Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примечательно, что генерал Буйе обвинил Праздник Федерации в формировании мятежного духа и в столкновениях граждан и солдат, произошедших в Нанси. Хотя Национальное собрание надеялось разграничить во время этого события солдат и граждан, праздник привел к гораздо большему военно-гражданскому братанию. «Последствием этого праздника было отравление солдат, – заявил Буйе. – Солдаты принесли из столицы все семена коррупции; они распространяли их в армии, и спустя 15 дней или месяц вся армия была в состоянии восстания» [Bouille 1797: 134]. Теперь офицеры должны были привыкнуть ко всем видам жестокого обращения, которые их предки – и порой сами офицеры – давно применяли к солдатам: угрозы, унизительная порка и забрасывание камнями, физические увечья, например ослепление, и убийство. По мере того как их права по рождению и привилегии с последующими революционными указами отменялись, офицеры все больше чувствовали пренебрежительное отношение, бесправность и уязвимость. Многие уехали из Франции, решив, что их статусу и мечтам Военного просвещения о социальности, humanite и sensibilité в армии не суждено воплотиться. Со временем не только солдаты и офицеры начали сомневаться и отказываться от идеалов добровольной гражданской армии из братьев-соотечественников. Само государство быстро сдалось, когда лидеры поняли, что добровольная военная служба оставляла армию без необходимых людских ресурсов, особенно с началом войны в 1792 году. Когда patrie оказалась в опасности, добровольная служба сменилась принудительной levée en masse в 1793 году и, наконец, военной службой по призыву в период Директории. Более того, концепция гуманности привела к жестокости, когда появилась категория hostis humanigeneris («врага рода человеческого»), оправдывающая истребление национальных и международных врагов Революции [Edelstein 2009:260–263]. Казалось, идеалы Военного просвещения были разрушены.
И все же военная трансформация Революции, миф о la Grande Nation и сохранившиеся идеи Военного просвещения не отменяли друг друга. Они объединились в обширную новую культуру милитаризма и империализма, позднее сформированную руками будущего императора-воина.
Порождение и осквернитель Военного просвещения
Наполеон Бонапарт был в буквальном смысле воспитан в духе Военного просвещения. После того как его отец предоставил доказательства четырех поколений дворянства Бонапартов, девятилетний Наполеон поступил в École militaire de Brienne (Бриеннскую военную школу) в регионе Шампань. Он проучился пять лет и стал одним из пяти учеников своего класса, которые успешно сдали вступительный экзамен и были приняты в École royale militaire в Париже. Наполеон поступил в октябре 1784 года на годовую образовательную программу в качестве cadet gentil-homme («кадета-дворянина»). Хотя высокие математические способности обеспечивали ему место во флоте, в ноябре 1785 года его распределили в артиллерийский полк Ла-Фер, размещенный в Балансе.
В своей юности Наполеон был истинным militaire philosophe. Получив формальное образование, он продолжил самостоятельно заниматься военными исследованиями, читал и писал об артиллерии и пытался определить непреложные универсальные принципы войны[339]. Он записал существующие практики и составил свой собственный список «принципов артиллерии». Кроме того, Наполеон читал и писал о политической и культурной истории своей родной Корсики, а также Древней Греции, Англии, Франции, Венеции, Флоренции и других. Помимо военных, социальных и естественных наук он очень увлекался философией и литературой. Наполеон много читал, комментировал труды Бернардена де Сен-Пьера и других, а также писал сам, например сочинение «Диалог о любви». Его ранние заметки и сочинения показывают глубокую вовлеченность во многие из горячих философских дебатов эпохи Просвещения: о патриотизме, славе, самоубийстве, дворянстве, королевской власти, естественном состоянии и “Discours sur lorigine et les fondements de Pinegalite parmi les hommes” («О происхождении и основаниях неравенства между людьми») Руссо. С учетом его интеллектуальных и литературных интересов, неудивительно, что Наполеон сравнивал свою жизнь с романом.
Формирование Наполеона как человека Военного просвещения также очевидно в его понимании военного дела применительно к человеку, то есть в осознании важной роли социальных, психологических и физических условий, влияющих на военных. Его идеи Grande Nation, героизма и военного сообщества выражают этот антропоцентричный подход и его корни в воинских культурах Просвещения и Революции. Воинская культура Наполеона предполагала больше инноваций, чем изобретений; она смешивала знакомые, но слегка измененные образы военных, логику боевых действий и, наконец, французскую нацию. Успешное применение Наполеоном этой гибридной культурной системы сыграло ключевую роль в переходе от идеологии к действию в форме беспрецедентной по своей силе и масштабу милитаризации.
Первым делом Наполеон переосмыслил понятие гражданина-солдата, отдав предпочтение последнему и сделав первое необходимым условием. «В период Революции идеальный француз был преданным гражданином patrie и солдатом при необходимости. При Наполеоне гражданин-солдат стал солдатом-гражданином», – поясняет Майкл Хьюз:
Наполеоновский режим задействовал видение боевой маскулинности, чтобы сформировать новую категорию человека, определяемого его военными атрибутами, человека, который в первую очередь был солдатом и который получал выгоды гражданина посредством военной службы. Чтобы достичь этой цели, Наполеон и его сподвижники мобилизовали все имевшиеся ресурсы и институты, продвигая военные ценности среди населения Франции. В искусстве, образовании, церквях, прессе, официальных наградах и публичных празднованиях армия стала образцом для общества. Наполеоновская пропаганда выставляла солдат воплощением французского мужества, гипермаскулинными героями, которым должны были подражать все французские мужчины [Hughes 2012: 111].
Просвещенный военный герой был готов сквозь слезы пожертвовать собой и близкими ради patrie. В противовес ему идеальный революционный и наполеоновский гражданин имел более монолитный энтузиазм и острое желание пожертвовать собой ради французской нации. И все же логика революционного и наполеоновского патриотического боевого рвения была разной. В то время как революционеры главным образом делали акцент на оборонительной войне для защиты дела Революции и patrie еп danger, Наполеон во многом отказался от традиционного jus ad bellum в пользу неприкрытого империализма. Солдаты-граждане Наполеона получили роли боевых хранителей французской чести и приняли на себя ответственность за расширение французского геополитического статуса через военные завоевания. Относительно тонкую борьбу за революционные ценности и свободу сменил откровенный империализм во имя самозваного превосходства Франции. Страна в целом представлялась как по определению
