 года революционное правительство создало ряд специальных корпусов. Они получили название «иностранных легионов» (legions /ranches etrangeres), хотя в их рядах состояли французы различных рас, в том числе офицеры-аристократы смешанного расового происхождения, например Жозеф Булонь, шевалье де Сен-Жорж (1745–1799, рис. 14), и «черный граф» Тома-Александр Дюма (1762–1806)[332]. Родителями обоих мужчин были белые отцы дворянского французского происхождения и африканские матери-рабыни из Гваделупы и Сен-Доминго соответственно. Они получили образование во Франции за несколько десятилетий до начала Революции. Уроженец Сен-Доминго смешанного расового происхождения Жюльен Раймон (1744–1801) в своем обращении к Национальному собранию в начале сентября 1792 года выступил в защиту этих мужчин. По его утверждению, они были французами и должны были считаться гражданами с полными политическими правами, включая право служить Республике на войне. Собрание разрешило Раймону собрать подразделение из темнокожих солдат и солдат смешанного расового происхождения, которое получило название Американского легиона и которым командовал Сен-Жорж с Дюма в качестве одного из лейтенантов. К 7 ноября 1792 года это подразделение собрало 400 пехотинцев и 150 кавалеристов [Tozzi 2016, гл. 3]. Американский легион был способом принять участие в Революции и позволил темнокожим мужчинам и мужчинам смешанного происхождения занять высокие звания впервые за всю современную историю Европы [Ibid.][333]. Дюма стал офицером афро-европейского происхождения с самым высоким званием за все время в какой-либо европейской армии. Тоцци пишет:

Несомненно, их было мало, и их существование в роли легионеров было коротким, но гораздо ценнее военного вклада была их символическая роль в укреплении связи между военной службой и гражданственностью для расовых меньшинств. Они также создали важный прецедент для корпусов темнокожих солдат, которых позже собрал Наполеон, а также десятков тысяч колониальных солдат, сражавшихся во Франции на протяжении XX века [Ibid.: 110].

Несмотря на символическое значение этих подразделений, прецедент, созданный революционной военной политикой, также послужил прототипом для будущих политических мер, которые удерживали «иностранные» подразделения вроде Американского легиона отдельно от остальной армии в административном плане. Бернар Тайно отмечает, что политика в отношении legions/ranches etrangeres вытесняла «на обочину регулярной армии политический вопрос и военный наем» иностранцев и представителей расовых меньшинств [Gainot2007: 32]. Исключительный и шаткий статус этих особых подразделений подтверждался не раз. Положение Американского легиона с самого начала было неустойчивым. Сен-Жорж не получил достаточно средств для экипировки и приобретения лошадей для своих солдат, как и времени на должную военную подготовку. Очень скоро военный министр Жан-Николя Паш уведомил его об отправке легиона на фронт. Сен-Жорж ответил Пашу: «Не имея достаточно лошадей, вооружения и офицеров, я не могу отправить своих людей на убой… без шанса научить их отличать лево от права»[334]. Сразу после этого, как происходило со многими военнослужащими-иностранцами, на Сен-Жоржа донесли в Комитет общественной