Дело всей жизни (СИ) - "Веллет"

— Какая очаровательная история, — хмыкнул Хэйтем.

— Но я действительно лет с восемнадцати больше так не напивался, — усмехнулся Шэй.

Коннор заинтересовался:

— Твоим наставником ведь был Раксота? А что он тебе сказал, когда ты вернулся в тот раз?

Шэй безотчетно потянулся к заднице и ляпнул:

— Да ничего особенного. Но был недоволен, конечно.

Коннор улыбнулся:

— Раксота и мной вечно недоволен. Он, наверное, всегда такой. Я хочу поговорить с тобой наедине, Шэй. И тогда ты расскажешь все, что можешь, про то, как путешествовал. А я тебе про форт Джордж расскажу. И про Фолкнера. Он тебя, кстати, совсем не помнит. Ты знал его раньше?

— Почти что нет, — честно отозвался Шэй. — Кажется, нас когда-то представляли друг другу, но я тоже этого не помню. Наверное, и он, и я сильно изменились. Я буду ждать, Коннор, мы еще обязательно поговорим.

— Не хочешь пойти со мной сейчас? — парень, уже начав подниматься, плюхнулся обратно. — Мы могли бы поболтать перед сном.

— Сейчас не могу, — искренне отозвался Шэй. — Мне нужно еще рассказать обо всем, что было во Франции, твоему отцу. Это важно. Действительно важно.

Коннор открыл было рот, чтобы что-то сказать, потом закрыл. Потом свел брови и уточнил:

— А что, сегодняшнего отчета было недостаточно?

— Пора спать, Коннор, — металлическим тоном произнес Хэйтем и куда более мягко добавил. — Кстати, ты можешь забрать из моей спальни Рохвако. Теперь ты рядом, и мне ничто не грозит. Пусть он оберегает твой сон.

— Твой сон теперь тоже есть кому оберегать, — Коннор метнул взгляд на Шэя, но этим и ограничился.

— Добрых снов, Коннор, — пожелал Шэй, улыбнувшись. — Хотя с Рохвако дурные видения тебе не грозят.

— А тебе? — Коннор вдруг приостановился.

— Когда я здесь, мне не снится ничего плохого, — заверил его Шэй. — Твой отец охраняет мой сон лучше Рохвако.

— Надеюсь, вы с отцом найдете время и поговорить, — дерзко ответил Коннор, поднимаясь. — А то опять завтра скажешь, что тебе надо отчитаться. Сколько же можно отчитываться?

Он сбежал раньше, чем Хэйтем успел высказаться, и Шэй только негромко заметил в пустоту:

— А реакция у него отличная. Пожалуй, я горжусь им, Хэйтем. И… надеюсь, мне сегодня действительно не приснится ничего плохого.

— Что случилось, Шэй? — Хэйтем немного пришел в себя после высказываний Коннора и повернулся в любовнику, не скрывая тревоги во взгляде.

— Ты же знаешь про тот самый мой сон, — Шэй неловко пожал плечами. — Ну, тот, самый страшный.

— В последние лет пять, кажется, он тебя не посещал? — нахмурился Хэйтем.

— Верно, — кивнул Шэй, и невольно потянулся в карман за флягой с ромом — в бокале было уже пусто.

Этот сон был страшнее обычных кошмаров, что порой снились Шэю — о разрушении Лиссабона, о смерти от его руки бывших друзей, о том, как в морском сражении гибла «Морриган». Начинался «тот самый» сон по-разному — то в летнем лесу, то посреди заснеженных просторов. Шэй во сне знал, что на кого-то охотится, держал руки на оружии. Каждый раз впереди появлялся человек в костюме ассасина. Шэй безо всякого предупреждения вскидывал духовое ружье, или выхватывал пистолет. Противник оборачивался — уже тогда, когда ему в спину вонзался клинок или в него летела пуля. И только тогда Шэй видел лицо под ассасинским капюшоном — свое собственное. Разве что лицо это было моложе — тот ассасин, из снов, не старел, ему по-прежнему было лет двадцать пять, не больше.

— Что же теперь изменилось? — спросил Хэйтем. — Говори, Шэй. Даже если Коннор подслушивает… впрочем, вряд ли… Ничего такого, чем он бы мог воспользоваться, не услышит.

— Приснилось, когда уже шли сюда, в Нью-Йорк, — повел плечами Шэй. — Все то же самое. Только это был не я. Это был Коннор. И я, как обычно в этом сне, не мог сделать уже ничего, чтобы не… чтобы не убить. Наверное, это потому, что я думал о вас обоих, волновался, что случилось с Коннором за эти полтора года…

— Ничего подобного не произойдет, Шэй, — после паузы произнес мистер Кенуэй, уставившись в свой опустевший бокал. — Я провел в Бостоне столько времени не только потому, что вместе с Чарльзом пытался наладить руководство Патриотами. Я наблюдал за Коннором. Мне вовсе не хотелось хоронить сына, который вляпался в какую-нибудь ерунду и совершенно бессмысленно погиб. Впрочем, Коннор оправдал мои надежды — он в своем возрасте уже умеет оценивать перспективы, предугадывать последствия, и весьма неплох в бою. Но у меня и времени поспать почти не оставалось, честно говоря… Надеюсь поспать хотя бы сегодня. И надеюсь, что твои сны, Шэй, рядом со мной тоже уйдут.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мистер Кормак отхлебнул из фляги, задержал дыхание — и почувствовал, как стало легче. Возможно, потому, что высказал свои сомнения и страхи. Возможно, потому что понял, что те же страхи преследуют и Хэйтема, но тот ищет способы с ними бороться. И еще на душе стало теплее от мысли, что в Хэйтеме он не ошибся — разумеется, в том, что его дела в Бостоне так внезапно завершились, не было никакой случайности.

— В этом доме мне не снится ничего из того… о чем я рассказывал тебе, — кивнул Шэй. — Рассказать тебе про Францию? Или, если ты устал, то можем действительно отложить это до завтра.

Мистер Кенуэй остро глянул на флягу в руке любовника и с сомнением произнес:

— Кое в чем Коннор был прав — если мы и завтра удалимся под этим предлогом, у него несомненно возникнут вопросы.

— Не возникнут, — ухмыльнулся Шэй.

— Однако у меня есть сомнения, что ты продержишься до конца рассказа, если продолжишь пить такими темпами, — не среагировал на высказывание Хэйтем. — К тому же смешивать благородное вино с тем, что ты обычно пьешь под парусом…

— Хороший ром, почти не разбавлен, — парировал мистер Кормак. — А опасаешься ты зря, потому что здесь, — он булькнул флягой, — не больше десяти унций. Мне просто не хватит, чтобы набраться.

Хэйтем поднялся, прозвонил и скомандовал:

— Ну что ж, раз так — идем.

— Куда? — Шэй поднялся легко, пара бокалов вина никак не отразились на его мироощущении. — В кабинет? Или… м-м-м… в спальню?

— В сад, — как ни в чем ни бывало отозвался мистер Кенуэй. — Там я смогу быть уверен, что нас никто не подслушает. Дороти, — он обратился к пришедшей на звонок горничной, — со стола можно убрать. И, будь добра, принеси еще одну бутылку шабли. Это приоритетнее, чем уборка.

— Минуту, сэр, — девушка поклонилась и выскользнула из комнаты.

Хэйтем направился в холл, и Шэй поспешил за ним. Можно, конечно, выбраться и через окно, в которое влез Коннор перед ужином, но совершенно точно следует накинуть плащ — в апреле тепло только днем, а ночью почти по-зимнему холодно. Мелькнула мысль, что в плаще поверх рубахи тоже будет прохладно, но Шэй ее отверг — ром согреет, если будет холодно. А Хэйтем, конечно, к ужину оделся прилично, не замерзнет.

Горничная Дороти, спешащая в столовую с бутылкой вина, приостановилась и направилась на шум. А потом и протянула уже одевшемуся хозяину открытую бутылку — и при этом ни взглядом, ни жестом не выразила удивления, словно это было в порядке вещей, что хозяин с гостем после ужина удаляются в ночь, прихватив с собой вино.

Хэйтем уже распахнул дверь на улицу, впустив в холл порыв стылого ветра и свет фонаря у двери, когда Шэй неуверенно произнес:

— А бокал? Тебе не нужен бокал?

— Обойдусь, — насмешливо бросил мистер Кенуэй и шагнул в слабый рассеянный свет за порогом.

Шэй опешил. Неужели Хэйтем собирается пить из горла?! Мистер Кормак был абсолютно уверен, что такого не видел никто из всех тех, кто окружает любовника — из высшего ли света или из деловых контактов…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Однако Хэйтем нетерпеливо его окликнул, и пришлось поспешить.

 

========== Апрель 1772, Нью-Йорк — 2 ==========

 

В саду было темно, и стоило отойти на несколько ярдов от фонаря, как Шэю пришлось воспользоваться особым зрением. В саду еще лежал подтаявший снег, скрывавший своими сероватыми очертаниями все, что было под ним. На фоне сероватого снега виднелась беседка. На крыше ее снега уже не было — видно, сюда днем попадало солнце, — и она выглядела, как сказочный замок посреди вековых гор.